долматинца достала. И мне кстати Журочку. Теперь вот у Распутиной добропорядочный муж и вторая дочка, а у Жанночки Ника Бэм на обе роли. Он ведь дикий, социально недоразвитый, хоть и знает три языка в совершенстве, но он не то, что целоваться не умеет, он и за руку-то девушку взять боится. Так что у Жанки с ним забот хватит. Тем более Ежова все время возле братьев Бэм крутится. Уж Муська ей впрямую говорила, чтоб та отлипла, нет, гнида, не сечет, надо что-то. Так что Муське в подмогу теперь Жанночка. Мама Бэм может отдыхать: мальчики при нянях. И чего я ехидничаю? Они хорошие ребята. А Ежова, Мишка уверяет, торгует норкотой. Бэмы ребята богатые, наверное она хочет им товарец предложить. Вот дрянь! Но это уже три.
Теперь четыре, в четвертых, значит. Некая польза от моего отсутствия была: Туров с Лерой на диктанте вместе сидели, она ему все запятые своими дивными ручками расставила. Сама по телефону мне рассказала. Тетради быстро поменяла во время проверки и навела порядок. Лере проверять не надо у неё с русским без проблем. Как впрочем и со всем остальным. На медаль, конечно, пойдет. Ну, а Туров тот на 'ту' шел. Сам сознался. Она, говорит, как рядом со мной села, так я, говорит, и поплыл. Ты, говорит, на меня не действуешь, а от неё током бьет. Так что мое предложение поменяться с Лерой местами отклонил с воплями: 'Ты что, дура? Я ж тогда вообще учиться не смогу! У меня ж физиология не выдержит.'
Спасибо, Мишенька, конечно, за откровенность, но мог бы и воздержаться на тему физиологии... Я ведь все же не Пинкис и не Ишуков. Они твои однополые друзья, а я, хоть и колясочная подруга, но все же подруга существо другого пола...Хотя черт с ним, с Мишкой, если ему так легче пусть. Я ж правда не дура, чтоб на это обижаться. У мужчин, действительно, все иначе устроено и чувствуют они по-другому, я читала.
Короче: сидит теперь Мишка в осаде и ждет штурма: думает Лера сама какие-то шаги навстречу сделает. А она вроде особо и не собирается. Вроде даже меньше внимания на него стала обращать. Может разонравился? А может наоборот испугалась? Или может на Зяблова глаз положила? Я сегодня днем с Журкой гулять вышла. Он идет. Так в мою сторону и не взглянул А. Муська сказала, он эти дни возле Лушиной на перемене крутился. Хотя вряд ли такой придурок ей понравиться может...
Ну, ладно, хватит, Вяльцева, сплетничать. Давай про себя. Вернись к своему 'во-первых'...Сознайся бумаге, она стерпит.
По пунктам. Я прилетела рано утром в субботу. Вечером
спросила у Мишки не интересовался ли кто, почему меня нет.
Мишка сказал:'Нет, никто, только Гришка, когда ему чуть ухо не оторвало и мы все сбежались, спросил: 'А где олененок Ника?'А потом глаза закатил и взвыл от боли'
Тут я взвыла, от ужаса: 'Какое ухо Гришке оторвали? Кто? Ты что несешь?'
А Туров, бревно, как ни в чем ни бывало: 'Так это во вторник было, ты и не улетела тогда еще. Гришке кто-то леса подпилил и он слетел. Но удачно, только ухо чуть не оторвал. Теперь в больнице лежит. Он когда падал Пинкис мимо шел, на урок опаздывал, подстраховал немного. Но Ромка маленький, а Гришка длинный, не очень получилось. Хотя если бы не Ромка, Гришка бы больше покалечился. У нас география была. Мы все вместе с Зоей вылетели. Сергевна наша его перевязала и сама с ним в больницу отправилась. На его 'Жигулях'. Я вел. Она теперь к нему туда каждый день бегает - Петухов сказа. Он в соседней палате во второй хирургии с аппендицитом лежит. Лейкиной звонил, рассказывал. А уж Лейка всем растрепала. Ну, а чего? Зое нашей всего - то лет двадцать, а Гришке восемнадцать. У него вроде девушки нет... и она тоже одна. Но вот интересно, какая зараза козлы подпилила?'
Пока Туров мне все это докладывал, я тихо умирала.
