32-й армий Западного фронта, а также остатки дивизий 24-й армии Резервного фронта и понесшие большие потери части группы Болдина. Соединения 30-й армии, понеся тяжелые потери, так как они приняли на себя основную силу удара превосходящих сил противника, отдельными группами отходили к востоку через леса, западнее Волоколамска. 8 октября я отдал приказ окруженным войскам пробиваться в направлении Гжатска...

Принимая решение на выход из окружения, мы ставили задачу ударными группировками армий прорвать фронт противника в направлении Гжатска, севернее и южнее шоссе Вязьма-Москва, не соединяя армии в одну группировку и не назначая сплошного участка прорыва. Нашей целью было не позволить врагу сужать кольцо окружения и, имея обширную территорию, маневрировать силами, сдерживать активной борьбой превосходящие силы противника. Конечно, борьба в окружении сложная форма боя, и, как показал опыт войны, мы должны были готовиться к такому виду действий, чего, к сожалению, перед войной не делалось. В маневренной войне такая форма борьбы не является исключением, ее не исключает и современное военное искусство'.

Ошибкой Конева было то, что он отказался от попытки собрать окруженные войска в один кулак и, создав мощную ударную группировку при поддержке оставшихся на ходу танков и всей находящейся под рукой авиации, с привлечением сил ПВО Москвы, попытаться на узком фронте разорвать еще неплотное кольцо окружения. Вместо этого получились удары растопыренными пальцами. 19-й и 32-й армии было приказано пробиваться в зависимости от обстановки либо на Сычёвку, либо на Гжатск, а 20-й армии, как сообщает Конев, 'было дано указание пробиваться в юго-западном направлении, с выходом на тылы немецкой группировки, которая к этому времени главными силами выдвигалась в район Вязьмы'. Очевидно, над командующим Западным фронтом все еще довлела идея проведения контрударов с целью нанесения хотя бы частичного поражения противнику, чтобы тем самым облегчить отход остальных войск фронта на новые рубежи. На практике 'активная борьба' и 'маневрирование' оказавшихся в 'котле' советских армий привели к тому, что они оказались под ударом основных сил группы 'Центр' и были уничтожены. Из окружения не вышел почти никто.

Когда в 1966 году готовился сборник воспоминаний о битве под Москвой, Жуков, ознакомившись со статьей Конева, высказал ряд замечаний. Георгий Константинович справедливо указал на то, что Иван Степанович напрасно не включает в число окруженных 16-ю армию. Ведь вне кольца оказался только ее штаб во главе с Рокоссовским. Жуков не согласился и с мнением Конева, что 'во всем виновата Ставка, Генеральный штаб и соседний Резервный фронт'. Жуков утверждал, что 'соотношение сил давало возможность вести успешную борьбу с наступающим противником, во всяком случае, избежать окружения и полного разгрома...'. Между тем вина Ставки и Генштаба в поражении, действительно, была немалой. Они не только не организовали координации действий трех фронтов, но и на сутки задержали разрешение на отход войск Западного фронта. А ведь за эти сутки часть соединений, десятки тысяч бойцов и командиров смогли бы, возможно, избежать окружения. Хотя ошибки Конева, Буденного и Еременко тоже сыграли в поражении под Вязьмой и Брянском весьма существенную роль. Жуков в письме в Воениздат от 15 августа 1966 года справедливо критиковал Конева за содержавшиеся в рукописи статьи слова: 'Бежать было некуда - сзади Москва': 'Как известно, сражение методом бегства не ведется (этому замечанию нельзя отказать в остроумии. - Б. С.). И тогда, когда назревает тяжелая обстановка (угроза окружения), опытный полководец должен отвести войска на тыловой рубеж, где вновь оказать врагу организованное сопротивление'. Конев писал, что 'прорыв противника на участке Резервного фронта дал возможность врагу выйти глубоко в тыл Западного фронта'. Жуков резонно возражал: 'Такую же претензию мог бы предъявить Коневу и Буденный. А что касается резервов на этом направлении - это вина Конева, не меньшая, чем Буденного. Оба они не предусмотрели расположения резервов на угрожаемых участках'.

В ранней редакции своих мемуаров Георгий Константинович писал, что первый телефонный разговор со Сталиным из Ленинграда о событиях на западном направлении состоялся 6 октября. В позднейшем варианте 'Воспоминаний и размышлений' Жуков указал правильную дату - 5 октября, поскольку в архиве удалось обнаружить запись этих переговоров, где стояло именно это число. Однако и здесь Георгий Константинович продолжал настаивать, что, с разрешения Верховного, отбыл в Москву лишь 7-го, а 6-го вылететь не смог 'ввиду некоторых важных обстоятельств, возникших на участке 54-й армии, которой командовал Г.И. Кулик (в действительности. Кулик был отозван еще 29 сентября, и армией командовал М.С. Хозин. - Б. С.), и высадке десанта моряков Балтфлота на побережье в районе Петергофа'.

