сердца?
- Выпей коньяку, я же говорил тебе...
- Нет, сейчас мне совсем плохо...
- На... Положи под язык. Это нитроглицерин.
- Спасибо. Он сразу растаял, это ничего?
- Так и должно быть...
- Что делать с Айсманом?
- Сложный вопрос. Ты что предлагаешь?
Холтофф 'достал из кармана пакет и передал его Штирлицу:
- Спрячь это. Тут кое-что на Айсмана. Здесь достаточно материалов, чтобы утопить его. Не надо здесь смотреть! Зачем ты здесь смотришь?
Штирлиц удивился:
- А вдруг ты суешь мне какой-нибудь государственный <топ-секрет>? Меня возьмут с ним и посадят на десять лет, и ты будешь счастлив, разве нет?
Холтофф похолодел. Он смотрел Штирлицу в глаза, окруженные мелкой сеткой морщин, которые казались под стеклами очков особенно глубокими.
- Покажись врачу, - посоветовал Максим Максимович. - Не играй с сердцем, старина, с ним шутки плохи...
И углубился в изучение материалов на Айсмана. Он долго рассматривал фотографии, на которых тот был запечатлен расстреливающим женщин в Освенциме; было там несколько фотокопий постановлений на ликвидацию узников с санкцией Айсмана; было показание старухи еврейки про то, как Айсман лично убил двух ее малолетних внучек...
- Да... - сказал наконец Исаев. - Материал страшный. - Он протянул конверт Холтоффу: - Возьми. Зачем ты даешь это мне? Почему бы тебе самому не распорядиться? Прокуратура совсем рядом с твоим домом, да и времена иные...
- Это должно исходить от другого человека.
- А почему этим <другим человеком> должен быть я?
- Потому, что к Айсману тянутся нити от красного... А им ты занимаешься... А Берг, получив эти материалы, прижмет Айсмана и посадит его, а из-за решетки он мне не страшен, он там будет молчать...
- А может быть, послать эти материалы в газету?
- Кто их пошлет?
- Аноним... - ответил Исаев и задумчиво посмотрел па Холтоффа. Аноним...
- Аноним есть аноним, Штирлиц... Ты же знаешь пашу печать...
- А если отправить это в Бонн?
- Там это смогут прикрыть. Берг этого прикрывать не станет.
- Разумно, - произнес Исаев очень медленно, чуть не по слогам. - У тебя есть телефон Берга?
Холтофф отхлебнул глоток воды со льдом из высокого стакана и ответил устало:
- Конечно. Какой тебе? Домашний или рабочий?
- Рабочий, естественно. Я же буду делать официальное заявление...
- 88-67-76. Запиши.
- Не надо. Я пока еще умею запоминать. 88-67-76. Сейчас я вернусь, погоди минуту.
- Куда ты?
- Я позвоню и запишусь к нему на прием. Прямо с утра. Я приду к нему завтра первым и поговорю до того, как начнется обычная нервотрепка...
- Не надо первым, - быстро сказал Холтофф. - Я у него завтра буду с экспертами в девять. Не надо нам сталкиваться там, бога ради...
- Ты к нему надолго?
- На час-полтора...
- Хорошо. Сейчас. Я позвоню именно отсюда, тут безопасно...
Исаев отошел к телефону, который стоял на столике у входа, и набрал номер. Холтофф напряженно прислушивался к разговору Штирлица с секретарем Берга. Когда тот вернулся на место, Холтофф сказал:
- Я буду завтра ждать тебя здесь же. В три. Успеешь к этому времени?
- Да. Я думаю, да. Теперь последнее: откуда ко мне попал этот пакет? Допустим, он меня спрашивает. Что я отвечаю? Твоя версия?
- Получи гарантию у Берга, что Айсман будет посажен, и пусть он тогда приводит меня к присяге.
- Все в порядке, - доложил Айсман Бауэру, - он ушел к Ульбрихту, а завтра в десять будет у Берга с материалами. С прекрасными материалами, компрометирующими фашистского головореза Айсмана...
- Ну что ж, - ответил Бауэр, - в добрый час. Поздравляю с удачей. Значит, завтра в десять пятнадцать они будут скомпрометированы, а мы подведем черту под этим делом, достаточно нам всем поднадоевшим...
6
Уважаемый Максим М. Исаев!
Я отвечаю на Ваши вопросы в той же последовательности, в какой
Вы их поставили...
1. Действительно, в 1945 - 1946 годах я был руководителем отдела
декартелизации. Мне вменялась в обязанность борьба против преступного
германского промышленного бизнеса, виновного в том, что Гитлер пришел
к власти, а также в том, что он развязал войну. Вы спрашиваете: в
связи с чем я оставил свой пост? Я не о с т а в л я л своего поста.
Я был у в о л е н.
2. Летом 1946 года я был приглашен к мистеру Келли и его
помощнику м-ру Д. Ф. Лорду, которые просили меня не привлекать к
ответственности Айсмана, поскольку он, по их словам, <был завербован
и работал над выявлением особо опасных нацистских преступников>. Я
отказался подчиниться этой <просьбе>. Уже тогда, по моим сведениям,
г-н Айсман начал выполнять определенные задания картеля Дорнброка,
который, правда, действовал нелегально, прикрываясь фиктивными
директорами, игравшими в независимость и антинацизм. Несколько раз
аппарат генерала Макклея предлагал мне <выпустить пар> и не <давить
на бедных немцев, которые лишь выполняли свой долг>. Я не считал себя
вправе идти на сделку с совестью. Я продолжал расследования,
арестовывал пособников нацистов, которые начали прятаться за ловко
придуманную личину <людей, не имевших возможности сопротивляться
диктату аппарата партии>.
3. Я не просто подвергался давлению со стороны лиц, связанных с
немецкими монополистическими картелями. Я был ошельмован ФБР вкупе с
людьми из комиссии Маккарти и обвинен в <коммунистической подрывной
деятельности>. Вздорность этого обвинения была очевидна. Однако мне
потребовалось два года для того, чтобы опровергнуть это обвинение.
Естественно, как только это обвинение было предъявлено, мои
руководители отстранили меня от работы по декартелизации, а вслед за
тем я был уволен из армии.
Я готов предоставить в распоряжение прокурора Берга все те
документы, которыми я располагаю и поныне.
С наилучшими пожеланиями
Аверелл У. Мартенс,
адвокат.
P. S. Естественно, что письмо обязано быть приобщено к делу,
которое ведет прокурор Берг>.
7
Берг проснулся и сразу же посмотрел на часы. Было четыре часа утра. В дверь кто-то настойчиво звонил.
