офицеры и генералы получили награды Родины. Я был награжден орденом Кутузова II степени.
Столица нашей Родины Москва трижды салютовала войскам 3-й ударной за их успешные боевые действия.
Бросок на Берлин
1
Третью ударную вывели в резерв фронта. Сдав свою полосу польским дивизиям, армия совершила марш на юго-запад и сосредоточилась в районе небольшого города Кенигсберг, километрах в двадцати от реки Одер.
23-я и 52-я стрелковые дивизии 12-го гвардейского корпуса заняли оборону по восточному берегу Одера на участке протяженностью 30 километров: от Нидер-Кренина до Альт-Рюдница. Все остальные соединения находились в тылу, приводили себя в порядок после боев в Померании, принимали пополнение, занимались боевой учебой.
Наш штаб удобно разместился в деревне Штрезов на берегу живописного озера Гроссер-Зее. Вокруг простирались леса, еще по-зимнему темные и неприветливые. Однако днем пригревало солнце, в воздухе уже чувствовалась весна.
Жили мы и работали по московскому времени, которое на два часа опережало местное. Получалось так, что вечер здесь наступал гораздо позже, чем у нас в России. Я долго не мог привыкнуть к такой перемене.
Активных действий армия пока не вела. Штабные офицеры, разумеется, пытались определить наши перспективы, предусмотреть дальнейший ход событий. Если нам прикажут наступать строго на запад, то армия, форсировав Одер, пройдет значительно севернее Берлина. Некоторые товарищи вздыхали: жаль, мол, что не придется самим громить фашистское логово.
Как бы ни развивались события, дальнейший наш путь вперед лежал через Одер, левый берег которого находился в руках противника. А опыта форсирования крупных водных преград дивизии нашей армии не имели.
Учить войска преодолевать водные преграды при помощи табельных и подручных средств - на этом было сосредоточено основное внимание всех командиров и инженерных начальников. При обучении использовалось все, что могло держаться на воде, вплоть до бревен и досок.
Занятия по форсированию водных преград проводились на ближайших озерах, как правило, в сумерках или на рассвете.
Одновременно командиры соединений и частей, штабы и политорганы уделяли большое внимание тактической подготовке войск. С каждой ротой было проведено по два-три тактических учения. На батальонных учениях с боевой стрельбой отрабатывались вопросы взаимодействия подразделений между собой и с родами войск, а также формы и способы ведения боев в населенном пункте и в ночных условиях. Командиры полков, офицеры штабов и политработники большую часть времени проводили в подразделениях, обучая солдат, сержантов и младших офицеров.
Армия получала пополнение за счет бойцов, вернувшихся из госпиталей. Кроме того, было много молодежи, призванной на военную службу из недавно освобожденных районов. Приходили и те, кто был некоторое время в плену. Эти люди требовали особого внимания и заботы.
Численность дивизий в 12-м гвардейском и в 79-м стрелковом корпусах в среднем была доведена до 5200 человек. Роты насчитывали в своем составе по 60 - 80 человек.
В каждом полку создавался штурмовой батальон. Отбирали в эти батальоны молодых, физически крепких и уже побывавших в бою солдат и сержантов. Туда назначались лучшие командиры и политработники, тоже, как правило, имевшие опыт ведения ближнего боя.
Обучение штурмовых батальонов велось на специально оборудованных участках местности под личным руководством командиров полков. Отрабатывались элементы и приемы боя, применяемые при прорыве оборонительных позиций противника и при штурме городских укрепленных объектов.
Особое внимание уделялось усилению партийных и комсомольских организаций. Из-за потерь, понесенных в Померании, распались многие ротные парторганизации. Их восстанавливали, принимая в ряды партии отличившихся воинов или перераспределяя по подразделениям имевшихся коммунистов, а также за счет тех товарищей, что прибывали с пополнением.
Плоды большой и напряженной работы вскоре дали себя знать. К началу апреля в армии насчитывалось 550 первичных организаций и 831 ротная парторганизация. Они объединяли 17 923 коммуниста. В стрелковых ротах было по 4 - 6 членов партии, в организациях танковых рот и артиллерийских батарей - до 30 коммунистов в каждой.
В нашем оперативном отделе серьезных изменений не произошло. Отдел состоял из политически грамотных офицеров, прошедших хорошую боевую школу. Многие имели высшее и среднее образование. Значительная часть людей работала в отделе по два-три года и начиная с Великих Лук участвовала во всех боевых делах армии.
