Сталинград усугубило постигшую Германию катастрофу, но само по себе не было ее причиной. У вермахта не было достаточных сил, чтобы удержать все расширявшийся фронт наступления. Гитлер опять, как и в 41-м, переоценил свои силы и недооценил советские возможности изыскать резервы для контрнаступления. Даже если бы не произошло окружения армии Паулюса, немцам пришлось бы отдать все, завоеванное в летней кампании, и без всяких шансов предпринять в 43-м году в России новое наступление со стратегическими целями. К осени 42-го эвакуированные из оккупированных районов промышленные предприятия уже восстановили свое производство, а помощь по лендлизу позволила увеличить производство танков, самолетов и боеприпасов и обеспечить Красную Армию горючим, средствами связи и транспортом.
Советское контрнаступление под Сталинградом готовилось в строжайшей тайне. На первом этапе о нем знали лишь Сталин, Жуков и Василевский. Командующие и штабы фронтов услышали о плане контрнаступления только в середине октября. Однако 4 ноября, за две недели до его начала, на стол Гитлера легло донесение неизвестного агента абвера в советском тылу, очень точно вскрывавшее планы советского командования. Там говорилось: 'По полученным от доверенного лица сведениям, 4 ноября состоялось заседание военного совета под председательством Сталина, на котором присутствовали двенадцать маршалов и генералов. На нем принято решение... провести все запланированные наступательные операции, по возможности, еще до 15 ноября, насколько это позволят погодные условия. Главные удары: от Грозного в направлении Моздока; в районе Нижнего и Верхнего Мамона в Донской области; под Воронежем; под Ржевом; южнее озера Ильмень и под Ленинградом. Фронтовые части усиливаются за счет резервов'.
На Протяжении нескольких десятилетий после войны большинство историков придерживалось мнения, что это была советская дезинформация, призванная отвлечь внимание германского командования от готовившегося наступления у Сталинграда. Также и Жуков утверждал, будто планировавшаяся в то время атака Западного и Калининского фронтов на Ржев имела лишь второстепенное значение и должна была только не допустить переброски немецких дивизий с этого участка фронта под Сталинград.
Однако в действительности наступлению на ржевско-вяземский плацдарм Ставка придавала едва ли не большее значение, чем наступление на юге. И первоначально срок перехода в наступление Юго-Западного и Донского фронтов был установлен на 15 ноября Василевский отмечает в мемуарах 'Сосредоточение последних войсковых соединений и всего необходимого для начала операции, по самым твердым нашим расчетам, должно было закончиться не позднее 15 ноября'. Жуков в 'Воспоминаниях и размышлениях' цитирует свое послание Сталина по 'Бодо' от 11 ноября: 'Плохо идет дело со снабжением и с подвозом боеприпасов. В войсках снарядов для 'Урана' (условное название операции по окружению сталинградской операции. - Б. С.) очень мало. К установленному сроку операция подготовлена не будет. Приказал готовить на 15.11.1942 г.'. Вероятно, первоначальный срок был еще более ранний - 12 или 13 ноября. Однако и к 15-му не удалось подвезти все требуемые запасы. Поэтому начало наступления было перенесено на 19 ноября для Юго-западного и Донского фронта, и на 20-е - для Сталинградского.
Неизвестный немецкий агент в своем донесении ошибся только в одном пункте: главный удар наносился не на правом крыле Юго-Западного фронта у Верхнего и Нижнего Мамона, а на его левом крыле. Но на дезинформацию это нисколько не похоже. Просто удар правого крыла мог привести к более глубокому охвату соединений группы армий 'Б', включая 6-ю армию, и все равно в качестве единственно правильного решения с немецкой стороны требовал немедленного отвода войск Паулюса из Сталинграда. Вполне вероятно, что первоначальный план наступления Юго-Западного фронта отличался от того, что был осуществлен на практике Жуков, в частности, пишет, что 'с 1 по 4 ноября были рассмотрены и откорректированы планы Юго-Западного фронта'. Не исключено, что корректировка как раз и заключалась в смене направления главного удара. Точно это установить сегодня уже невозможно: командующий фронтом Н.Ф. Ватутин и его начальник штаба генерал-майор Г.Д Стельмах погибли еще в дни Великой Отечественной войны и мемуаров не оставили.
Можно предположить, что информация о готовившихся наступательных операциях Красной Армии поступила от одного из офицеров советского Генштаба, работавшего на абвер. В пользу такого предположения говорит тот факт, что здесь названы не один, а несколько фронтов, где планировались главные удары. Вряд ли такие сведения были доступны офицеру штаба фронта, а тем более армии. Не исключено, что от этого же агента-генштабиста поступило в 44-м году и другое достоверное сообщение о стратегических планах советской Ставки, о котором речь впереди{5}.
