Во дворе появляется Б р и т о у с о в а с тележкой в руках, доверху нагруженной разнообразным товаром.
Б р и т о у с о в а(вмиг оценив обстановку, З а о з е р с к о м у). Ага, не успел покинуть психушку, как снова смущаешь людей своими бредовыми и опасными мыслями! снова из-за тебя происходят сражения, льется кровь и ломаются копья? снова бродишь ты по берегу поря, вороша всякую дрянь, и выдавая себя за собирателя разных сокровищ? за открывателя великих законов вселенной?
З а о з е р с к и й(с достоинством, вставая из-за стола). Не понимаю, Нинель, зачем ты так сильно кричишь? да, я, как природный философ и тонкий наблюдатель природы, предпочитаю тихое и ненавязчивое уединение, прогулки пешком вдоль берега моря, во время которых нисходят на меня великие озарения; но я, Нинель, вовсе не нов в этом своем подходе к природе; вспомни, в конце-концов, француза Руссо, вспомни Декарта, Лейбница и Спинозу; вспомни, наконец, грека Сократа, который вообще считался в народе распутником и пропойцей, и кончил весьма и весьма плачевно, отравленный насмерть по приговору суда; а между тем, Нинель, имя его пережило эпохи.
Б р и т о у с о в а(зловеще). Ты тоже скоро кончишь пла чевно; если не бросишь своих собутыльников, слушающих тебя раскрыв рот (небрежный кивок в сторону К о з а д о е в а), если не бросишь свою драную шавку, свои бесцельные прогулки у моря и наблюдения за тайнами глупой природы, то скоро снова возвратишься в психушку.
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(скороговоркой). Он и о дочери совсем не заботится, и на семью ему совсем наплевать! вернулся из отпуска таким же блаженным, каким туда когда-то отправился! мало ему своего сумасшествия, так еще и зятя сумасшедшего одобряет; станет теперь в семье два дурака, станут теперь на пару открывать законы природы!
Б р и т о у с о в а(так же зловеще). Это мы еще посмотрим, сколько дураков в семье сохранится!
А р к а д и й(с блаженной улыбкой, похлопывая себя по кар ману). А что, и откроем, нам теперь все нипочем! нам татарам что в лоб, что по лбу! женюсь, мама, женюсь; год терпел, а теперь женюсь окончательно! а там уж прости-прощай, – отправимся на природу путешествовать автостопом.
П о л и н а М а т в е в н а(пытаясь быть агрессивной). И зря ты, Нинелъ, причислила к собутыльникам моего заслуженного моряка Козадоева; он, между прочим, никакой не Сократ, и в пьяных делах никогда не замечен!
К о з а д о е в(поправляя фуражку, слегка отстраняясь от З а– о з е р с к о г о); Да уж, чего не бывало, того не бывало; со многими плавал, везде побывал, а ни с какими Сократами в жизни не знался; мы люди морские, мы чего не положено, того никогда делать не будем!
О к с а н а(кричит). Вы что, опять взялись за старое? опять с ума все посходили? кричите Бог знает о чем, а на меня и Аркадия вам совсем наплевать?!
Б а й б а к о в(важно выдвигаясь вперед). Позвольте, дру зья, позвольте, но я, как представитель науки, должен внести в дискуссию необходимую ясность; упоминаемые здесь имена Руссо, Сократа и Лейбница, относятся скорее к области созерцательной философии, чем к науке серьезной, основанной на точном математическом исчислении; общение с природой, безусловно, необходимо, и даже полезно современному теоретику; но, господа, не будете же вы всерьез утверждать, что просто так, походя, от нечего делать, созерцая красоты бездушной природы, можно открыть что-нибудь путное? времена созерцателей, живущих в тиши, на лоне природы, давно и прочно канули в Лету; нельзя повторить подвиг Ньютона, открывшего в цветущем саду, с помощью обыкновенного яблока, упавшего ему, извините, прямо на голову, один из основных законов вселенной; а потому все разговоры, все намеки уважаемого Иосифа Францевича о неких глобальных и необычайных законах, открытых им во время прогулок, у моря, в обществе, извините, обыкновенной собаки, являются попросту выдумкой и шарлатанством; они несерьезны, друзья, да, несерьезны, и строгой научной критики попросту не выдерживают! (Расшаркивается перед с л у ш а т е л я м и.)