Не 'прижился' у нас подполковник Пластинкин. Его перевели на другую должность, а к нам вместо пего пришел майор И. Ф. Вильховой, который был начальником оперативного отделения в штабе 207-й стрелковой дивизии. В отдел были взяты также майор А. Г. Овчинников, капитан И. П. Шушемоин (из штаба 33-й стрелковой дивизии), майор К. К. Муравьев (из штаба 23-й гвардейской дивизии) и майор В. Т. Михмель (из оперативного отдела штаба 12-го гвардейского стрелкового корпуса). Эти новые товарищи быстро сжились со 'стариками', усвоили наш стиль работы.
Роль начальников направлений выполняли мои старшие помощники. В 12-м гвардейском корпусе - майор И. Ф. Вильховой, в 79-м корпусе - подполковник Б. В. Вишняков. Помощником у него был майор К. В. Кузнецов, исполнительный и весьма грамотный офицер, прибывший к нам в отдел из 28-й стрелковой дивизии. Направленцем в 7-м корпусе являлся майор Н. Н. Аинцев. В помощь каждому из направленцев я выделил по одному офицеру, с тем, чтобы в период боевых действий они, чередуясь, выезжали в войска.
Подготовкой и оборудованием командных и наблюдательных пунктов теперь занимался майор В. Т. Михмель. Наш ветеран майор Ванчиков неизменно ведал офицерами связи, а также следил за охраной и комендантской службой на командном пункте.
Представление боевых донесений и оперативных сводок лежало на подполковнике В. М. Звонцове, которому помогал образованный и аккуратный капитан Шушемоин. Василий Михайлович Звонцов к этому времени стал вполне сложившимся офицером-оператором армейского масштаба.
Дисциплина в оперативном отделе была строгая, но не жесткая. Строилась она на высоком сознании офицеров и постоянном чувстве ответственности за порученное дело. В то же время каждый из работавших в отделе, вплоть до машинистки, гордился своей службой. А это, безусловно, способствовало слаженности и спаянности коллектива.
Подавляющее большинство офицеров оперативного отдела были коммунистами. Все они по-партийному относились к своим служебным обязанностям и являлись примером исполнения воинского долга.
Коммунисты наши были очень загружены и часто находились в разъездах. Это требовало гибкости в партийной работе. Парторг Василий Михайлович Звонцов учитывал такие особенности. Упор делался на индивидуальную работу. Партийные собрания, как правило, проводились накоротке. Выступления были конкретными, немногословными. Усилия коммунистов направлялись на лучшее выполнение боевых задач.
Работа нашей парторганизации усложнялась и тем, что в ней состояли командарм и начальник штаба армии. В силу занятости они присутствовали лишь на немногих собраниях. О планах парторганизации, об очередных партийных делах Звонцов информировал их, когда принимал партийные взносы или когда приносил на подпись донесения в штаб фронта.
Как парторг В. М. Звонцов действовал всегда в тесном контакте со мной. Мы заранее обсуждали вопросы, выносимые на партийные собрания. Обычно мы вместе решали, как будет наш коллектив встречать революционные праздники, кого и как надо отметить. Если позволяла обстановка, устраивали торжественные заседания.
2
Снова сменился командующий армией.
В середине марта Николай Павлович Симоняк сказал мне, что имел резкий и неприятный разговор с маршалом Жуковым, вызванный каким-то незначительным фактом. Работать в таких условиях он не может, поэтому решил послать телеграмму в Москву с просьбой, чтобы его отозвали.
Николай Павлович был весьма скромным и в то же время бесстрашным и прямым человеком. О таких говорят, что они не боятся ни врагов, ни начальства. Симоняка очень ценил командующий Ленинградским фронтом маршал Говоров. А вот на 1-м Белорусском фронте для нашего командарма все сложилось иначе. Вероятно, сыграло свою роль и то, что стремительный, динамичный характер боевых действий был непривычен для Николая Павловича.
Бывает иногда, что некоторые качества полководца, положительные и полезные в одних условиях, могут обернуться при других обстоятельствах отрицательной стороной. Так произошло и в данном случае. Стремление находиться ближе к передовой, самому чувствовать пульс боя помогало Симоняку, когда он командовал бригадой и дивизией. Были ли необходимы такие качества командиру корпуса - я не уверен. Но командарму подобные тенденции скорее мешали.
В самом деле. Армия - организм большой и сложный. В ее полосе могут вершиться одновременно несколько серьезных событий, требующих единого и четкого руководства. Но Симоняк, не изменивший своим привычкам, находился, как правило, на НП вблизи от передовой. Оттуда он видел только один участок, в лучшем случае мог непосредственно влиять на действия одного из корпусов. Другие события выпадали из его поля зрения. Всеми остальными соединениями зачастую руководил штаб во главе с Букштыновичем. Ведь чтобы связаться с Симоняком, требовалось время, а интересы дела не допускали малейшего промедления. Нечего греха таить: армия имела достаточно сил, чтобы предотвратить в Померании прорыв