Германское командование, однако, не прислушалось к предостережению неизвестного агента. Вероятно, Гитлер решил: раз Красная Армия будет одновременно наступать на нескольких направлениях, значит, ни на одном из них удар не будет слишком сильным. Уже 7 ноября авиационная и радиоразведка установила концентрацию советских сил на плацдармах у Ютетской и Серафимовича. Командование 6-й армии и группы армий 'Б' ожидало скорого советского наступления, но недооценило его масштаб. Начальник штаба 6-й армии генерал-лейтенант Артур Шмидт 1 декабря признавал. 'Было бы неправильно искать сегодня виновника этой беды. Все мы не разглядели опасности во весь ее рост... и в очередной раз недооценили русских'
После того как окружение 6-й армии было завершено и отбита попытка ее деблокады соединениями 4-й танковой армии Гота, речь шла уже только о том, чтобы пожать плоды победы, принять 'лагерь вооруженных военнопленных', по меткому выражению командующего защищавшей Сталинград 62-й армии Василия Ивановича Чуйкова. И в это время Ставка приняла решение объединить все войска, действующие против окруженной группировки, под единым командованием. Жуков в 'Воспоминаниях и размышлениях' описывает, как решался этот вопрос: 'В конце декабря в Государственном Комитете Обороны состоялось обсуждение дальнейших действий. Верховный предложил:
- Руководство по разгрому окруженного противника нужно передать в руки одного человека. Сейчас действия двух командующих фронтами мешают ходу дела.
Присутствовавшие члены ГКО поддержали это мнение.
- Какому командующему поручим окончательную ликвидацию противника?
Кто-то предложил передать все войска в подчинение Рокоссовскому.
- А вы что молчите? - обратился Верховный ко мне. - Или вы не имеете своего мнения?
- На мой взгляд, оба командующих достойны, - ответил я. - Ерёменко будет, конечно, обижен, если передать войска Сталинградского фронта под командование Рокоссовского.
- Сейчас не время обижаться, - отрезал Сталин и приказал мне: - Позвоните Ерёменко и объявите ему решение Государственного Комитета Обороны.
В тот же вечер я позвонил Еременко по ВЧ и сказал:
- Андрей Иванович, ГКО решил окончательную ликвидацию сталинградской группировки противника поручить Рокоссовскому...
Последовала пауза. Затем Ерёменко спросил:
- Чем это вызвано?
Я разъяснил, ему, чем вызвано такое решение.
- Почему же завершение операции поручается Рокоссовскому, а не мне?
Я ответил, что это решение Государственного Комитета Обороны.
- А что решено в отношении меня? - настаивал Ерёменко.
- Штаб Сталинградского фронта должен возглавить группу войск фронта, действующую на котельниковском направлении.
- Все это, видимо, расстроило Андрея Ивановича, и чувствовалось, что он не в состоянии спокойно продолжать разговор. Я предложил ему перезвонить мне позже. Минут через 15 вновь раздался звонок: 'Товарищ генерал армии, я все же не понимаю, почему отдается предпочтение командованию Донского фронта. Я вас прошу доложить товарищу Сталину мою просьбу оставить меня здесь до конца ликвидации противника'.
На мое предложение позвонить по этому вопросу лично Верховному Ерёменко ответил: 'Я уже звонил, но Поскрёбышев сказал, что товарищ Сталин распорядился по всем этим вопросам говорить только с вами'.
Мне пришлось позвонить Верховному и передать разговор с Ерёменко. Сталин меня, конечно, отругал и сказал, чтобы немедленно была дана директива о передаче трех армий Сталинградского фронта под командование Рокоссовского'. Такую версию назначения Рокоссовского мы находим в последней редакции жуковских мемуаров. В письме писателю Василию Соколову от 7 января 1964 года Георгий Константинович рассказывает эту же историю несколько по-другому и не скрывает, что именно по его инициативе командующий Донским фронтом был назначен руководить ликвидацией окруженной группировки: 'Сталин спросил: 'Какому командующему поручим окончательную ликвидацию противника, какой штаб фронта выведем в резерв?'
Берия предложил передать все войска в подчинение Ерёменко, а Военный совет и штаб Донского фронта во главе с Рокоссовским вывести в резерв. Сталин спросил: 'А почему?' Берия сказал, что Ерёменко находится под Сталинградом более пяти месяцев, а Рокоссовский немногим больше двух месяцев. Ерёменко хорошо знает войска Донского фронта, так как он ранее ими командовал, тогда как Рокоссовский совершенно не знает войск Сталинградского фронта, и, кроме того, Донской фронт до сих пор играл второстепенную роль, а затем что-то добавил по-грузински.
Сталин обратился ко мне: 'А вы что молчите? Или вы не имеете своего мнения?' Я сказал, что 'считаю достойными того и другого командующего, но считаю более опытным
