окружающих.
Кстати сказать, мне бросилось в глаза, что из большинства тех военных, что арестовали после суда над Тухачевским, признания приходилось выколачивать с помощью мер физического воздействия. На примере участников 'военно-фашистского заговора', большинство из которых, замечу, бить не потребовалось, они убедились, что признание вины и раскаянье от расстрела не спасают, и пытались сохранять стойкость до конца. Только мало кому это удавалось. Имя же Тухачевского вплоть до смерти Сталина было непременным атрибутом почти всех 'военных заговоров', придумываемых людьми Ежова и Берии, символом самого черного и подлого предательства.
Не очень надолго пережил Михаила Николаевича Тухачевского и главный архитектор его дела Николай Иванович Ежов. 'Чистку' в партии и армии пора было на время приостановить. Надвигалась вторая мировая война, и вскоре часть уцелевших военных, главным образом тех, кто так ничего и не подписал, выпустили, и вернули в ряды Красной Армии. Ежова же с поста наркома внутренних дел без особого шума убрали. Хотя случилось это 24 ноября 1938 года, в газетах о смещении Ежова было объявлено только 8 декабря. Любопытно, что за три дня до падения бывшего любимого сталинского 'железного наркома', 21 ноября, при загадочных обстоятельствах в подмосковном .санатории умерла жена Николая Ивановича Евгения Соломоновна Хаютина. Впоследствии ее, как и любовницу Тухачевского и жену Егорова, объявили шпионкой. По Москве ползли слухи, что Ежов отравил свою дорогую супругу, опасаясь каких-то разоблачений с ее стороны. С не меньшим успехом, правда, можно предположить, что Хаютину убрали люди Берии, несколькими месяцами ранее навязанного Ежову в заместители. Ведь на мертвую гораздо проще было навесить обвинения хоть в шпионаже, хоть в терроре, а затем притянуть к ним и уже впавшего в немилость у Сталина мужа жертвы. Мавр Ежов тоже должен был уйти. Арестовали его 10 апреля 1939 года. На следствии Николай Иванович послушно показал, что давно подозревал жену в шпионских связях. К делу привлекли и бывшего любовника Хаютиной писателя Исаака Бабеля и сконструировали из всех троих шпионско-террористическую группу, замыслившую убить Сталина. Помимо традиционных заговора, шпионажа и подготовки терактов, Ежову добавили и более оригинальные, зато полностью соответствующие истине обвинения: в фальсификации уголовных дел и гомосексуализме (по тем временам, напомню, уголовно наказуемое деяние). На следствии Николай Иванович всё признавал. Его даже бить не пришлось. Ежов слишком хорошо знал, как развязывают языки, и не имел ни малейшего желания испытать на своей шкуре весь букет методов физического воздействия. А вот на суде отрицал всё, кроме гомосексуализма. Да еще покаялся, но довольно своеобразно:
'Есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять... Я почистил 14 тысяч чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил... Везде я чистил чекистов. Не чистил их только лишь в Москве, Ленинграде и на Северном Кавказе. Я считал их честными, а на деле же получилось, что я под своим крылышком укрывал диверсантов, вредителей, шпионов и других мастей врагов народа'.
Николая Ивановича, конечно же, расстреляли. Произошло это 4 февраля 1940 года. Подобно Тухачевскому, Якиру и многим другим, Ежов умер со словами: 'Да здравствует Сталин!' Парадоксально, но эта здравица объединяла в предсмертные минуты и жертв, и палачей, в одночасье превратившихся в жертв.
Погибло и большинство родных и близких Тухачевского, арестованных вслед за ним. Третью жену, Нину Евгеньевну Гриневич, сначала заключили в лагерь, а в июле 1941 года расстреляли вместе с женами Уборевича и Гамарника. Мать маршала Мавра Петровна не отреклась от сына и умерла в лагере. Погибли в заключении все остававшиеся к 37-му году в живых братья Михаила Николаевича и сестра Софья. Другие сестры - Ольга, Елизавета и Мария - дожили до реабилитации в 57-м сестры. Уцелели обе дочери Светланы. Выжила и Юлия Кузьмина, освобожденная из лагеря 8 мая 1945-го - в день победы...
Михаилу Николаевичу Тухачевскому не довелось участвовать в той грянувшей 1 сентября 1939 года большой войне, к которой он готовился сам и готовил Красную Армию. Работы Тухачевского по военной теории и истории, хотя и были переизданы после его реабилитации (а некоторые впервые увидели свет только в самые последние годы), во многом неизбежно устарели и в общем-то довольно основательно забыты. В современной военной науке ссылаются на них редко.
