с противником, оказалось нелегко. Между полками простирались участки, не занятые нашими войсками. На одном из таких участков по машине ударил пулемет. Он находился всего в сотне метров от нас. Но то ли фашист поторопился, то ли был неопытным пулеметчиком очереди прошли мимо.
Растеряйся хоть на секунду шофер - и мы бы погибли. Но сержант Усатый не зря считался опытным водителем. Не снижая скорости, он мгновенно свернул в ближайшую лощину и понесся по ней, чтобы укрыться за небольшой высотой. Я едва успел вскинуть автомат, как машина оказалась уже там, куда не доставали пули.
Благополучно разминувшись со смертью, мы поехали дальше, соблюдая меры предосторожности.
В самое тяжелое время, когда обстановка требовала стабильного, твердого и умелого руководства войсками, у нас вдруг началась смена командования армии. В конце ноября генерал-лейтенант К. Н. Галицкий был переведен на должность командующего 11-й гвардейской армией. Вместо него прибыл генерал-полковник Н. Е. Чибисов.
Несмотря на строгость и требовательность Галицкого, нам жаль было расставаться с ним. Ведь под его руководством войска 3-й ударной в течение года успешно провели две крупные наступательные операции. С ним было связано также становление многих офицеров армейского штаба.
Новый командарм имел иной характер. Спокойный и уравновешенный, хорошо знавший военное дело, обладавший большим опытом практической работы в войсках, он в разговорах с подчиненными никогда не повышал голоса. Мне приходилось бывать с ним на наблюдательном пункте. Помню, как хладнокровно выслушивал он по телефону даже самые неприятные доклады командиров дивизий, давал короткие дельные указания. Он никогда и никому не грозил снятием с должности. Работать с ним было нетрудно.
У Чибисова сразу установились очень хорошие взаимоотношения с членом Военного совета генералом А. И. Литвиновым. А это тоже имело серьезное значение. Плохо, когда в руководстве нет единого мнения, взаимопонимания: от несогласованности страдает порой дело.
Почти одновременно с командующим сменился и начальник штаба. 17 октября в нашу армию прибыло (без войск) недавно сформированное управление 79-го стрелкового корпуса. Командиром его был назначен наш генерал-майор Ф. А. Зуев. А вместо Зуева на должность начальника штаба армии прислали генерал-майора В. Л. Бейлина.
На меня новый начштаба произвел благоприятное впечатление. Он умело разбирался в оперативной обстановке, быстро реагировал на все изменения, был энергичен, трудоспособен, не чурался любой работы: сам писал различные указания, распоряжения. Вениамин Львович очень скоро завоевал авторитет у начальников отделов, установив с ними ровные деловые отношения.
При планировании боевых действий генерал Бейлин ограничивался, как правило, разработкой двух документов: карты-решения и боевого приказа. Никаких планов мы не составляли. Такая практика сокращала время на подготовку операций, но не всегда была наилучшей. Ведь в подобных случаях трудно было заранее согласовать вопросы взаимодействия различных родов войск.
Командный пункт армии в этот период располагался севернее озера Язно, в центре оперативного построения армии. Размещались мы в холодных, сырых землянках. Остро ощущалась нехватка продовольствия и боеприпасов.
Положение войск армии с каждым днем ухудшалось. Дивизии были растянуты на широком фронте, очертание которого напоминало большую дугу, обращенную своей вершиной в сторону Пустошки. Никаких резервов у нас не было. В ближайшем тылу армии находилось озеро Язно, вытянувшееся с запада на восток более чем на 15 километров. Это облегчало противнику задачу окружения наших войск, даже сравнительно небольшими силами. Именно в этом направлении немцы пытались нанести удар, стремясь захватить те немногие пути сообщения, которые связывали нас с тылом.
Не имея превосходства над нами, но зная наше критическое положение, гитлеровцы попытались окружить шесть дивизий, которые действовали севернее озера, и нанесли удар с востока. Чтобы отразить наступление, были брошены все свободные подразделения. Пришлось ослабить другие участки. За первую половину дня противнику удалось продвинуться на два километра, но затем он был остановлен. В этом бою осенняя распутица оказалась нашим союзником.
Надо учесть, что немцы хорошо снабжались, имели достаточное количество боеприпасов. А личный состав нашей армии несколько суток не получал продовольствия, в соединениях не было горючего, кончились снаряды, патроны и мины. После блестящей Невельской операции войска 3-й ударной оказались в безрадостном положении.
Среди ночи меня вызвал генерал-майор Бейлин. Начальник штаба был явно взволнован. Он приказал немедленно разработать план отвода всех войск армии из занимаемого ими мешка. Я опросил, какие письменные указания получены по этому вопросу из штаба фронта. Бейлин сослался на разговор по ВЧ.
