акции, цена доходит до тысячи долларов... Продают 'комодити', то есть бумаги, заметьте это себе. Я, шеф концерна, который смог купить 'мистера игрек', затаившись; жду; мои дилеры на страже. И, как только получаю сообщение, что 'игрек' победил, мои дилеры на всех биржах мира начинают стремительно скупать 'горящие' акции по тысяче долларов. Скупают тотально, делая меня монополистом товара. Сбив поначалу цену с двух тысяч до тысячи, я-то был уверен, что стану получать от 'игрека' реальный товар, а не бумаги, и не за тысячу долларов, а за пятьсот. А дело моих дилеров снова взвинтить цену - теперь уж под царствующего 'мистера игрек'. Словом, с каждой единицы товара я получил пятьсот долларов прибыли. А когда взвинчу цену, моя прибыль составит полторы, две тысячи за единицу товара. Это сотни миллионов долларов чистого барыша, если не миллиард... При этом, понятно, я заранее тайно, через третьих лиц скупил весь реальный товар у 'мистера игрек' по пятьсот долларов, то есть стал реальным хозяином товара заранее. Риск? Да, бесспорно. В случае, если 'игрек' не придет к власти, я могу оказаться если и не банкротом, то позиции в мире бизнеса потеряю.
- Действительно, сюжет поразителен.
- Это не сюжет, мистер Степанов, это жизнь, а она всегда трагедийна. Проследите, как танцевали акции многих компаний накануне переворота в Чили. Или проанализируйте, как ртутно скакали цены на акции Родезии накануне прихода к власти национального правительства; за спиною, если так можно выразиться, этих скачков стояли кланы, интересы которых тайны, могущественны и не управляемы никем, кроме двух- трех стариков, страдающих язвенной болезнью или гипертоническими кризами...
- Очень интересно проследить связи между людьми, втянутыми в кровавую игру, я это имел в виду, когда говорил про сюжет...
- Тогда есть сюжет почище... Интересы политиков и банкиров сплетаются еще более явственно - при всей тайности предприятия, - когда начинается игра на повышение.
- А это как?
- Это так: я ставлю на того же 'мистера игрек'. Как и в случае 'шорт', я знаю, что он придет к власти двадцать пятого мая в девять утра, именно утром, ибо я должен начать игру на бирже в тот момент, когда 'игрек' сядет к микрофону в президентском дворце, в кресло, залитое кровью убитого предшественника, и обратится к нации со словами поздравления по поводу избавления от тирании коммуниста 'икса' или националиста 'зета', или правого экстремиста 'даблью'. Понятно, я поставил условием прихода 'игрека' к власти то, что в течение ближайших двух лет он не будет продавать свое серебро или марганец ни одной корпорации, но возьмет в Международном валютном фонде кредит под будущий товар из расчета две тысячи пятьсот долларов за единицу товара. Я заранее подписываю договор с 'игреком' о том, что он будет лишь мне продавать товар через два года за пятьсот долларов. И я начинаю через своих дилеров взвинчивать цену. Начинаю покупать за тысячу долларов, тысячу двести, тысячу четыреста... Начинается бум, все кидаются покупать акции, которые пошли в цене... 'Игрек' взял власть. Товар никому не продает, только мне. И через два года я пускаю на бирже акции 'игрека' по моей, монопольной цене.
- Мистер Вернье, мне было очень интересно слушать вас, многое прояснилось, спасибо... Последний вопрос... Один наш с вами коллега, точнее говоря, одна - речь идет о журналистке, выдвигает версию возможной связи концерна Дигона с делом Грацио... Как вы относитесь к такого рода допуску?
- Эту журналистку зовут Мари Кровс, не так ли? Дело в том, что эта версия не столько ее, сколько моя, во-первых. Я выдвинул ее месяца четыре назад, когда мы были неразлучны с Мари, во-вторых. И, в-третьих, эта версия базируется не на допуске, но на тех фактах, которые я вам открывать не намерен.
- Почему?
- Да потому, что мне жаль вас. Вас уничтожат, если узнают про то, что вы знаете. Меня, впрочем, тоже, поэтому молчу.
