уничтожив Великий Кипарис, словно станут они свободными, заточив старца в оковы. Разве не понимает этот глупый народ, что лишенные света бесцветные тела невидимы в тени. Эти глупцы взяли в плен свое собственное спасение. Каждый из них везде и всегда печется лишь о собственных нуждах, и нужды эти - его оковы. Его бросает во все стороны, и все дурные свойства выраста,ют из стремление к мести и угнетению ближних, из зависти, жадности, безжалостности, высокомерия... Почему они не ищут насущного в самих себе, а ополчились на Великий Кипарис старца и солнца.
Я встал, чтобы освободить старца, но не нашел ничего, чсм мог бы отомкнуть цепи на его руках и ногах.
Обошел вокруг Кипариса и старца, но приблизиться к ним не сумел-словно между, нами находилась невидимая прозрачная преграда. Меня отбрасывала назад какая-то особая сила. Изо всей мочи, с разбегу я бил плечом в эту препону, но напрасно. Ни плеча не ушиб, ни Кипариса не достиг. И вновь отправился на поиски. На полке, висевшей на. стене, обнаружил какую-то книгу.
Стал листать ее в надежде раскрыть тайну. Быть может, мне откроется тайна города. Но увы, ничего не смог понять. Письмена на книжных страницах оказались еще загадочнее, чем город и его жители, чем старец и Кипарис. Но я решил, что тайна города скрывается именно в этих знаках. Надо освободить город от чар. Но понапрасну уходило время на попытки постигнуть книгу. Никто не может принести избавления городу, кроме тех, кто живет в нем. Но они и не помышляют о спасении. С каждой минутой они становятся все более несвободными. Я должен найти свое средство.
Должен найти путь к заливу. Другого выхода нет.
И, словно спасение уже найдено, забыв об угрозе, я выбежал наружу и устремился к улице, которая возможно выведет к заливу. Я бежал в свете лучей Кипариса. Но вновь очутился возле двери дома пленного старца. На этот раз я побежал по плоским крышам, чтобы вырваться из этих теснин. Но чем ближе залив, тем выше становились крыши. Я шел словно по ступенькам гигантской лестницы. Когда я достиг последней крыши, то вниз уже не глядел. Крыша была настолько высокой, что кружилась голова. Спуск вниз с этой высоты был бы подобен падению в пропасть во время кошмарного сновидения. Я смотрел на залив с края крыши с немой надеждой в душе. Наш потерявший управление корабль был еле виден на черной воде, словно его и вовсе нет.- В мыслях, как стук сердца, звучало лишь одно: 'Спасение!' 'Спасение!'... Обошел крышу с четырех сторон, но повсюду - стены словно небывалые горы. В домах вокруг - ни окон, ни дверей.
С болью в душе я сел, обернувшись к городу. С этой высоты он походил на крепость, выстроенную вокруг дома пленного старца. И Великий Кипарис трепетал, словно его сердце, выбрасывая языки пламени, роняя отблески, покрывая людей и дома причудливыми тенями. В голове моей все еще стучало слово 'Спасение'.
Прыгая с крыши на крышу, я вновь спустился вниз, чтобы раздобыть веревку или канат. Но ничего подобного не нашел. И вновь углубился в ту из улиц, что должна вести к заливу. В надежде, что быть может... Другое спасение вроде конца света - для меня богословский Самообман. Не веря, что выйду, вслепую, я шел, доверившись чувству. На полпути, когда я уже понял, что возвращаюсь обратно, передо мной оказался узкий переулок. Удивительно, либо я до сих пор не замечал его, либо... Переулок вывел меня в квартал торговцев съестным. В сердце засияла надежда. От радости я забыл о еде и, ни крошки не взяв в рот, бросился к заливу, надеясь выбраться. Я бежал, позабыв обо всем, чтобы поскорее выбраться к заливу, починить и плыть. Но переулок опять завел меня в теснины города. Я обнаружил, что опять нахожусь в начале концов. Остался лишь единственный выход-броситься вниз с самой высокой крыши. Вновь добрался я по крышам на край Города и печально глядел на залив и корабль со сломанным рулем, глазами обреченного на смерть глядел на жизнь. Корма корабля наполовину погружена в воду. Еще два-три дня и он утонет совсем. От мысли о тем, что вместе с кораблем погибнет моя последняя надежда, я задрожал всем телом, покрылся холодным потом. С тоской и немой мольбой я смотрел на свою тонущую надежду. Для меня и жизнь постепенно тонула, квк корабль. Безнадежно смотрел я на последнее средство спасения. Это состояние умирающего, который в последний раз останавливает свой взгляд на двери.
