пилотирования и снайперское умение пользоваться огневыми средствами. К концу войны он имел на своем счету 558 боевых вылетов, провел 90 воздушных боев, в которых сбил 21 вражеский самолет. Ему по заслугам было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.
Выпуская таких летчиков на свободную охоту, мы привыкли не удивляться их успехам, порою совершенно невероятным.
10 февраля, в середине дня, мне позвонил генерал Благовещенский и приказал готовиться к перебазированию в Любен. При этом было сообщено, что вместе с нами на любенский аэродром планируется посадить полк из другой дивизии. Командир корпуса собирался сам побывать там, осмотреть все лично и затем дать дополнительные указания о размещении нас и соседей.
А через два-три часа мы узнали, что во время осмотра аэродрома машина генерала Благовещенского наскочила на мину и он тяжело ранен. На санитарном самолете, в сопровождении истребителей, его отправили во фронтовой госпиталь. Все очень сожалели о случившемся. А. С. Благовещенский принадлежал к числу таких командиров, которых подчиненные не только уважают, но и любят искренней сыновней любовью.
В командование корпусом вступил генерал В. М. Забалуев - бывший командир 7-й гвардейской истребительной дивизии. Его заменил там мой заместитель подполковник Г. А. Лобов.
Наше перебазирование осложнилось резким изменением погоды. Ливший всю ночь сильный дождь превратил полевой аэродром под Трахенбергом в настоящее болото. О взлете с него и думать было нечего. Попытки как-то осушить взлетную полосу ни к чему не привели. Для дивизии возникла реальная угроза стать небоеспособной на длительное время. А противник мог воспользоваться моментом нанести удар по аэродрому и уничтожить завязшие в грязи самолеты.
Я собрал руководящий состав дивизии, полков и обслуживающих батальонов. Стали искать выход из создавшегося положения. И нашли. Решили строить на возвышенном месте новую взлетную полосу. Одновременно позаботились об усилении прикрытия аэродрома зенитной артиллерией и договорились с командованием соседней истребительной дивизии о выделении воздушного патруля.
Двое суток, не прекращая работы даже ночью, трудились все. От строительства новой взлетной полосы я освободил только поваров да часовых. И она была создана. Правда, весьма ограниченной длины. Перед взлетом пришлось облегчать истребители за счет резкого сокращения боекомплекта и количества горючего в баках. К месту старта их тащили буквально на руках.
Первым, показывая пример, взлетел инспектор по технике пилотирования майор П. Н. Силин. За ним последовали остальные.
Мы считали, что нам повезло. Другие авиачасти нашей воздушной армии, оказавшись в подобной же обстановке, были надолго выведены из строя. Пришлось частично разбирать самолеты и автомашинами буксировать их на новые базы.
Не обошлось без неприятностей и у нас. Противник очень энергично пытался воспрепятствовать использованию бывшего его аэродрома в Любене. Туда то и дело наведывались группы 'фокке-вульфов' и 'мессер-шмиттов'. Они бомбили взлетно-посадочную полосу, подсобные постройки, обстреливали людей из передовых комендатур, высланных нами заранее, пытались сбивать заходящие на посадку самолеты. Когда из Трахенберга подошла группа Ла-5 под командованием Героя Советского Союза подполковника В. П. Бабкова, ее атаковала восьмерка вражеских истребителей. В тот момент наши самолеты уже выпустили шасси. Лишь одно звено во главе с Бабковым находилось еще вверху, осуществляя прикрытие. Несмотря на численное превосходство противника, оно смело бросилось на 'фокке-вульфов'. Немцы боя не приняли.
Вскоре вслед за тем прилетел командующий воздушной армией генерал С. А. Красовский. Вместе с ним мы обошли весь аэродром. Он советовал, как лучше разместить самолеты, беседовал с летчиками, интересовался, в чем дивизия нуждается. Мы уже направлялись в штаб, когда увидели группу истребителей, приближающуюся к аэродрому на большой скорости. За самолетами тянулись шлейфы дыма.
- Это еще что такое? - удивился Степан Акимович. - Уж не парад ли в честь командующего устраиваете?
Я присмотрелся и ахнул: да это же 'фокке-вульфы'! Не раздумывая, потянул генерала за рукав к канаве, на дне которой виднелась вода. Но медлить было нельзя, и мы плюхнулись в эту грязную воду. В ту же секунду рядом взорвалось несколько бомб.
Второго захода фашисты не сделали: путь им преградило успевшее подняться в воздух дежурное звено. Внезапным ударом они нанесли нам потери: один человек был убит, девять ранено и шесть самолетов выведено из строя.
- Ну и порядки у вас, - ворчал командующий, выбираясь из канавы.
