никто не вспомнит о ней. «Кому будет дело до того, – говорила она, – что я жила на свете, любила жизнь и была хорошей матерью». Она ошибалась – мы все будем помнить ее.
«Хотя та, кто действительно должна помнить о ней, даже не пришла на эту прощальную церемонию», – со вздохом подумала Дана.
– Я предлагаю создать в этом парке уголок памяти Лиллиан Харли. Мы разведем здесь уникальные местные растения и цветы. Я готова перечислить обществу средства, достаточные для осуществления этого проекта.
Ее предложение было встречено аплодисментами. Дана вздрогнула от неожиданности. Странно, но в своей речи она обращалась не к присутствующим, о которых она как-то даже на время забыла, а к тому таинственному человеку, стоявшему в тени деревьев. Может, она чувствовала в нем родственную душу?
– Мы поставим при входе в парк мемориальную доску, – продолжала Дана – И каждый, кто придет сюда, прочтет строку из Честертона, которую Лиллиан любила цитировать: «Если что-то любишь, то люби так, словно завтра ты можешь это безвозвратно потерять». Затем президент попросил всех помолиться за Лиллиан. На ресницах Даны заблестели слезы, и все предметы сразу же приобрели расплывчатые очертания. Она склонила голову в молитве и украдкой посмотрела в сторону незнакомца. Сквозь пелену слез она увидела, как тот развернулся и исчез среди деревьев.
На следующее утро Дана приехала на работу измученная бессонницей. События прошедшего дня взволновали ее столь сильно, что ночью она не сомкнула глаз. Мучаясь от неизвестности, она задавалась вопросом, не привиделся ли ей тот таинственный человек. Кто он? Неужели это был Роб? А может, она просто выдает желаемое за действительное? Какой бы ответ она себе ни давала, сон все равно не шел.
«Ты постоянно думаешь о Робе, потому что чувствуешь себя виноватой перед ним», – сказала она себе. Роб помог ее сестре избавиться от Кольтранов, не потеряв при этом Джейсона; Роб съездил в Гомпер-Бенд и спас ее карьеру от провала. И все же – «Я не напрашивался в гости, ты сама захотела, чтобы я остался у тебя на ночь». Когда Дана вспоминала эти бессердечные слова, ее сразу же охватывал гнев, сменявшийся отчаянием и чувством невероятной безысходности.
Душа ее разрывалась. Может быть, единственный способ избавиться от этого неприятного, тягостного ощущения – это помочь Робу. Если ее план провалится и хоть кто-нибудь узнает о том, что она собирается сделать, ее репутация окажется подмоченной. Придется локти кусать от досады, что поставила под удар свою карьеру.
Она ежеминутно бросала взгляд на часы, подгоняя время. День казался ей невероятно долгим, просто бесконечным. В половине пятого она покинула свой кабинет и пошла к окружному прокурору в надежде что-нибудь выяснить. По дороге туда она молила бога только о том, чтобы ее никто не увидел.
По гавайским поверьям, в пятницу после полудня запрещалась всякая работа. Эта традиция прижилась в народе и соблюдалась неукоснительно. Хотя рабочий день официально заканчивался в четыре тридцать, все уходили с работы сразу после полудня, ссылаясь на то, что все уже сделали.
Очутившись в приемной Эла Хомуку, Дана с облегчением вздохнула. Секретарша уже ушла, а Эл, как она и надеялась, еще оставался у себя в кабинете. Она слышала, как он разговаривает с кем-то по телефону. Проработав несколько лет под его началом, Дана хорошо изучила его привычки. По гавайским меркам, Эл был страшным грешником, поскольку в пятницу нередко задерживался на работе допоздна.
Нервно кусая губы, она нетерпеливо мерила приемную шагами в ожидании, когда Эл закончит телефонный разговор. Наконец она услышала, как он повесил трубку, и робко постучала в дверь. Получив разрешение войти, Дана быстро проскользнула в кабинет.
Элу Хомуку было около пятидесяти лет. Он был смуглолиц и худощав. Его густые, черные как смоль волосы и агатовые глаза говорили о том, что в его жилах течет кровь исконных жителей Гавайев. Он всегда одевался с иголочки, отдавая предпочтение костюмам итальянских модельеров. Невзирая на жару, Эл приходил на работу одетый так, словно он собрался на официальный прием или светскую вечеринку: обязательно в костюме модного покроя и в рубашке с длинным рукавом и отложными манжетами.