30
15.10.83 (19 часов 49 минут)
- Он мелкий, трусливый сластолюбец, - очень тихо сказала фрау Элизабет Пике доктору Кроллю. - Я прожила с ним девятнадцать лет, видела его в разных переплетах... Все те годы, что мы были вместе, я, в сущности, ждала, когда он попадет в Лапы какой-нибудь бабенки. Дети - ни Мари, ни Ганс - не верили мне, любили его больше, чем меня, потому что он хороший актер... Теперь наконец они убедились в моей правоте, теперь они со мною...
- Но карты говорят, что он был искренен с вами, - сказал доктор Кролль, тронув длинными пальцами с обгрызанными ногтями червового туза. - Впрочем, я готов посмотреть по старогерманскому раскладу, рейнский вариант незаменим в такого рода коллизиях... Вы родились в маленькой деревне, что спускалась по ущелью к берегу Рейна, не правда ли?
- Да, именно там, - ответила Элизабет Пике, и большие красивые глаза женщины сделались испуганными, а потому беззащитными. - Мне говорили, что вы знаете все про тех, кто к вам приходит, но я не могла представить, что вы можете угадать даже место рождения...
- Это просто, - отрезал доктор Кролль. - Я настроился на вас, я выполняю свою работу, фрау Пике, причем весьма высокооплачиваемую, я раскрепостил мои магнитные поля и отдал вашим полям свою энергию. Я даже увидел сейчас, какой была ваша деревня: всего двадцать, тридцать дворов, не более того; лишь два или три новых дома, остальные старого типа, с деревянным каркасом, очень много красной герани в окнах, разве я не прав?
- Да, - женщина завороженно кивнула, - у нас в деревне было всего три новых дома, вы совершенно правы...
Доктор Кролль неторопливо раскидал карты, отбросил семь последних в сторону, закурил, сожалеюще заметил:
- Вы еще любите его? Или карта лжет?
- Не знаю. Иногда ненавижу, но порой мне, в сущности, жаль его...
- А как быть с трефовым королем, что подле вас?
- Это другое.
- Ну, хорошо, и что же это? Как объяснить это другое? Вы увлечены им? Или обычная дань естеству?
- Не знаю. Наверное, мне нужен рядом именно такой человек.
- Вы преклоняетесь перед ним? Он умен? Силен? Надежен? Богат? Или он покорил вас другими качествами? Девятка червей, лежащая между вами и этим королем, странная карта, в такого рода рейнском раскладе она свидетельствует о разном, как толковать. Вы хотите, чтобы я остановился на этом аспекте вашего настоящего и будущего?
- Да, - чуть помедлив, ответила Элизабет Пике. - Хотя я живу в прошлом, я не верю в будущее, его, в сущности, нет уже для меня...
- Это как сказать... Как сказать. - Доктор Кролль открыл карты, лежавшие под пиковой дамой, раскидал их веером; первыми лежали девятка, десятка и король пик. - Это к смерти, фрау Пике, нет, нет, не к вашей. Скорее, к гибели кого-то из близких... Вы еще считаете вашего мужа своим близким?
- Не знаю.
- Если хотите, я могу обратить этот удар на того, кто враг вам... За вами решение... Или все-таки вы хотите вернуть его?
- Да, я хочу его вернуть... Не для себя - для Ганса, мальчик, в сущности, привязан к нему...
- Расскажите мне, - тасуя (карты, поинтересовался доктор Кролль, - на что острее всего реагирует ваш бывший муж? На мягкость иди силу? На страх или на радость? Что точнее всего может на него подействовать?
- Он трус, невероятный трус, я же помню, что он говорил мне, когда мы были молоды, он лишен стержня...
- Словом, вам кажется, что если я попытаюсь что-то предпринять в плане ваших интересов, то это надо делать без экивоков, сразу, наотмашь?
- Только так.
- Расскажите что-нибудь такое, за что можно уцепиться. Если только вы и вправду намерены просить меня, чтобы я вернул его вам... Что может испугать его?
- Не знаю, - растерянно ответила женщина. - Я знаю про него все, но не знаю, чем его можно испугать... Я думала, он вернется, когда дети перестали видаться с ним... Наверное, ему станет очень страшно, если он не сможет и дальше содержать Ганса, помогать ему.
- Он любит детей?
