Сосэки поступил на службу в крупнейшую токийскую газету «Асахи»; он решился на такой шаг не ради наживы: платили мало, но благодаря газете он смог общаться с массовым читателем. В жизни писатель вовсе не был таким затворником, каким он рисует своего героя — учителя Кусями. Сосэки очень любил молодежь. В своих произведениях он часто рисовал образы молодых людей Японии. У него было много учеников, молодежь охотно собиралась на знаменитые четверги в доме писателя. Среди его учеников были такие первоклассные таланты, как Судзуки Миэкити, Морита Сохэй, Абэ Дзиро, Абэ Иосисигэ, Акутагава Рюноскэ… Как литературный критик Нацумэ Сосэки оказал поддержку многим начинающим писателям на страницах газеты «Асахи».
Весной 1906 года Сосэки написал небольшую повесть «Мальчуган». Она до сих пор очень популярна в Японии. «Мальчуган» (боттян) стал нарицательным словом для пылкого молодого человека, который всегда готов постоять за правду, не заботясь о последствиях. Осенью того же года писатель создал небольшую романтическую повесть «В дороге». Он развил в ней свое эстетическое учение о красоте, противопоставив его утилитарным идеалам своего времени. Все три его ранних произведения: «Ваш покорный слуга кот», «Мальчуган» и «В дороге» — резко отличаются друг от друга по своему жанру, содержанию и стилю, «Ваш покорный слуга кот» — сатирическая повесть, «Мальчуган» — бытовая, полная юмора реалистическая повесть, повесть «В дороге» написана в романтической манере. В позднейших произведениях Сосэки юмор и романтизм исчезают.
Роман «Сансиро» (собственное имя), написанный в 1908 году, — новая веха в творчестве Нацумэ. Писатель внимательно анализирует разъеденный рефлексией душевный мир современного японского интеллигента, неспособного к действию, изучает его, как врач больного. Но единственное, что может ему предложить писатель, — это точный диагноз болезни. «Его героем стал человек, — говорит академик Конрад в своем предисловии к роману „Сердце“, — перед которым открылось многое, который знает много, серьезно и глубоко думает, но не знает, как ему жить… который стоит „у врат царства“ и знает, что ему не открыть их, но в то же время не может отойти от них назад».
К психологическим романам этого типа, рисующим типичные образы интеллигентов, относятся также «Затем» (1909), «Врата» (1910) и «Сердце» (1914).
Нацумэ Сосэки долгие годы страдал от язвы желудка. Уже в повести «Ваш покорный слуга кот» он изображает себя тяжело больным человеком.
В 1910 году он чуть не погиб от внутреннего кровотечения. Сосэки говорит в своих воспоминаниях: «Передо мною то и дело появлялся образ Достоевского. В моем воображении отчетливо возникали холодное небо, новый эшафот и на этом эшафоте фигура Достоевского, дрожавшего в одной рубашке…» В эти дни, по словам Сосэки, он смог до конца постичь то, что пережил на эшафоте Достоевский: ужас смерти и радость возвращения к жизни. Сосэки любил Достоевского и ясно ощущал свою духовную близость к нему.
В 1916 году Нацумэ Сосэки начал писать свое последнее большое произведение «Свет и тьма». Герои романа погружены во тьму, они отравлены собственным эгоизмом, но писатель хотел показать, как из мрака отчаяния они ищут дорогу к свету. Он хотел показать, что такую дорогу можно найти. Нацумэ Сосэки не дописал роман. 9 декабря 1916 года он скончался.
Творчество Нацумэ Сосэки — правдивая летопись жизни японской интеллигенции. Писатель верно показал ее мучительные искания на пути из мрака к свету. Правда, единственный представлявшийся ему возможным путь к спасению вел в глубины собственного духа. Там, и только там писатель видел свет.
Великий писатель-гуманист, правдолюбец, замечательный художник Нацумэ Сосэки оставил после себя значительное творческое наследие.
Особое место в нем занимает единственное сатирическое произведение Нацумэ Сосэки «Ваш покорный слуга кот». Советскому читателю будет интересно познакомиться с этим шедевром японской литературы.
Глава I
Позвольте представиться: я — кот, просто кот, у меня еще нет имени.