Командиру полка Соболеву и мне основательно досталось за промахи в организации прикрытия аэродрома. Мы заверили генерала, что подобных случаев больше не повторится. В дальнейшем ввели постоянное дежурство истребителей над аэродромом, и уже до самого конца войны противнику ни разу не удалось застигнуть нас врасплох.
На другой день после того памятного происшествия я разговаривал с генералом Красовским по телефону, и от него впервые узнал, что 11 февраля погиб командир 6-го гвардейского бомбардировочного корпуса Иван Семенович Полбин. Он вел группу Пе-2 на бомбежку крепости Бреславль. В момент пикирования его самолет был подбит вражескими зенитками и врезался в землю. Это был 158-й боевой вылет Ивана Семеновича. В апреле 1945 года его посмертно наградили второй Золотой Звездой Героя Советского Союза.
С Иваном Семеновичем Полбиным меня связывала многолетняя боевая дружба. И нет нужды распространяться здесь о том, как я воспринял эту утрату.
Продолжая наступление, советские войска окружили и другой город-крепость Глогау. Там засело 18 тысяч вражеских солдат и офицеров.
Пал Лигниц. Наши наземные войска вышли к реке Нейсе.
До полной и окончательной победы оставалось рукой подать, но противник все еще упорствовал. На отдельных направлениях ему удалось сосредоточить довольно значительные силы авиации. Появились даже усовершенствованные истребители ФВ-190А. Эта модернизированная машина имела двигатель с водяным охлаждением, а внешне отличалась от своих предшественников несколько удлиненным фюзеляжем.
Наибольшим ожесточением характеризовались воздушные схватки над рекой Нейсе. Они являли собой неотъемлемую часть борьбы за плацдармы. И как везде, советские летчики надежно удерживали здесь господство - количественное и качественное.
Безраздельное господство в воздухе позволяло нам переключить часть истребителей на наземные цели. Генерал Красовский был активным сторонником этого. На нас он воздействовал различными способами. Иногда просто подзадоривал, разжигал своеобразное соперничество.
В составе 2-й воздушной армии были две истребительные дивизии, вооруженные самолетами Ла-5 и Ла-7. Одной из них командовал я, другой - полковник В. И. Давидков. Как-то встретившись с Давидковым, я простодушно спросил:
- Почему командующий всегда ставит тебя в пример за действия по наземным целям? Может быть, ты придумал что-то новое?
- Брось шутить, - взъерепенился мой собеседник. - Вчера я за это нагоняй получил. Генерал Красовский посоветовал у тебя поучиться.
С удивлением оглядев один другого, мы, не сговариваясь, от души рассмеялись. Вот оно что! Оказывается, Степан Акимович применил по отношению к нам излюбленный прием училищных инструкторов: хвалить летчика заглазно, а при разговоре с ним самим побольше отмечать недостатков. Не берусь судить, насколько хорош этот метод в принципе, но факт остается фактом: ни мне, ни Виктору Иосифовичу Давидкову вреда он не причинил, а какую-то пользу, вероятно, принес.
Службу под началом генерала Красовского мы и сейчас вспоминаем по-доброму. Этот безусловно талантливый военачальник за свою долгую службу в авиации научился превосходно управлять не только огромными массами людей, но и всей гаммой чувств любого, отдельно взятого человека. Одних он брал в полон своей крестьянской хитрецой, других - знанием дела. А всех вместе располагал к себе своей доступностью, постоянной готовностью выслушать по самому, казалось бы, незначительному, чисто личному вопросу, способностью не только повелевать, а и убеждать. Очевидно, это осталось у него от военного комиссара первых лет революции и гражданской войны. Сам щедро наделенный от природы пытливым умом и практической сметкой, он очень ценил такие же качества и в подчиненных, всячески поощряя командиров думающих, постоянно ищущих наиболее эффективные способы боевого использования авиации. Эталоном для всех нас Степан Акимович по справедливости считал И. С. Полбина, безвременная гибель которого буквально потрясла его.
В период весенней распутицы командующий воздушной армией не уставал напоминать нам, что противник, как и мы, вынужден теперь базировать свою авиацию скученно, почти исключительно на стационарных аэродромах. Следовательно, налицо наилучшие возможности для уничтожения ее на земле. Он требовал резко активизировать штурмовые действия по вражеским аэродромам.
Мы, естественно, усилили воздушную разведку и постоянно держали наготове группы истребителей с подвешенными бомбами. Подходящую цель раньше других выследил старший лейтенант М. Е. Рябцев. Выполняя очередной разведывательный полет, он доложил по радио о скоплении вражеской авиации на аэродроме Зарау. Я приказал командиру 2-го гвардейского полка немедленно нанести удар.
Ударную группу возглавил командир эскадрильи 'Монгольский арат' старший лейтенант И. Т. Кошелев. Группу прикрытия повел командир 1-й эскадрильи старший лейтенант П.