Однако для всех, кто его знал, оставалось загадкой, почему Эл с его маниакальным пристрастием к модной одежде, которая стоит баснословно дорого, не раскошелится и не купит себе пару новых туфель? Когда он встал из-за стола и пошел ей навстречу, она едва не рассмеялась, заметив краем глаза, что на ногах у него все те же стоптанные черные туфли, которые он носил еще в те годы, когда она у него работала. Дана подозревала, что у бедняги Эла на все про все имеются лишь две пары туфель – черные и коричневые. Однако, несмотря на эти странности, он был человеком порядочным и никогда не шел на сделку с собственной совестью. Дана рассчитывала на это, а главное – хотела сыграть на его честолюбивом стремлении стать генеральным прокурором штата.
– Дана, какой сюрприз! Рад тебя видеть. Пожалуйста, садись.
Она села в кресло у стола и огляделась. Хотя прошли годы, с тех пор как Дана была здесь последний раз, никаких перемен в обстановке кабинета не произошло. Ей внезапно показалось, что она вновь помощница окружного прокурора и, как в старые, добрые времена, пришла к Элу для обсуждения очередного дела. Разница была в том, что сегодня она страшно нервничала.
Эл сел в свое кресло и улыбнулся:
– Полагаю, ты пришла поблагодарить меня. Честное слово, не стоит. Как только я получил письмо Бинкли, я сразу же понял, что он затеял какую-то грязную игру. Мне пришла в голову идея направить ему коллективный ответ. Я составил письмо, поставил свою подпись и передал его всем остальным. Как видишь, ничего особенного.
– Эл, я крайне признательна тебе за поддержку, спасибо. Ты оказал мне просто неоценимую услугу.
– Ну-ну, не преувеличивай, ты прирожденная служительница Фемиды.
– Если бы я могла отблагодарить тебя…
– Можешь. Ты же знаешь, я числюсь в списке кандидатов на должность генерального прокурора. Могу я рассчитывать на твой голос?
– О чем ты говоришь – безусловно! – воскликнула Дана и замолчала. После затянувшейся паузы она продолжила: – Я хотела бы задать тебе один очень деликатный вопрос, ты не против?
– Валяй, – улыбнулся Эл.
– У меня есть сведения о том, что окружная прокуратура собирается арестовать Роба Тагетта по подозрению в изнасиловании. Мне нужно знать, какие улики против него. Почему все так уверены, что именно он и есть Джек-Насильник?
Улыбка мгновенно исчезла с лица Эла. Он нахмурился и устремил на Дану недовольный взгляд, затем вышел из-за стола и, обойдя его, сел в свободное кресло напротив нее.
– Черт, я бы предпочел не слышать того, что ты сказала. Тебя ждет завидное будущее, ты сделала головокружительную карьеру, и ты же сама, собственными руками, все это разрушаешь. Ты же прекрасно знаешь, что вмешиваться в расследование просто неэтично. Если кто-нибудь узнает о нашем разговоре, то ты никогда не попадешь в верховный суд штата.
Дана посмотрела на обшарпанные туфли Эла, потом на его пальцы, которые нервно барабанили по подлокотнику кресла. Эл был явно расстроен.
– Я все взвесила. – Она взглянула ему прямо в глаза. – Поверь мне, я пришла к тебе только потому, что у меня не было другого выхода.
– Господи, и чем только очаровывает женщин этот Тагетт? Колдовским любовным зельем, что ли? Все вы просто без ума от него! Нет, и еще раз нет, – Эл раздраженно покачал головой. – Неужели ты не понимаешь, что из-за него потеряешь все, чего ты добилась в жизни, а?
Все так, все так. Она, как представитель правосудия, нарушила все гласные и негласные правила судопроизводства. Но бывают моменты, когда приходится закрывать глаза на установленные нормы и действовать так, как подсказывает сердце. Дана помнила, с какой болью Роб рассказывал о том, как ему пришлось расстаться со своим сыном из-за ложного обвинения, которое ему предъявили. Она не хотела, чтобы Робу пришлось вновь пережить эту трагедию.
Видя, что Эл непреклонен, Дана решила пойти на блеф.
– Я пришла сюда еще и потому, что хочу помочь тебе занять кресло генерального прокурора. – Эл недоверчиво уставился на нее. Не давая ему опомниться, она продолжила: – Успешное завершение дела о