Проведенные Тухачевским успешные операции против Колчака и Деникина давно уже не изучают в академиях, да и при жизни маршала им уделялось не так уж много внимания. Слишком очевидно было, что в будущей мировой войне масштабы и условия боевых действий будут другими. Крупнейшее же в своей жизни Варшавское сражение Михаил Николаевич проиграл по всем статьям. Что же и сегодня привлекает наше внимание к Тухачевскому? Периодически возобновляющиеся споры, был ли в действительности он заговорщиком? Да, конечно. В деле о 'военно-фашистском заговоре', как и в жизни Тухачевского, остается еще немало загадок и тайн; и книга, которую вы прочитали, отнюдь не претендует на то, чтобы все из них разрешить и раскрыть раз и навсегда. Но главное, чем интересен Тухачевский и через шестьдесят лет после смерти, думаю, всё-таки заключается в другом - в его блестящей военной карьере. Михаил Николаевич теперь уже навеки остался самым молодым из советских маршалов. И то, что карьера была оборвана на взлете, резко и жестоко, придало ей трагический отсвет и некую абсолютную завершенность - почти одновременно с ней закончилась и земная жизнь маршала.
Мог ли Тухачевский сам избрать иной путь? Или могла ли судьба его сложиться иначе по воле случая? Скажем, если бы не удался его побег из Ингольштадтской крепости и ему пришлось бы пробыть в немецком плену гораздо дольше - вплоть до Октябрьской революции в России и окончания первой мировой войны. Тогда, несмотря на прежнюю дружбу с большевиком Кулябко, у Михаила Николаевича было бы довольно много шансов оказаться в белой армии. Скорее всего, у Деникина (до Колчака было слишком далеко). Особенно если бы Тухачевский вернулся в Россию в период успехов белых, скажем, летом 18-го. Общий ход гражданской войны его пребывание в той же Добровольческой армии, разумеется, не изменило бы, но до генерала Тухачевский наверняка бы дослужился. Напомню, что колчаковский наштаверх, то есть фактически командующий всей армией, Лебедев был не старше Михаила Николаевича. Дальше, очевидно, было бы прозябание в эмиграции в качестве одного из сотен свежеиспеченных белых генералов. Тогда Тухачевского помнили бы только историки гражданской войны, но путь во всемирную историю ему был бы заказан. А так он - один из виднейших руководителей самой многочисленной и вооруженной армии мира, которого с готовностью принимали высшие военные руководители и в Париже, и в Лондоне, и в Берлине. И даже процесс и казнь сыграли на то, чтобы обессмертить имя Тухачевского. И сразу после процесса, и в период реабилитации во всем мире на разных языках появлялись статьи и книги о Тухачевском. Сначала в нем видели несостоявшегося советского Бонапарта, проигравшего решающую схватку со Сталиным; потом, когда стало ясно, что никакого заговора не было, - безвинную жертву сталинского террора и несостоявшуюся альтернативу руководству Красной Армии в Великой Отечественной войне, но в любом случае - фигуру неординарную, действительно мирового значения.
Был и еще один вариант судьбы. Тухачевский мог остаться в Германии, или сразу после освобождения из плена, или вновь оказавшись здесь после отступления из России белых армий. Мог жениться на немке, поступить на службу в рейхсвер, сделать там карьеру, достичь генеральского чина. Скажете, фантастика? А между тем, с одним из наших соотечественников, как кажется, именно так и случилось.
В боевом расписании на 21 июня 1941 года изготовившейся к вторжению в Россию немецкой группы армий 'Центр' я нашел командира 31-й пехотной дивизии 12-го армейского корпуса - генерал-майора с 'исконно немецкой' фамилией Калмыков. Дивизия эта наступала севернее Бреста, и ее артиллерия обстреливала легендарную Брестскую крепость. Больше я ничего не знаю о генерале Калмыкове. Не знаю даже его имени или инициалов. Не знаю его дальнейшей судьбы. 31-я пехотная дивизия была уничтожена в Белоруссии в июле 1944 года, когда Красная Армия проводила знаменитую операцию против группы армий 'Центр' под кодовым названием 'Багратион'. Но фамилия Калмыкова не встречалась мне в списках убитых или попавших в советский плен германских генералов. Вероятно тогда, в 44-м, он уже не командовал 31-й дивизией. Возможно, Калмыков стал командиром или начальником штаба корпуса (армией-то он точно не командовал) или перешел на службу в штаб так называемых 'Восточных войск', которому подчинялись власовцы и другие формирования из бывших советских граждан. А может, просто умер уже после начала советско-германской войны от какой-нибудь болезни...
Полагаю, что у Калмыкова или мать, или жена были немки. Иначе необъяснимо, как эмигранту из России удалось поступить в рейхсвер, где было всего 4 тысячи офицеров, тогда как после окончания первой мировой войны без работы оказались сотни тысяч офицеров кайзеровской армии. А Калмыков непременно должен был служить в рейхсвере. Ведь не мог же человек, пришедший в гитлеровский вермахт со стороны, да к тому же иностранец, к 41-му году дорасти уже до генерал-майора!
Очевидно, и для Тухачевского, служи он в германской или любой другой иноземной армии, например во французской (тогда, скорее всего, был шанс вторично очутиться в немецком плену), пределом карьеры было бы командование дивизией или корпусом. Но это был явно не тот уровень, к которому
