оборванца!
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(патетически). Ах ты, невежливая и агрессивная торговка селедкой!
Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а(внезапно успокаиваясь). Да, это уж точно, чего не отнять, того не отнять! хочешь жить – торгуй селедкой на рынке! суетись, работай лок- тями, занимай пораньше с утра место в рыбном ряду; раскладывай селедку к селедке, отгоняй огромных прожорливых мух, рви глотку на покупателей и товарок; гони пинками уличных нахальных воришек, радуйся каждой совершенной покупке, упивайся густым селедочным духом, настоянным на звоне медных монеток, а также монеток серебряных, гривен, рубликов, карбованцев, долларов, – вечной, пьянящей наваром, манящей тугою мошною, наживе; радуйся тугой заветной мошне, кричи от радости прямо в раскаленный, похожий на рыбий зрачок, небесный зенит; мы своего не упустим; мы в своем праве, мы – гильдия наварщиц и базарных хозяек; мы, – твердо стоящие на земле женщины из рыбных рядов; мы, – законодатели местных бесхитростных нравов, сурово наказывающих любого, кто станет у нас на пути; мы, мы, мы, – одним еловом мы, хозяева жизни из рыбного ряда!
Голос Н и н е л ь Ф р а н ц е в н ы вздымается ввысь, грохоча над городом подобно торжествующей иерихонской трубе; гимн ее селедке и вообще рыбной торговле подобен чтению высокой поэмы; п р и с у т с т в у– ю щ и е совершенно подавлены и повержены ниц этим мощным и торжественным гимном.
Из своих дверей, собравшись идти на рынок, выходят А н т о н и д а И л ь и н и ч н а и П о л и н а М а т в е е в н а; в руках у них большие сумки с необходимым для торговли товаром; кое-где из щелей этих сумок также видны рыбьи головы и хвосты; последние реплики Н и н е л ь Ф р а н ц е в н ы товарки встречают бурными аплодисментами.
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а.Браво, браво, Нинель Францевна, сам себя не похвалишь – никто не похвалит! и то правда – мало говорится хорошего в наш адрес, в адрес торговых базарных женщин, особенно женщин из рыбного ряда; из каких-нибудь других, не таких важных рядов, – к примеру из мясного, или из овощного, – то и дело слышатся похвалы покупателей; и картошка, дескать, у них уродилась с голову человека, и свиные хари чуть ли не как живые лежат на прилавке, разве что не моргают, не хрюкают, и не бьют копытом о землю; и только из нашего, из рыбного ряда, то и дело слышим мы недовольные возгласы о якобы большом количестве мух, о недостаточном весе, посоле, и даже обмане и обсчете клиентов, который мы, продавцы, якобы допускаем.
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(весело). Конечно, если прев ращение кильки в селедку считать не обманом, а ежедневной узаконенной операцией, вроде завтрака, ужина, или обеда, то ругают вас, безусловно, напрасно.
О к с а н а(отчаянно). Мама, ну о чем вы сейчас говорите? ведь вы не об этом должны сейчас говорить, – не о селедке, и не о том как ругают женщин из рыбного ряда; потому что, мама, сегодня произошло нечто прекрасное; такое необыкновенное и большое, что ты должна хотя бы на день забыть о своих рыбных проблемах.
А р к а д и й(восторженно и бессмысленно улыбаясь). Да, хотя бы на день, а может быть, и на два дня, и на три, и даже на пять; потому что, Антонида Ильинична, сегодня случилось невероятное происшествие; вы просто ахнете, когда я вам все расскажу.
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(ни на кого не обращая внимания, продолжая развивать начатую ранее тему). И только нас, стойких и закаленных бойцов рыбного ряда вечно попрекают за разного рода грехи и обман, вечно чистят на чем свет стоит; как будто в других рядах не происходят безобразия куда более страшные; как будто там не обсчитывают покупателей на суммы куда более крупные.
К о з а д о е в(задумчиво). Нет, на более крупные, чем у вас с Полиной Матвеевной, думается мне, обсчитать невозможно.
П о л и н а М а т в е е в н а (укоризненно). И ты туда же, Василий Петрович, идешь по стопам своего собутыльника? тоже бросаешь камушек в свой огород, тоже рубишь сук, на котором сидишь? ну что же, давай, заведи себе лохматую жучку, уйди из дома, ночуй на берегу, на кучах старых засушенных водорослей, в компании чаек, крабов, и открывателей таиных законов вселенной; дело нехитрое, дорожка к нему давно уж протоптана.
О к с а н а(кричит). Ах, мама, ну что же вы все не о том, да не о том?! почему не хотите остановиться, и не послушать наконец-то меня? вы, мама, совсем считаете меня глупой девчонкой!
А р к а д и й(бессмысленно и весело). Эх, мама, где наша не пропадала! прощай, жизнь холостая, прощайте, закадычные друзья и подружки, прощаюсь с вами теперь навсегда! возьмемся за руки, уйдем на природу, и будем любить друг друга, как птицы!
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(игнорируя и эти реплики). И вот наконец находится женщина, истинный патриот рыбного ряда (торжественно указывает пальцем на Б р и т о у с о– в у), которая дает отпор всем этим гнусным и позорным наветам; всем этим слухам, распускаемым людьми никчемными, и ни на что в жизни не год ными.
Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(продолжая стоять с расставленными в стороны руками, неожиданно опуская их, говорит невпопад). Уж мы-то годные, будьте уверены! уж мы-то одних научных трудов несколько сотен за жизнь накопили! уж мы-то занимаемся настоящей наукой!
Б а й б а к о в(так же неожиданно, в том числе и для себя самого). Уж мы-то великому Ньютону возражать не намерены!
З а о з е р с к и й(презрительно). Подумаешь – Ньютон! са мое главное как раз и не смог разглядеть!
К о з а д о е в. Это ты про камни, Иосиф Францевич, говоришь?
З а о з е р с к и й. А про что же? конечно, про них; ему ведь только яблоко на голову сорвалось, вот он и не сумел распознать закон всемирного роста камней; вот если, к примеру, ему бы камень на макушку упал…
О к с а н а(в отчаянии). Мама, папа, вы что, с ума все посходили?
А р к а д и й(вопит). Ура, женись, сегодня же вечером не пременно женюсь!
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(игнорируя и эти реплики). Да, говорю я, – и вот наконец находится женщина, в прошлом скромный труженик медицинского фронта, вынужденная не от хорошей жизни влиться в наши ряды; вовсе не оратор, не писатель, и не поэт; которая так хорошо говорит о нашем труде, как не скажет и сам Лев Толстой, хоть проси его об этом целый день на коленях.
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч. Да уж точно, – Лев Толстой, будь он даже и жив, о рыбном ряде писать ни за что бы не стал!
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(и глазом не моргнув). А потому, спасибо тебе большое, Нинель Францевна, и дай я тебя за все расцелую! (Спускается вниз, целуется с Б р и т о у с о– в о й.)
П о л и н а М а т в е е в н а. А меня, а меня забыли зачем? (Присоединяется к обеим т о в а р к а м.)
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(язвительно). Какое трогательное начало дня! труженики местных рыбных рядов братаются накануне большой и тяжелой путины!
Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а(гневно сверкнув очами). Да что же это такое творится, Антонида Ильинична?! да что же он себе позволяет, этот выродок, этот изгой, это