Я совершенно не помню, где родился. Помню только, как я жалобно мяукал в каком-то темном и сыром углу. Здесь же мне впервые довелось увидеть человека. Позже я узнал, что это был мальчишка-сёсэй [4], один из тех сёсэев, которые слывут самой жестокой разновидностью людского племени. Рассказывают, что эти мальчишки иногда ловят нас, кошек, зажаривают и едят. Но тогда я даже не подозревал, что мне грозит такая опасность, и поэтому не очень испугался. Я не почувствовал никакой тревоги и тогда, когда мальчишка взял меня на руки и поднял на головокружительную высоту. Мне даже было приятно в теплых и мягких ладонях сёсэя. Я устроился поудобнее и принялся рассматривать его — ведь как-никак это была моя первая встреча с человеком. Уже тогда человек показался мне существом весьма странным. Этого мнения я придерживаюсь и по сей день. Взять хотя бы лицо. Ведь именно здесь должна расти самая густая, самая красивая шерсть. А у него оно голое и круглое — совсем как никелированный чайник! Мне потом приходилось встречаться со многими кошками, но ни разу я не видел среди них такого урода. Более того, средняя часть лица у человека как-то странно выдавалась вперед, а из двух отверстий в этом выступе время от времени вылетали клубы дыма. Дым был едким и противным, и я начал задыхаться. Только недавно я наконец узнал, что это был дым табака, который курят люди.
На руках у мальчишки я просидел довольно долго и чувствовал себя вполне хорошо. Но вдруг меня куда-то стремительно понесло. Я никак не мог понять, что происходит, то ли это двигался мальчишка, то ли двигался лишь я, а он стоял на месте, во всяком случае, голова у меня пошла кругом. К горлу подступила тошнота. «Теперь конец», — мелькнула мысль, и тут я хлопнулся оземь, да так, что из глаз посыпались искры. До этого момента я все помню хорошо, но что было потом — хоть убей, не могу вспомнить.
Когда я вдруг пришел в себя, мальчишки поблизости уже не было. Не было никого и из моих многочисленных братьев и сестричек. Даже моя заботливая и нежная мать — и та куда-то исчезла. Я очутился в совершенно незнакомом месте, было непривычно светло, так светло, что резало глаза.
«И куда это я попал?» — подумал я и попробовал сделать несколько шагов, но каждый шаг причинял мне страшную боль — ведь теперь вместо мягкой соломки у меня под ногами была густая колючая поросль молодого бамбука.
Вскоре я выбрался из зарослей и оказался на берегу большого пруда. Здесь я присел на землю и стал размышлять над тем, что же теперь делать, но ни до чего путного так и не додумался. Мне пришло в голову, что если я немного поплачу, то мальчишка непременно придет за мной. «Мяу, мяу», — начал я, но никто не появлялся. А между тем откуда-то, взволновав поверхность пруда, налетел прохладный ветерок. Солнце зашло. Страшно хотелось есть. Я так ослабел, что даже не мог плакать. «Теперь уж все равно ничего не поделаешь, так хоть пойду поищу какой-нибудь еды», — решил я и медленно побрел вдоль берега. На душе было тяжело. Так я шел и шел, терпеливо, сам не зная куда, и вдруг до меня донесся запах человеческого жилья. «Пойду-ка туда, авось кто-нибудь да выйдет», — подумал я и через дыру в изгороди проник в чей-то двор. Удивительная вещь — случай: не будь этой дыры, умер бы я в конце концов от голода где-нибудь на дороге. Вот уж недаром говорят: «Неисповедимы пути господни». А через эту дыру я и сейчас хожу в гости к Микэ, которая живет по соседству.
Ну, хорошо, во двор-то я пробрался, а вот что делать дальше? К этому времени совсем стемнело, и меня окончательно одолел голод. А тут еще пошел дождь, и я сильно продрог. Нельзя было терять больше ни минуты. И я отправился дальше, туда, где, как мне казалось, можно найти свет и тепло.
Теперь я знаю, что тогда я сумел побывать в доме. И там мне снова представился случай встретиться с человеком, на этот раз уже не с мальчишкой. Первой меня заметила служанка. Она обошлась со мной куда безжалостнее, чем тот сорванец сёсэй. Как только я попался ей на глаза, она схватила меня за загривок и вышвырнула на улицу. «Это уж совсем никуда не годится», — подумал я и, закрыв глаза, вверил свою судьбу небу. Но холод и голод были поистине нестерпимы, и, улучив минуту, когда служанка отвернулась, я опять проскользнул в кухню и тут же снова был выброшен за дверь. Помню, как много раз подряд я пробирался в дом и сразу же оказывался под дождем, как я опять возвращался и меня опять вышвыривали. Уже тогда я всей душой возненавидел служанку. Совсем недавно я утащил у нее со стола рыбу и этим хоть немного отомстил ей за обиды.
Когда она схватила меня в последний раз и уже собиралась было вышвырнуть из кухни, вошел хозяин
