- Вы не представляете себе, Люс, как я рад за вас. Да разве один я? Фройляйн Габи, пожалуйста, соорудите кофе. Вы не хотите выпить, Люс?
- С удовольствием.
- Коньяк, пожалуйста, фройляйн Габи. Тогда, может, чего-нибудь перекусить? Старый осел, я не удосужился спросить вас об этом сразу...
- Почему <старый осел>? Вы думаете, что в тюрьмах по-прежнему голодают? Вполне сносная еда... Спасибо... Вы милый человек, Шварцман...
- Я рассчитывал, что вы приедете ко мне первому. Впрочем, куда вам сейчас еще ехать, если не ко мне?
- Да как вам сказать... В тюрьме показывают цветные сексуальные сны, а в нашем городе есть куда заглянуть по этому поводу. Слушайте, Шварцман, мне нужны деньги.
- Сколько?
- Тысяч тридцать - тридцать пять от силы.
- Эти деньги я смогу дать. Вам надо получить эти деньги сегодня?
- Нет проблемы, Шварцман. Можно подождать до завтра. Теперь дальше. Мне надо уехать.
- Вы хотите отоспаться? Я понимаю.
- Нет, я отоспался в тюрьме. Года на три вперед. Мне надо уехать по делу. На месяц, два...
- Это невозможно, Люс. У меня подписаны договоры с кинотеатрами. Вы должны закончить ваш фильм в ближайшие три недели...
- Вам выгодно, чтобы картина появилась как можно скорее, пока у всех в памяти наш скандал? Его забудут через несколько дней, уверяю вас, Шварцман. Пресса подкинет какие-нибудь сенсации про хиппи, и все бросятся на новенькое. Моим врагам выгодно, чтобы меня как можно скорее забыли...
- Я понимаю, Люс, я все понимаю, но с меня - именно поэтому владельцы кинотеатров потребуют неустойку, если я не передам им ваш фильм к сроку...
- Какова сумма неустойки?
- Думаю, очень большая...
- Я отслужу неустойку, Шварцман. Дело в том, что в тюрьме я задумал новую ленту.
- Ну и прекрасно. Закончите эту и немедленно войдете в следующую... У меня просто-напросто нет средств, чтобы внести неустойку. Вы же знаете, что и под эту картину я получил ссуду в банке, а это было нелегкое дело получить под вас деньги. Что за тема нового фильма?
- Об этом пока рано говорить.
- Фильм будет игровым?
- Не знаю. Пока не знаю. Скорее всего, сплав актерской игры с хроникой...
Шварцман поднялся, прошелся по кабинету, то и дело вытирая шею платком - он сильно потел, когда волновался.
- Если это связано с документалистикой, я попробую поговорить кое с кем на Кудаме*: они прокатывают оскопленную шведскую порнографию, ваша задумка может их заинтересовать.
_______________
* К у д а м (сокр.) - Курфюрстендам - улица в Западном Берлине,
где сконцентрированы крупнейшие кинотеатры.
- Спасибо, - сказал Люс. - Только это еще не точно документалистика...
- Новый фильм будет автобиографичным, связанным с вашим делом?
- Как сказать...
- Сказать мне надо правду.
- Если я скажу <да>?
- Тогда я спрошу, кто будет играть роль вашей подруги. На это клюнут...
- Этого не будет. Не в этом смысл моего замысла.
- Тогда ваше предприятие никого не заинтересует. Если бы вы пошли на то, чтобы рассказать зрителям про свой интимный мир, мне удалось бы что-нибудь придумать. Толпа любит подглядывать в замочную скважину.
- Как вы думаете, во что может вылиться неустойка? Приблизительно, весьма приблизительно?
- Тысяч двести. Не меньше.
- Но я же доделаю этот наш фильм! - сказал Люс. - Ну, скажем, через два месяца мы его сдадим... Это никак не повлияет на сумму неустойки?
- Об этом сейчас преждевременно говорить, Люс. Вероятно, в дальнейшем что-то мы сможем получить назад. Но об этом сейчас рано говорить.
- Я очень сожалею, милый, - сказал Люс, поднимаясь, - но мне придется вас огорчить... Если вы не сможете договориться о пролонгации картины, этой картины или же что-нибудь придумать с новой, я вынужден буду уплатить вам неустойку...
- У вас нет денег, Люс.
- Я, быть может, останусь голым, но я задумал эксперимент. К этому эксперименту рано или поздно приходит каждый художник, Шварцман...
- Что за эксперимент? - устало спросил продюсер, тоже поднимаясь.
- Чехов писал, что надо по капле выдавливать из себя раба. Вот этим я и решил заняться в тот месяц, под который просил у вас деньги.
От Шварцмана Люс поехал к владельцу радиозаводов Клементу фон Зеедле. Их познакомили месяцев пять назад, и Зеедле сказал тогда, что собирается вложить деньги в кинопроизводство. <Заезжайте, - предложил он тогда Люсу, - обменяемся соображениями. Я, естественно, не очень-то разделяю ваши политические концепции, однако искусство ваше впечатляет, и равнодушных я не видел - одни хотят линчевать вас, другие собирают деньги на прижизненный памятник. Заезжайте, быть может, договоримся о чем-то на будущее>.
- Здравствуйте, рад вас видеть, Люс, - сказал Зеедле. - Я был огорчен, узнав о ваших неприятностях. Кофе? Коньяк?
- Спасибо. У меня к вам деловой разговор.
- Кофе не мешает делам... Кстати, неприятности кончились или остались хвосты?
- Все кончилось.
- Ну и слава богу... Я был убежден в этом...
Кабинет у Клемента фон Зеедле, в отличие от маленького бюро Шварцмана, был громадный, обставлен новой мебелью, но не той, которая рекламируется как <самая удобная и надежная>, а особой, сделанной на заказ в Скандинавии, из светлого дерева; кресла обтянуты настоящими тигровыми и леопардовыми шкурами, на стенах не репродукция с Гогена, а настоящий Пикассо и Сальвадор Дали.
В отличие от Шварцмана, владелец радиозаводов не стал вызывать секретаршу, а сам заварил кофе и поставил перед Люсом чашку.
- У меня родилась идея, господин Зеедле. Идея нового фильма.
- Спасибо, что пришли ко мне. Польщен. Когда бы вы смогли начать работу?
- Сегодня.
- Прекрасно. Сколько это будет мне стоить?
- Первый взнос - двести тридцать тысяч.
- Это ерунда. Это не деньги. Каким будет второй взнос?
Люс почувствовал, как его тело, все это время напряженное (из-за этого ему было неудобно сидеть в машине, и у Шварцмана, и здесь), стало прежним, упругим и подвластным ему. Он откинулся на спинку стула и вытянул ноги.
- Я не совсем готов к ответу, но думаю, что мы уложимся в семьсот тысяч, от силы в миллион.
- Я советовался с моими друзьями... Они говорили мне, что прокат требует сейчас лишь широкоформатных цветных лент... Вы знаете об этом?
- Да.
- Простите, что я задал вам этот вопрос, но многие режиссеры считают, что целесообразнее выражать идею в черном цвете, - продолжал Зеедле. Теперь последнее... Тема вашей новой работы?
- Я не умею рассказывать замысел. Что-то про банду. Пиф-паф, коварство, ум, ловкость, насилие, смерть...
