тревоги глазами.
– Насколько он плох? – спросил он тихо.
– Сейчас сказать невозможно, – ответила она, отчаянно желая быть более оптимистичной. – По крайней мере он дышит. Как можно быстрее надо отправить его в больницу. Если он выдержит первые несколько дней… – Она протянула руку и на мгновение крепко сжала его пальцы. В эту минуту она забыла об осторожности.
Время казалось им вечностью, пока они дожидались машину «Скорой помощи», – она приехала через несколько минут. Меган с облегчением вздохнула, когда санитары осторожно переложили Дакиса на носилки, так как знала, что скоро он будет в надежных руках опытных врачей.
– Поезжай вместе с ним, – предложил Тео. – Я поеду за вами в своей машине.
Она молча кивнула. Санитары подхватили носилки. Меган плохо видела от застилавших глаза слез, но даже не позаботилась их вытереть. Шок был слишком велик. Он выглядел таким здоровым, ничто не указывало на то, что у него случится еще один инсульт.
Когда машина «Скорой помощи» сорвалась с места, девушка крепко сжала безжизненную руку старика.
– Держись, Дакис, – тихо и умоляюще сказала она. – Пожалуйста, только не сдавайся. Ты же можешь это сделать, я ведь знаю, что можешь…
Было несколько странно снова оказаться в больнице. Единственной разницей между этой больницей и любой из тех, где Меган довелось работать в Англии, были надписи не только на английском, но и на греческом языке. Это да еще, пожалуй, яркие лучи южного солнца, льющиеся в окна, показались ей чем-то непривычным в столь знакомой обстановке.
Дакиса положили в отдельную палату, которая выходила окнами в тихий зеленый дворик. Старик лежал с закрытыми глазами, с лицом почти такого же цвета, как и подушка под его головой, но Меган с облегчением увидела, что зеленая линия на кардиомониторе колебалась четко и регулярно, хотя и немного слабо, а его дыхание казалось уже менее затрудненным.
Медсестра закончила мерить давление, взглянула на показания… и успокаивающе улыбнулась.
– Не так уж плохо, он отлично держится. Как только мы получим результаты сканирования, его еще раз осмотрит врач.
Тео кивнул, не отрывая пристального взгляда от лежащего отца. Меган, вставшая со своего стула, чтобы медсестра могла измерить давление, снова села. Тео посмотрел на нее с вымученной улыбкой.
– Спасибо.
– За что?
– О… просто за то, что ты здесь. – Он вздохнул и неловко положил ладонь на лежащую поверх одеяла худую, пергаментную руку отца. – Хотелось бы мне знать, он чувствует то, что мы здесь, рядом с ним?
– Возможно, он нас слышит, – негромко произнесла Меган. – Поговори с ним, не важно о чем, просто поговори…
Чуть нахмурившись, силясь подобрать нужные слова, Тео наклонился поближе к старику.
– Папа, ты помнишь, когда я был маленьким, ты учил меня кататься на лыжах на горе Олимп? Иногда там выпадало достаточно снега, и тогда мы могли кататься даже по равнине, и ты часто говорил, что когда-нибудь возьмешь меня в Канаду, чтобы я научился как следует…
Он продолжал говорить, вспоминая отдельные эпизоды своего детства, а Меган тихо сидела поодаль и наблюдала. Дакис не подавал никаких признаков того, что слышит сына, но девушке казалось, будто выражение его лица постепенно становится более спокойным и умиротворенным. Мягкое постукивание кардиомонитора вторило тихому голосу Тео, и Меган улыбнулась про себя, рассеянно глядя в тенистый сад за окном.
Первые несколько часов выдались очень напряженными, но то, что старик сумел пережить первый инсульт, все-таки давало небольшую надежду на удачное выздоровление. И что бы теперь ни случилось, но за последние несколько недель он и его сын сумели преодолеть то отчуждение, которое лежало между ними.
Тихо и монотонно текли минуты, но за стенами палаты продолжалась обычная больничная жизнь. Меган уже начало клонить в сон, когда громкие голоса в коридоре заставили ее резко открыть глаза и выпрямиться. Ошибки быть не могло – один из этих голосов принадлежал совершенно ненужному здесь человеку, а именно племяннику Дакиса – толстому Гиоргиосу. Тео и Меган успели только обменяться хмурыми взглядами, как дверь распахнулась, и Гиоргаос ворвался в палату в сопровождении своей вечно недовольной длиннолицей жены.
Маленькие свиные глазки окинули презрительным взглядом Меган и обратились к Тео.
– Kalispera, Ksaderfos Theo,[16] – холодно поздоровался Гиоргиос.
– Добрый вечер, кузен Гиоргиос, – ответил Тео, с трудом сдерживая свой сарказм. – Как вы поразительно расторопны и настойчивы в посещениях моего приболевшего отца! Впрочем, именно этого я от вас и ожидал.
Губы Гиоргиоса дрогнули, и он что-то ответил по-гречески тоном одновременно высокопарным и ханжеским.
– Вы очень добры, – ответил Тео, улыбаясь холодной отстраненной улыбкой. – К счастью, отец держится хорошо. Через несколько дней, без сомнения, он будет сидеть в постели, отдавать поручения и орать на медсестер.
– Ха! – Гиоргиос кинул злобный взгляд в сторону Меган. – Несомненно, это будет большим разочарованием для вашей маленькой poutana.
Меган почувствовала негодование; она не была до конца уверена в истинном значении этого греческого слова, но вполне могла догадаться, что его никак нельзя считать комплиментом. Но она и рта не успела открыть, как вмешался Тео.