Мир со всем, что есть в нем, теряет цену, радужные жизнелюбивые мечты становятся тусклыми и бесцветными. И человек внешне твердо и спокойно, но с болью в душе отрекается от берега надежд и мечтаний. Свокми. собственными руками он рвет золотые нити, свяаывающие его с жизнью. Это состояние кладущего голову на плаху. Мир в последний раз отражается в его глазах.
О чем это речь? Бред? Я еще не умер, чтобы произошло Самсоро[Самсоро ('блуждание', 'переход через различные состояния', 'круговорот') в предсгалениях манихейцев, как и в воззрениях джайнов, индуистов и буддистов (древне-индийское samsara). обозначение мирского бытия, связанного с цепью рождений и переходом из одного существоаания в другое. ], перевоплощение. Я пока еще люблю залив как последнюю надежду, в которой, быть может, скрывается Спасение. И мечтаю об этой возможности спасения. Я еще разбужу в своем теле,свое истинное Я, божественное Я, живое Я. Ощущаю в себе юное и чистое существо, которое объявило вечную войну моему сатанинскому Я, моему Я, стремящемуся к насилию, моей темной нечистой совести, всему дряхлому и старческому во мне. Нет, мой озаренный дух пока еще не вошел в скверное тело. Разве мало того, что веду жизнь, полную боли и страха? Разве это не Самсоро?
Один раз умереть и дважды ожить. Или однажды жить и тысячи раз умирать? Разве это не Самсоро? Сказано, что если человек ради духа своего соблюдает воздержание, то после смерти его дух возвращается на свою истинную светлую родину. А в случае, если не совершил великах грехов, которые ввергнут его в ад, то обречен он на то, чтобы вернуться к жизни в другом теле и вновь родиться и проходить уровень страданий, и это называют Самсоро...
Разве я не одинок в этом Городе скверны? Разве мой дух не пребывает в воздержании на своей истинной родине, в краю озаренном Отца? И вновь раздался ужасный язвительный смех, обративший весь Город в страшную хохочущую пасть. Что это за город, чья сущностьдвойственность? Лучезарный и холодный. Кто сказал, что Радость - знак Света, а Печаль есть признак Тьмы? Отчего эти двойственные качества слились водной душе?
В духе пленного старца радость излучает свет, печаль укрывается в тьме. Днем плачет, а ночью хохочет.
Странный город без тени: все, кто здесь есть, кроме меня и старца, не имеют тени. Странный город скверны.
Тень... Чтобы убедиться, осталась ли у меня тень, я в испуге встал и увидел темную тень, повторяющую мои очертания. Хорошо, что тень моя все еще на месте. Но меня пугала мысль о том, что однажды я, как и жители этого города, останусь без тени. И тут вновь загремел тот ужасный смех, и в его раскатах я услышал; 'Они лишены того, что есть у тебя'.
- Что это - то, что есть у меня?
'То, что пробуждает тебя!' - произнес голос.- Воздержание!..
Oт этой вести, от этого страстного слова я вскочил и побежал по крышам. Но, увы, не было конца моему пути. Я оставался пленником Начала. Я спустился вниз и побежал по одной из улиц в поисках скончания зтого начала. Но бег мой - топтание на месте. Куда теперь бежать? Где завершение этого пути? Быть может, в том, похожем на крепость доме пленного старца? Значит, там - воздержание. Значит, там - волшебство.
Значит, там - спасение. Значит, там- избавление. Или это- железная дверь, перeд которой я cтою. Уповая, вхожу в этот недружелюбный дом. Комната во тьмe, a оттого тайна ее кажется ужасной. На дрожащих от страха ногах продвигаюсь вперед, вытянув перед собой руки, словно незрячий, словно слепорожденный. И в этот миг кто-то, взяв меня за руку, повел sa собой. Я не видел его, поскольку глаза не привыкли еще ко тьме, но прикосновение нежной руки чрезвычайно испугало меня. Я отпрянул и закритал. Но мягкий прелестный женский голос успокоил меня. Я засыпал ее вопросами, но она, не отвечая, влекла меня sa собой. И наконец я ощутил, что нахожусь в комнате. Дверь за мной, закрылась. Тяжелые каменные мгновенья тянулись словно годы. От страха я не мог шевельнуться, словно в жилах у меня вместо крови течет тяжелый и вязкий расплавленный свинец. Сломать дверь и убежать я не решался. И в этот миг послышался звук шагов. Оставалось лишь ждать. Мне представилось, что я безысходно обречен. Безысходно обреченный становится безразличным к миру. Для того, кто видел, как в мыслях умирают последние надежды, жизнь теряет смысл. Единственное, на что он уповает,- это на судьбу: поблекшее, бесцветное, тусклое, холодное, темное будущее...