Я отправился к себе в землянку выполнять полученное задание. Может, это покажется странным, но мне, штабному работнику, воевавшему с 1941 года, впервые приходилось планировать отход своих войск. Причем задача была не из легких. Все шесть дивизий имели соприкосновение с противником. Войска могли отходить лишь по одной лесной дороге, разбитой настолько, что по ней с трудом двигались автомашины. В течение одной ночи можно было вывести по этой дороге не более двух дивизий. Этого мало. Нам было необходимо, чтобы отвод войск остался незамеченным для противника. Иначе он мог сорвать наши планы.
Я пригласил из штаба артиллерии майора Буцкого: вместе с ним к утру мы подготовили по карте предложения на вывод дивизий из занимаемого района. Основная роль по прикрытию отходивших соединений возлагалась на артиллерию: она должна была отойти в последнюю очередь. Вся работа, чтобы избежать кривотолков и паники, осуществлялась в глубокой тайне.
Наши предложения были доложены генерал-полковнику Чибисову. Он согласился с ними. Я приступил к подготовке плана вывода войск и соответствующих боевых распоряжений командирам корпусов и дивизий. К вечеру план был отправлен командующему фронтом. А ночью штаб армии, поднятый по тревоге, перешел в новый район - южнее озера, к населенному пункту Казенные Лешни. Весь день мы потратили на устройство отделов штаба, на налаживание связи с оставшимися на прежних рубежах войсками.
Близилась ночь, в течение которой должны были выйти через коридор две дивизии. Однако дать сигнал на отход мы не успели: из штаба фронта сообщили, что отход нашей армии Ставка не утвердила. Нам надлежало немедленно вернуться на прежнее место. Одновременно сообщалось, что на усиление армии направляется корпус в составе двух дивизий.
До конца ноября бои продолжались с переменным успехом. Гитлеровцы яростно атаковали позиции наших войск. Самые трудные испытания выпали на нашу долю 1 декабря. В этот день фашисты, сосредоточив значительные силы в районе Турки, Перевоз, перешли в наступление на узком участке против нашей 200-й стрелковой дивизии, растянутой по фронту. Имея большое превосходство, гитлеровцы потеснили дивизию на три-четыре километра, форсировали реку Уша и атаковали высоты, примыкавшие к населенному пункту Сомино, близ которых проходила единственная дорога, связывавшая войска армии со станцией снабжения. Создалась реальная угроза окружения наших соединений, находившихся к северу от озера Язно.
Из приказа командира 23-й гитлеровской пехотной дивизии генерала Гуранна, захваченного нашими разведчиками в ходе боев, стало ясно, что дивизия эта переброшена сюда из-под Новгорода с задачей перейти в наступление и совместно с другими войсками отрезать и уничтожить нашу 3-ю ударную армию. 'От успеха этого наступления, - говорилась в приказе, - будет зависеть обстановка на боевом участке группы армий 'Север'... Результаты его скажутся и на Восточном фронте в целом...' Далее в приказе говорилось, что 'противник сильно измотан и в отношении подвоза поставлен в исключительно неблагоприятные условия'.
Об обстановке, в которой пришлось тогда действовать частям нашей 28-й стрелковой дивизии на этом направлении, довольно подробно рассказал мне уже знакомый читателю майор В. М. Звонцов.
- В одну из ночей, когда дождь чередовался со снегом, а дороги были окончательно разбиты, 88-й стрелковый полк, поднятый по тревоге, совершил двадцатикилометровый форсированный марш из самого северного выступа мешка к его горловине, в район севернее Сомино. Полком после ранения Лихобабина командовал опытный и волевой полковник Изнанкин, который успел быстро познакомиться с комбатами и другими офицерами полка. При выходе к Казенным Лешням, когда полк повернул к востоку, командира и меня, начальника штаба полка, вызвали в оперативную группу штаба армии, размещавшуюся в тесном домике на опушке леса.
Там вы, Георгий Гаврилович, ознакомили нас с обстановкой, обратив особое внимание на критическое положение в узком коридоре, связывавшем войска армии с тылом. Оборонявшаяся там 200-я стрелковая дивизия осталась без боеприпасов, связь с нею прервалась. Нам было приказано занять оборону на самом узком участке коридора и остановить противника. На следующий день в этот район должны были прибыть и остальные полки нашей дивизии, а пока нам была обещана помощь артиллерией...
Мы догнали полк, уже втянувшийся в большой сосновый лес, - продолжал В. М. Звонцов. - Командир полка без промедления поставил перед батальонами задачу: достигнуть насыпи недостроенной железной дороги, возможно дальше продвинуться вдоль нее к востоку, до рассвета окопаться и организовать оборону, не надеясь на соседей. Мне он приказал сколотить небольшой резерв из штабных