Я, конечно, сразу поняла, кто подпилил козлы. Нет, я точно убью Зяблова. Я его теперь ненавижу и страха перед ним у меня никакого нет. А насчет девушки Зои, дорогой друг Мишенька, это мы ещё посмотрим. Я, пожалуй, завтра Петухова в больнице навещу. Авось с Лейкиной не встречусь...
.
Нашествие.
Его обрили под ноль. Рваную рану позади левого уха зашили, но домой не отпустили, хотя и просился.
Голова не палец, воспалится - не ампутируешь,, - пояснил дежурный доктор, и, добавив, - до понедельника на коечку, - выписал уколы.
Аргумент был убедительный. Гриша безропотно залег на указанное место.
Тут и начался парад родных и знакомых. Сначала прибежали перепуганные родители и бабушка. Посидели, поохали, ушли. Потом ежедневно стали прорезаться старые друзья один за другим. Каждый привозил что-нибудь пожевать и в подробностях излагал детали своей жизни. Впечатления Гриша накапливал, а гостинцы раздавал сестрам и другим больным-ходили-то не ко всем. Его благодарили, ему улыбались. Это было приятно.
Ухо, правда, побаливало, но замаячила поездка в африканскую экспедицию и настроение стало совсем хорошее.
'Ну, вот, а я ещё жаловался этой славной девочке, да в общем-то уже девушке, Нике на одиночество. Тут поспать некогда, просто нашествие', - как - то, проводив очередного посетителя, подумал Гриша.
И тут ему вдруг пришло в голову, что, пожалуй, Ника единственный человек, которого бы он действительно хотел повидать. Что не смотря на свой юный возраст, она умна, с ней легко, она искренне сочувствует, старается понять человека. Да и что греха таить - красивая она и это тоже не последний аргумент для новой встречи с девушкой.
Гриша не любил светлоглазых блондинок, ему нравились южные женщины, черноволосые и черноглазые. И чтоб высокие. С маленькими он, почти двухметровый, чувствовал себя неудобно.
Отчасти и поэтому его тяготили визиты белокурой Дюймовочки, молоденькой учительницы географии Зои. Она, спасибо, конечно, оказала первую помощь после падения и приволокла его в больницу. Но это не повод для продолжения отношений. А девушка распрыгалась с энтузиазмом достойным воспитательницы детского сада. Вчера зачем-то домашних пирожков напекла. Да ещё бабушка включилась - матери нашептала, что Зоенька чудный человек и талантливый педагог.. Не пьет, не курит, в связях порочащих замечена школьной общественностью не была и, мол, как бы было хорошо, если бы Гришенька с ней подружился. А у Гришеньки в обществе этой географической богини скулы от тоски сводит.
Именно эти соображения занимали разбитую бритую голову студента истфака, будущего археолога, в тот момент, когда в конце больничного коридора он увидел очередную посетительницу, направлявшуюся к нему.
Нет, бежать и прятаться было не по - мужски. Он и не собирался бежать. Просто вдруг в сердце зародилась мечта, что медсестра сейчас выйдет из процедурной и позовет: 'Григорий Расторгуев, на инъекцию!' Но медсестра не вышла и пришлось подниматься с кожаного дивана и идти встречать посетительницу.
Здравствуй, миленький, - она чмокнула его в щеку. - Что совсем пропал?
Болел летом. Грипп был с осложнением. Академку взял, собрался до отъезда в экспедицию немножко в рисовании поупражняться, пристроился в бабушкину школа, да с лесов слетел. А ты как?
Нормально, дорогой.
Гриша с радостью почувствовал, что визит бывшей любимой женщины его ничуть не тревожит. Подумаешь, одна из десятков знакомых. Главное, чтоб побыстрее ушла, чтоб помойку со дна души не вытащила.
'Господи, - подумал он, - хоть бы ещё кто заявился!'
И молитва была услышана. Все в том же конце коридора замаячила новая фигура и эта фигура тоже пришла ради него, ради Гриши.
Это ко мне, - сказал он первой посетительнице, указывая на вновь пришедшую, - знакомьтесь Зоя - Инна.
Девушки переглянулись, как показалось Грише, друг другу понравились и защебетали, рассказывая наперебой, что 'Гришенька у нас такой неуклюжий, такой невезучий'.
Ни после падения, ни потом, в больнице, Гриша, хотя и получил травму головы, тошноты не чувствовал. Сейчас его замутило. Эти две абсолютно чужие и ненужные ему женщины, одна бывшая любовница, другая явно имевшая на него виды, вызвали раздражение и желание сказать какую-нибудь гадость. Или сделать ещё что-нибудь такое, что заставит их уйти.
