задачу захватить его раньше Советской Армии'. Вероятно, советским агентам стало что-то известно о переписке Эйзенхауэра и Черчилля, где британский премьер предлагал войти в Берлин раньше русских, и отсюда был сделан далеко идущий вывод, что подобный план уже вовсю разрабатывается в союзных штабах.
После зачтения телеграммы Сталин спросил: 'Так кто же будет брать Берлин: мы или союзники?' Отвечать первым пришлось Ивану Степановичу. Он заявил: 'Берлин будем брать мы, и возьмем его раньше союзников'. На следующий день вновь собрались у Сталина для обсуждения планов Берлинской операции. Хотя в директивах фронтам указывалось, что Берлин будет брать 1-й Белорусский фронт, а 1-й Украинский лишь содействует ему в выполнении этой задачи разгромом противника южнее германской столицы, фактически Сталин оставил возможность для своеобразного соревнования за овладение Берлином между двумя фронтами.
Конев рассказывает об этом следующим образом: '...Я уже допускал такое стечение обстоятельств, когда при успешном продвижении войск правого крыла нашего фронта мы можем оказаться в выгодном положении для маневра и удара по Берлину с юга... У меня сложилось впечатление, что и Сталин, тоже не говоря об этом заранее, допускал в перспективе такой вариант. Это впечатление усилилось, когда, утверждая состав группировки и направление ударов, Сталин стал отмечать карандашом по карте разграничительную линию между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами. В проекте директивы эта линия шла через Люббен и далее, несколько южнее Берлина. Ведя эту линию карандашом, Сталин вдруг оборвал ее на городе Люббен, находившемся примерно в шестидесяти километрах к юго- востоку от Берлина. Оборвал и дальше не повел. Он ничего не сказал при этом, но, я думаю, и маршал Жуков тоже увидел в этом определенный смысл. Разграничительная линия была оборвана примеряв там, куда мы должны были выйти к третьему дню операции. Далее (очевидно, смотря по обстановке) молчаливо предполагалась возможность проявления инициативы со стороны командования фронтов'.
Штеменко же вспоминает, что немного позднее Сталин прямо заявил: 'Кто первый ворвется - тот пусть и берет Берлин'. Жуков и Конев приглашались к участию в гонке к германской столице, и, по сути, Георгий Константинович эту гонку проиграл.
Жуков, выступая на пресс-конференции по итогам Берлинской операции 7 июня 1945 года, в самом радужном свете представил действия войск своего фронта: 'В ночь на 16 апреля в 4 часа началась мощная артиллерийская подготовка, а в процессе этой подготовки нами была организована одновременно и танковая атака. Всего было брошено в атаку более 4 000 танков при поддержке 22 000 стволов артиллерии и минометов. С воздуха этот удар сопровождался действием около 4-5 тысяч самолетов. Сокрушительная работа авиации, артиллерии и танков продолжалась ночью и днем. Ночью на позиции противника обрушили свой смертоносный груз около 1 000 бомбардировщиков, остальные 3-4 тысячи продолжали разрушать оборону противника на рассвете и днем. Всего за первые сутки было сделано более 15 000 самолето-вылетов.
Большую роль в успехе ночной атаки по всему фронту сыграло одно техническое новшество, примененное нами в этой операции. Чтобы помочь пехоте и танкам лучше ориентироваться в ночной атаке, мы организовали по всему фронту прожекторный подсвет пути для наступающих колонн. Одновременно наши прожекторы не только подсвечивали путь наступающим войскам Красной Армии, но и ослепляли противника, который вследствие этого был лишен возможности вести точный прицельный огонь по наступающим. Примерно на каждые 200 м действовал один мощный прожектор. В итоге всех этих мероприятий наша атака для противника была неожиданной. Взаимодействие большой массы артиллерии, танков, авиации и пехоты при Введении в действие прожекторов было для противника настолько сокрушающим, что он не выдержал напора, и сопротивление его было сломлено. Немецкое верховное командование, видя, что оборона не выдержала атаки, распорядилась бросить в бой все резервы, находящиеся под Берлином, и даже вывести часть войск, предназначенных для непосредственной обороны самой столицы Германии. Спешным подтягиванием резервов Гитлер надеялся остановить колонны наступающих войск Красной Армии, и в этом был его большой просчет. Подходящие из Берлина и его окрестностей резервы были разгромлены нашей авиацией и танками. Поэтому когда наши войска ворвались в Берлин, то некоторые районы города оказались оголенными, в частности, в отношении зенитных орудий. Выведя резервы из района Берлина, противник нарушил непрерывную линию обороны, ослабил этим оборону столицы и уже не смог устоять против мощного натиска наступающих. По нашим данным, всего в Берлинской операции участвовало более 500 000 немецких солдат и офицеров. Из этого количества более 300 000 было взято нами в плен, не менее 150 000 убито, остальные разбежались.
Мы считаем, что Берлинская операция прошла достаточно успешно как по темпам, так и по своей поучительности с точки зрения применения оперативного искусства ведения ночного наступательного боя, тем более что в этой операции потери Красной Армии были во много раз меньше потерь немецких войск'.
Впоследствии, однако, выяснилось, что картина советского наступления была совсем не такой благостной, какой нарисовал ее Георгий Константинович перед советскими и иностранными журналистами. В частности, оказалось, что прожектора не сыграли той роли, которой им приписал Жуков. Маршал артиллерии К.П. Казаков в очерке боевого пути советской артиллерии в Великой Отечественной войне свидетельствует: 'По окончании артиллерийской подготовки... по установленному сигналу были включены прожекторы, яркие лучи которых были направлены на противника. Но, как утверждают свидетели (о том же говорят и отчетные документы), ослепления противника не получилось. Даже очень сильные лучи прожекторов не могли пробить предрассветный туман и плотные облака пыли и дыма, поднятые разрывами многих десятков тысяч снарядов и мин. Зато прожекторы сослужили большую службу нашим войскам... Они осветили путь пехоте и танкам, без чего их наступление в темноте было бы крайне затруднено и могло привести к тяжелым последствиям'.
Замечу, что не меньшую службу, прожектора сослужили и артиллерийским наблюдателям противника, осветив боевые порядки атакующих и позволив точнее корректировать огонь. Наступление же все равно не стало неожиданностью для немцев. В статье в 'Правде' в ноябре 57-го года, появившейся в связи с отставкой Жукова, Конев совершенно справедливо отмечал:
'Одной из причин затянувшегося прорыва обороны противника в полосе 1-го Белорусского фронта явилось то, что командование и Штаб фронта недооценили имевшиеся данные, о преднамеренном отводе войск противника на Зееловские высоты, находившиеся в 6-8 км от переднего края. В результате неправильной оценки обстановки войска фронта, подойдя к сильно укрепленным Зееловским высотам, вынуждены были штурмовать их без достаточной подготовки, что повлекло за собой... медленный по темпам прорыв обороны противника в полосе наступления 1-го Белорусского фронта'. Мощная артиллерийская и авиационная подготовка, которую так красочно описал Георгий Константинович, фактически пришлась по пустому месту. Даже в этом последнем сражении за столицу Рейха немцы действовали тактически более грамотно и умело, чем советские войска, но это не могло спасти вермахт от поражения.
Жуков на три дня завяз на Зееловских высотах. Его войска несли большие потери. Конев же не экспериментировал с прожекторами, зато более эффективно провел артподготовку и уже в первый день наступления прорвал вражескую оборону. После этого прорыва оборона Зееловских высот теряла смысл, так как они оказывались глубоко обойденными с юга. Немцы все равно вскоре должны были бы отступить с Зееловских позиций. Однако Жуков продолжал кровопролитный штурм. Он боялся, что войска 1-го Украинского фронта раньше выйдут к Берлину, чем это успеют сделать войска 1-го Белорусского фронта. Гонка продолжалась и стоила дополнительно многих солдатских жизней.
Не буду подробно описывать дальнейший ход Берлинской операции. Скажу только, что в отличие от Эйзенхауэра, не пожелавшего губить своих солдат при штурме заводов и городов Рура, Жуков и Конев предприняли массированную атаку против уже окруженного и обреченного Берлина, не дожидаясь, пока у обороняющихся иссякнут боеприпасы и продовольствие. Сталин их в этом поощрял, очевидно, надеясь видеть столицу Рейха поверженной к пролетарскому празднику 1-го мая. Маршалы чуть-чуть не успели: берлинский гарнизон капитулировал 2-го числа. Верховный Главнокомандующий также проследил, чтобы превращенное советской пропагандой в символ нацистского государства здание Рейхстага и правительственный квартал были взяты войсками Жукова, его заместителя. Коневу было приказано остановить свои армии.
Иван Степанович по этому поводу написал в той части мемуаров, что была опубликована лишь после его смерти: '...Жуков не хотел и слышать, чтобы кто-либо, кроме войск 1-го Белорусского фронта, участвовал во взятии Берлина. К сожалению, надо прямо сказать, что даже тогда, когда войска 1-го Украинского фронта - 3-я и 4-я танковые армии и 28-я армия вели бои в Берлине, - это вызвало ярость и негодование Жукова, Жуков был крайне раздражен, что воины 1-го Украинского фронта 22 апреля появились в Берлине. Он приказал генералу Чуйкову следить, куда продвигаются наши войска. По ВЧ Жуков связался с командармом 3-й танковой армии Рыбалко и ругал его за появление со своими войсками в Берлине, рассматривая это как незаконную форму действий, проявленную со стороны 1-го Украинского фронта. Когда войска 3-й танковой армии и корпус