З а о з е р с к и й(кричит). Протестую! Тысячу, миллион, сто миллионов раз протестую! Времена Ньютонов отнюдь не прошли; метод Жан-Жака Руссо, метод тихого и ненавязчивого созерцания, отнюдь не утратил значения и сегодня; открытый мною закон всемирного роста камней возник как раз из тихого созерцания, из ненавязчивых прогулок вдоль берега моря, прерываемых разве что лаем собаки да вечным шумом прибоя, настраивающим на тихие и глубокие мысли. (Воодушевленно, не так громко.) Думаю, что не за горами то время, когда мой закон будет признан лучшими учеными современности; метеориты, между прочим, тоже долгое время отрицались наукой; а ведь они такие же камни, как и мои простые булыжники, – основа и скрижали всего, что происходит в подлунном мире! (Поднимает с земли спортивную сумку, высыпает из нее на стол кучу мокрых камней, многие из которых не отличишь от простого булыжника;подносит камни к глазам, рассматривает со всех сторон, некоторые даже целует, причмокивая от удовольствия, полностью погло щенный этим занятием.)
Б р и т о у с о в а(возмущенно). Нет, я этого не переживу! Основа и опора всего – ежедневная торговля на рынке! Приходят и уходят народы, гибнут цивилизации, строятся я разрушаются города, и только лишь он – вечный и прочный рынок, гордо стоит посреди хаоса и разрухи; вновь воскресает из пепла и дыма, как легендарная птица Феникс; не было бы рынка, не было бы и жизни на нашей планете; не было бы рыбного ряда, не было бы и продолжения человеческого рода; о, этот прекрасный запах лежалой рыбы, – не овощей, не свинины, не тухлых яиц, а именно долго лежащей рыбы, – как сладко, как восхитительно ласкаешь ты ноздри усталой рыночной женщины! о бальзам, о целебная влага на раны всякого уставшего человека! слава тебе в веках, в тысячелетиях, в долгой и нескончаемой вечности! (С пафосом.) Пройдут годы, истлеют века, потухнет Солнце, замерзнет Земля, и над руинами разрушенных, вмерзших в вечную мерзлоту городов будет виться лишь он: почти что исчезнувший, уже никому, к несчастью, ненужный, запах тухлой селедки; последнее, что осталось от погибшего человека; и поэтому любое покушение на рыночную торговлю, на рыбный ряд и запах селедки, любое отрицание их первородства, признание в качестве основы чего-то другого, есть по кушение на самое сокровенное. (Пронзительно кричит.) Такое покушение есть святотатство, и человека, его допустившего, необходимо распять. (Зловеще, вытянув палец в сторону брата.) Отрекись от своих мокрых камней, отрекись от их мнимого первородства, признай первородство рыбного ряда, рыбной торговли и рынка вообще; признай, безумец, или погибнешь ты смертью ужасной и страшной; ибо это говорю тебе я, Бритоусова, женщина из местного рыбного ряда!
З а о з е р с к и й(вскакивая на скамейку, протягивая вперед руку). Протестую, во имя науки и справедливости, – протестую! Проходят тысячелетия, гибнут цивилизации, сгорают в огне и вновь воскресают цветущие города, и только лишь они, – вечные камни, остаются незыблемыми и неподвластными разрушению! на камнях выбиты скрижали и эпитафии, из них отесаны могильные плиты и камни стен бесчисленных городов; ими мостят улицы и дороги; из них сложены пирамиды; под толщей вод неведомого океана хранят они тайну исчезнувшей Атлантиды; дом, пост роенный на каменном основании, переживает дом, построенный на песке; из камней построены Колизеи, театры, дворцы, бани, плотины, а заодно уж и ваши презренные рынки, на которых в рыбных рядах торгуете вы своим залежалым товаром; они, вечные и неподвластные времени камни, непрерывно растут, выталкивая вверх горы и континенты, являясь тем чудным перпетуум мобиле, тем вечным двигателем цивилизации и прогресса, на котором и вертится все на Земле; они, безусловно, являются главным