Маршал утверждает, что сразу после приземления направился к Верховному домой: 'Болея гриппом, Сталин работал на квартире. Поздоровавшись кивком головы, Сталин, указывая на карту, сказал:

- Вот, смотрите плоды командования Западным фронтом. В этих словах слышалась горечь переживаний, и я услышал нотку упрека за свою рекомендацию о назначении Конева командующим фронтом.

- Не могу добиться от Военного Совета Западного фронта доклада об истинном положении дел, - сказал мне Сталин. - Если Вы можете, поезжайте сейчас же в штаб Конева, тщательно разберитесь с обстановкой и позвоните мне в любое время ночи. Я буду ждать.

Жуков заехал в Генштаб, взял у Шапошникова карту западного направления, узнал, что штаб Западного фронта находится в данный момент там, где раньше был штаб Резервного фронта, и выехал к Коневу. В штаб Западного фронта Георгий Константинович прибыл поздно вечером. Он вспоминал: 'В комнате командующего был полумрак, так как она освещалась стеариновыми свечами, и только вокруг стола, за которым сидели И.С. Конев, В.Д. Соколовский и Н.А. Булганин. Вид у всех был переутомленный, чувствовалось, что сложившаяся обстановка на фронте серьезно повлияла на их общее состояние'. Жуков сообщил, что прибыл по поручению Сталина разобраться с обстановкой. Конев обстановки не знал. Жуков спросил, что он намерен делать. Конев будто бы ответил, что ни с одной из окруженных частей связи не имеет, а сил закрыть неприятелю дорогу на Москву у фронта нет. В половине третьего ночи Жуков позвонил Сталину и сообщил: 'Слабое прикрытие на Можайской линии не может гарантировать внезапное появление перед Москвой бронетанковых войск противника (Жуков плохо отредактировал первый вариант мемуаров; в данном месте он явно имел в виду, что слабое прикрытие на Можайской линии не может обеспечить Москву от внезапного появления, у ее стен германских танков. - Б. С.). Надо как можно быстрее стягивать на Можайскую линию обороны войска, откуда только можно, для спасения Москвы'.

Сталин спросил у Жукова, где находятся 16, 19, 20, 24 и 32-я армии и оперативная группа Болдина.

- В окружении северо-западнее Вязьмы, - отрапортовал маршал.

- Что вы намерены делать? - спросил Сталин.

- Выезжаю сейчас к Буденному, разберусь в обстановке и позвоню Вам.

- А Вы знаете, где штаб Буденного? - поинтересовался Верховный.

- Нет, не знаю, - признался Жуков. - Буду искать где-то в районе Малоярославца.

И Георгий Константинович отправился на поиски штаба Резервного штаба, начав их с полустанка Обнинское, где руководство Резервного фронта размещалось до начала немецкого наступления.

Тут я хочу процитировать 'Краткую выписку из дневника пребывания на фронтах Отечественной войны 1941-1945 годов Маршала Советского Союза Г.К. Жукова', сделанную самим Георгием Константиновичем: '7 октября вызван Сталиным в Москву в связи с катастрофическим положением под Москвой, где Западный, Резервный и Брянский фронты были разбиты противником. В тот же день (в 20.00) Сталин приказал выехать в штаб Западного фронта для выяснения обстановки и возможных мероприятий по организации обороны. Утром 8 октября 1941 года из штаба Западного фронта выехал машиной в штаб Резервного фронта в Обнинское. 10 октября вступил в командование Западным фронтом (штаб в Красновидово). В тот же день штаб переехал в Алабино, а затем через 3 суток в Перхушково'.

Казалось бы, налицо полная гармония 'Воспоминаний и размышлений' с документом. Полная, да не очень. Военный историк С.А. Исаев в 1991 году опубликовал в 'Военно-историческом журнале' 'Хронику деятельности Маршала Советского Союза Г.К. Жукова в период Великой Отечественной войны', основанную на документах Центрального Архива Министерства Обороны (ЦАМО) в Подольске, в том числе и на том же самом дневнике пребывания маршала на фронтах. И в этой публикации датой отзыва Георгия Константиновича из Ленинграда и его прибытия в Москву совершенно четко обозначено 6 октября 1941 года. В этот день по указанию Сталина он вернулся в столицу в связи с ухудшением положения на западном направлении. Тогда же, 6 октября, появилась директива за подписью Шапошникова (она отмечена и в жуковском дневнике), гласившая: 'Распоряжением Ставки Верховного Главнокомандования в район действий Резервного фронта командирован генерал армии тов. Жуков в качестве представителя Ставки. Ставка предлагает ознакомить тов. Жукова с обстановкой. Все решения тов. Жукова в дальнейшем, связанные с использованием войск фронта и по вопросам управления, обязательны для выполнения'.

Помечена эта директива 19.30 6 октября. Никто бы не стал ее отдавать, если бы Жуков еще оставался в Ленинграде. Ведь его могла на неопределенное время задержать там нелетная погода, или, не дай Бог, самолет с Жуковым сбили бы 'мессеры' над Ладожским озером. Да и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату