времени делившихся между сыновьями. Они были обречены на голод – и XI век наполнен описаниями постоянно повторяющихся голодовок: 'Люди дошли до того, что вырывали друг у друга падаль и прочие отвратительные отбросы, – писал хронист о голоде 1033 года. – Некоторые, спасаясь от смерти, ели лесные коренья и водоросли – всё напрасно!' Даже в урожайные годы единственной мечтой крестьян было сытно поесть; они рассказывали друг другу легенды о святых, кормивших толпы людей семью хлебами, и о сказочной стране Коккань, где 'молочные реки текут в кисельных берегах'.
Крестьянам было запрещено иметь оружие, и они были беспомощны перед всадниками в железных доспехах. Но иногда отчаяние толкало их на восстания, они собирались с косами и серпами и подступали к замку; из замка выезжал отряд рыцарей – и начиналась расправа с бунтовщиками. Вот как описывает средневековый роман расправу, которую чинил граф нормандский Рауль:
Уцелевшие бежали в леса и скрывались там, иногда нападая на одиноких всадников. Подобно Робин Гуду, они вели жизнь разбойников – господам приходилось опасаться этих лесных молодцов с тугими луками. Вся рыцарская литература наполнена ненавистью и отвращением к крестьянам – особенно к тем, которые внезапно выходят из леса: 'Из леса появился молодой крестьянин, – повествует рыцарский роман. – Он зарос длинной щетиной чернее угля, у него были толстые щёки и огромный приплюснутый нос, большие широкие ноздри и уродливые жёлтые зубы'. А вот как выглядел (в собственных глазах) благородный рыцарь:
На боку у прекрасного рыцаря висело то, что делало его прекрасным и благородным – длинный железный меч, его главное сокровище, которое он нежно называл по имени и иногда поклонялся ему как богу. Жизнь благородного рыцаря была совсем непохожа на жизнь крестьянина: с весёлой компанией друзей он проводил время на охоте, мчался через чащу, загоняя вепрей и оленей – а потом пировал в своём замке: на стол подавались дичь и зажаренные на вертеле поросята, рекой лилось вино и бродячие певцы исполняли рыцарские баллады. Бревенчатые стены пиршественной залы были завешаны домоткаными коврами с изображением битв, мебель была простой и грубой, а на полу собаки глодали кости – время роскоши и изящества ещё не пришло, так же как и время образованности и набожности. Рыцари были неграмотны; они считали, что учиться – значит 'повредить душу'; они не знали молитв и не уважали монахов. Они с удовольствием обирали купцов на дорогах и грабили чужие сёла – а потом воевали с соседними сеньорами, жгли их поля и деревни, опустошали округу. Это был их образ жизни, война и грабёж: ведь у каждого рыцаря было несколько сыновей, старший из них наследовал поместье, а остальным приходилось добывать богатство копьём и мечом.
Священники приходили в отчаяние от этого разбоя, от постоянных частных войн; они предоставляли в церквях убежище всем гонимым и вместе с крестьянами воздвигали на перекрестках дорог большие деревянные кресты – рыцари не должны были трогать тех, кто, спасаясь от погони, прильнул к кресту. В начале XI века епископы предложили франкскому королю Роберту обязать сеньоров клятвой на священном писании: 'Я не стану отнимать у поселян ни быка, ни коровы, – должны были обещать рыцари, – я не буду хватать ни крестьянина, ни крестьянки, ни купца; я не буду отбирать у них деньги и заставлять их платить выкуп… Я не буду подвергать их ударам, чтобы отнять у них средства к существованию…' Срок действия этой клятвы распространялся на время сева – и только; церковь не осмеливалась требовать большего. Она много раз пыталась установить 'Божий мир', запрет на войны и грабежи хотя бы с вечера пятницы до утра понедельника – но безуспешно. Весной 1095 года, когда церковный собор в Пьяченце снова обсуждал вопрос о 'Божьем мире', из Константинополя прибыли послы от императора Алексея – они просили помощи против подступавших к городу тюрок. Папа Урбан II ухватился за эту мысль: провозгласить крестовый поход против тюрок, за освобождение Святой Земли, Иерусалима, – и, отправив туда всех рыцарей-разбойников, установить 'Божий мир'. Осенью папа созвал новый собор в центре раздираемой войнами Галлии, в Клермоне; он пригласил туда не только священников, но и рыцарей всей Европы. На широкой равнине под Клермоном он обратился к огромной толпе с речью:
– Земля эта, которую вы населяете, – говорил папа, – сдавлена отовсюду горами и морем, она стеснена вашей многочисленностью и едва прокармливает тех, кто её обрабатывает. Отсюда проистекает то, что вы друг друга кусаете и пожираете, ведёте войны и наносите друг другу множество ран. Пусть же прекратится между вами ненависть, пусть смолкнет вражда и утихнут войны…
– Пусть выступят против неверных те, кто злонамеренно привык вести войну против единоверцев… Да станут отныне воинами Христа те, кто раньше были грабителями!
И людское море, стоявшее на равнине, всколыхнулось и исторгло единый крик:
– Так хочет бог! Так хочет бог!
КРЕСТОВЫЙ ПОХОД
Мечи обнажив, рыскают франки по городу,
Они никого не щадят, даже тех, кто
молит пощады…
Римский папа поручил всем монахам и священникам проповедовать крестовый поход для освобождения Гроба Господня в Иерусалиме. Епископы уговаривали благородных рыцарей, а монахи шли в деревни и обращались к простому народу; самым красноречивым из этих монахов был Пётр Пустынник, ходивший босиком, в грубой мешковине, надетой на голое тело; он увлекал за собой толпы людей. Монахи обещали крестоносцам отпущение грехов и вечное блаженство на небе – и люди тут же нашивали на свою одежду кресты, продавали имение и собирались в поход. В то время, когда рыцари ещё готовились в путь, толпы крестьян двинулись через Германию на юго-восток, с ними шли женщины, не захотевшие оставлять своих мужей, и старики, мечтавшие лишь о том, чтобы умереть в Святой Земле. У них не было проводников, и летописцы говорят, что тысячи людей шли за козой, на которую, как они верили, снизошёл Святой Дух, – подходя к каждому городу, они спрашивали, не Иерусалим ли это. Взятые в дорогу припасы скоро кончились, и крестьяне просили милостыню, а потом стали грабить тех, кто отказывался давать им хлеб или деньги. Они особенно нападали на евреев, богатых торговцев и ростовщиков, обитавших в городах на Рейне. «Вот мы идём отомстить магометанам, – говорили крестьяне, – а тут перед нами евреи, которые распяли нашего Спасителя; отомстим же прежде им!»
Страдая от голода и столкновений с местными жителями, толпы крестоносцев-крестьян прошли через Венгрию и Болгарию и достигли Константинополя. Император Алексей знал о силе тюрок и понимал, какая судьба ожидает крестьян; он советовал Петру Пустыннику подождать с переправой в Азию – но охваченные энтузиазмом крестоносцы не послушали старого полководца. Стотысячная толпа переправилась через пролив и вскоре встретилась с непобедимой конницей завоевателей Азии. Исход битвы был ужасен: по свидетельству современника, после боя тюрки сложили на берегу высокую гору из трупов с крестами на одежде. Так закончился крестовый поход бедноты.
Летом 1096 года вслед за крестьянами в путь собрались рыцари. В Европе ещё не видели такого
