— Что?
— Бессмертие — это как?
— Ну, это, конечно, в идеальном случае. И в дальнем будущем. Нас уж раз сто как не будет, — ответил Слава. — Если же без фантазий, то сегодняшний эксперимент может подарить человечеству, прости за красивые слова, лет двести-триста.
— То есть?
— Человек будет жить примерно в три раза дольше.
— Да? — хмыкнул я недоверчиво. — А кому такая жизнь нужна? В три раза больше мучиться?
— Мы рассматриваем только научный аспект проблем, — заметил мой собеседник.
— Хорошо-хорошо, — поднял я руки. — Триста лет живет ворон… черепаха… А как человек?
— Могу лишь в общих чертах, — сказал Слава. — Все остальные вопросы к товарищу Лившицу.
— Кстати, — вспомнил я. — А что академик так к нашему Исааку не ровно?.. И нервно?..
— Это у них борьба мнений, — усмехнулся мой коллега. — У Лады, ну, Ладынина, есть своя теория. Теория внеземного происхождения жизни на Земле. Мол, летела комета с микроорганизмами, плюхнулась на нашу мертвую планетку. И слава внеземному Творцу… Ну и так далее.
— Ну и что?
— Запретили Самуилычу экспериментировать: мол, и теория неверна, и электричества пожирает «Альта» до хрена, — прорифмовал Слава.
— Хрендя, — согласился я. — И до чего, значит, Лившиц дотрекался?
— Как? — не поняли меня.
— Чего сообразил-то?
Слава пожал плечами и в общих чертах объяснил мне новейшую теорию гражданина и человека Лившица И.С. Как известно, человеческий мозг есть компьютерная система. Следовательно, эта система имеет всевозможные программы жизнедеятельности человека. Но если есть программа Жизни, то должна быть и программа Смерти. Последний эксперимент дает возможность узнать структурное строение Первоосновы. Расшифровав структуру Первоосновы, можно будет вскрыть программу Смерти. И попытаться её перепрограммировать. Изменить исходные данные, заложенные природой-матушкой. В позитивную, разумеется, сторону. Например, замедлить общее старение клеток, что увеличит функциональную их деятельность в два-три раза. То есть у человечества есть шанс жить столько, сколько живет ворон или там черепаха. Правда, чтобы добиться такого сногсшибательного результата, нужны годы на исследования, если не десятилетия.
Какое счастье, что я не ученый-практик, подумал я, с моим-то терпением. Нет, лучше жить без этих сумасшедших фантазий и проблем. Жить сегодняшним днем и сегодняшними проблемами. У меня, недоучки, единственная проблема — прорубиться в Первооснову Центра, в «Гелио», в солнечную зону. (Гелио — это солнце.) Представляю, если в секторе А проводятся такие ультрасовременные эксперименты, то какие же изыскания ведутся там, в солнечном ядре? Одна надежда, что большинство ученых мужей не ведают, что творят. Наука — ради науки. А властолюбцы и политиканы, используя научно-технические разработки, обтяпывают свои мелкие делишки. Коли допустимо в принципе перепрограммирование в таких глобальных масштабах, то уж запрограммировать несколько десятков телесных мешков с дерьмом на самоуничтожение?..
— Кажется, наш Саша находится под глубоким впечатлением? — спросил мой собеседник. — У тебя такое выражение, будто сидишь на ядерном облачке!
Я промычал нечто неопределенное и перевел разговор на более земную (подземную?) проблему. Почему, к примеру, среди научного люда нет научных дам? Без женщин жизнь, даже под землей, пресна.
— У них же мозги куриные, — удивился Слава. — И потом, они болтливые… А у нас суперсекретность; сам видишь, все под электронным контролем. Козявка не проползет.
Кто бы говорил о болтунах, только не Слава. Что-то он слишком говорлив для суперсекретного объекта. Но я решил быть простачком и выжать по возможности всю полезную информацию. Хотя бы в общих чертах.
Я поинтересовался, чем занимаются в секторах Б и В. И в зоне «Гелио». Слава улыбнулся: мол, не агент ли я ЦРУ? Я признался: агент КГБ. Тогда такому агенту полезно знать, что если в секторе А занимаются проблемами прошлого, то в Б — проблемами будущего, а в секторе В — проблемами настоящего. Зона же «Гелио» закрыта; толком неизвестно, чем там занимаются. И вообще мне бы не мешало полистать специальную новую литературу, чтобы быть на острие научно-технических изысканий.
На том и порешили, заканчивая обед. Пока принимали пищу и вели светскую беседу, я пытался угадать, кто из научного люда мог быть моим неожиданным ночным гостем. Угадать было невозможно. Все были на одно лицо, к тому же одеты и не светились фосфорически. Да и на меня никто не обращал внимания, будто я находился в данном коллективе не первый год.
Между тем трудовой день продолжался. Мы со Славой отправились в нашу родную «Альту». Как известно, после праздников наступает горькое похмелье. Лаборатория была освещена дежурным светом, и по ней, как тени с разноцветными огоньками, маялись наши коллеги. По-видимому, теория внеземного происхождения жизни на Земле побеждала иную теорию. По мне, дураку, какая разница? Откуда человечество выклюнулось? От космических частиц или от созидающего взрыва в недрах планеты?
Ан нет! Борьба — она и под землей борьба. По слухам, теоретики Лившиц-Лурье отправились к теоретику Ладынину биться не на живот, насмерть.
Через час маяты и неизвестности выяснилось, что профессора Лившиц и Лурье уехали в правительство добиваться правды и самостоятельного финансирования проекта.
Как тут не вспомнить анекдот об эволюции еврейской мысли?
Великий еврей Моисей сказал:
«Все дело там», — и указал на небо.
Великий еврей Соломон сказал:
«Все дело здесь», — и дотронулся пальцем до головы.
Великий еврей Христос сказал:
«Все дело здесь», — и взялся рукой за свое сердце.
Великий еврей Маркс сказал:
«Все дело здесь», — и погладил свой живот.
Великий еврей Фрейд сказал:
«Все дело здесь», — и цапнул себя за то место на брюках, где ширинка.
А великий еврей Эйнштейн сказал:
«Все относительно».
Я это к тому, что коллектив остался в подвешенном состоянии, как космонавты на орбитальной станции. Относительно планеты Земля.
Был объявлен временный перерыв. И мы разбрелись каждый по своим делам. И конурам. Коллега Слава пригрозил, что часа через два явится ко мне в гости. Со специальной литературой.
Я развел руками: всегда рад гостям. (Особенно ночным.)
Вернувшись в свой бокс-шесть, я обнаружил под дверью странную записку: «Зомби на прогулке», — со стрелкой, указывающей как бы наверх.
Хм? Что же мне делать? Карабкаться наверх? Каким образом? А если это провокация? О зомби я говорил только с ночным светящимся Гостюшевым. Следовательно, весточка от него? И что?
В задумчивости я сжевал записку. Так, на всякий случай.
Мои муки были прерваны слащавым мужским голосом по невидимому радиотранслятору:
— Коллега Смирнов-Сокольский, вас ждут на первом блокпосту. Повторяю…
Елки зеленые. Брызги шампанского. Это ещё что за новости по местному радио? Ох, не нравится мне вся эта история. Однако делать нечего — надо идти. Если ждут. Надеюсь, без огневых средств поражения.
Я поплутал по коридорам и с помощью Божьей и указателей вышел-таки на первый блокпост. На этом посту дежурили два бойца Службы безопасности. Видимо, их уронили в детстве, и это отразилось на
