об обстоятельствах гибели своего батюшки, — сказал герцог, забрав руки девушки.
Эмили посмотрела на их сплетенные пальцы и криво усмехнулась.
— Невинной и наивной, говоришь? Боюсь, ты хватил через край. У меня не хватит драматических талантов.
Джастин поспешно убрал руки и принялся бессмысленно передвигать бумаги на столе.
— Прошу только об одном: ни при каких обстоятельствах не соглашайся встречаться с ним за стенами этого дома.
— Это еще почему? Неужели боишься, что он лишит меня невинности?
Руки Джастина дрогнули, и бумаги дождем посыпались на пол. Эмили неспешно отплыла к окну, осознав, что ляпнула лишнее и зашла слишком далеко.
— Ни в коем случае нельзя забывать, что этот человек крайне опасен, — сказал Джастин, выходя из-за стола. Ему требовалось немалое усилие, чтоб говорить спокойно, ровным голосом. — Учти, что в глазах закона я по-прежнему остаюсь его компаньоном, а ты, дорогая, являешься наследницей состояния своего отца. С юридической точки зрения комар носа не подточит. Иными словами, мы с тобой представляем единственную преграду на его пути к обладанию огромным богатством, а из прошлого опыта мы оба знаем, что Николас ни перед чем не остановится ради достижения своей цели.
Прозрачная кожа Эмили, казалось, жадно впитывала скудные солнечные лучи, пробивавшиеся в узкое окно. Джастин стоял за ее спиной и с большим трудом сдерживался, чтобы не смахнуть волосы с ее шеи и не припасть к ней губами. Пришлось крепко сжать руки в кулаки и засунуть их как можно глубже в карманы брюк подальше от соблазна.
— Не прошу о любви и даже не молю о дружбе, — тихо сказал герцог. — Единственно, чего я добиваюсь, — это справедливости. — Девушка промолчала, словно не слышала его. Она стояла истуканом, неподвижная и загадочная, как старая кукла, будь она трижды проклята, которую Эмили упорно выставляла напоказ на прикроватной тумбочке. Джастин ощутил новый прилив ярости и страсти, но не выдал себя и продолжал легким светским тоном: — Давай-ка попробуем представить эту ситуацию в ином свете. Если мы сумеем доказать его причастность к гибели твоего отца, ты станешь миллионершей. В этом случае отпадет всякая нужда во мне. Ты свободна, опекун не требуется.
— Не надо меня уговаривать. Я согласна. — Эмили развернулась с улыбкой, сверкающей и разящей, как лезвие кинжала.
На пути к двери ей пришлось обойти герцога, и кружевной рукав чуть мазнул его по руке. Дверь перед ней услужливо распахнулась, и за ней предстал насупленный Пенфелд.
Девушка улыбнулась.
— Можешь отозвать своих соглядатаев, — обратилась она к Джастину. — На этот раз я никуда не убегу.
— Я тоже буду здесь, — сумрачно заверил ее Джастин. Он смотрел вслед Эмили, раскачиваясь с носка на пятку и засунув руки глубоко в карманы брюк. — И еще одно. Отныне можешь ничего не опасаться и дверь по ночам не запирать. Я все понял. Не имею ни малейшего желания противиться чужой воле. Если меня не ждут, меня там не будет.
Эмили вспыхнула, Пенфелд прочистил горло, задохнулся и, натужно кашляя, согнулся пополам. Эмили вытолкнула его в коридор и хлопнула дверью с такой силой, что жалобно задребезжали стеклянные створки секретера.
Джастин прислонился к подоконнику, ма его губах играла задумчивая усмешка. Только время покажет, какие результаты принес этот нелегкий разговор. Либо он заполучит верную союзницу в предстоящей схватке с Николасом, либо противник удвоит силы.
В тот же день, немного позднее, проходя мимо зеркала в золоченой раме, Эмили на секунду задержалась, чтобы еще раз придирчиво осмотреть себя и свой наряд, а заодно вернуть к жизни, ущипнув посеревшие от волнения щеки. Руки у нее были холодные, как ледышки, и приходилось постоянно напоминать себе, что нужно держаться молодцом, ничего не страшиться и быть готовой к любому развитию событий накануне встречи с третьим участником жестокой драмы, разыгравшейся более семи лет назад. В этой трагедии тесно переплелись судьбы людей, связанных мужской дружбой, которую омрачили предательство и смерть.
Местом встречи Джастин назначил курительную комнату в восточном крыле огромного здания, и, когда Эмили вошла туда, стало понятно, почему он остановил свой выбор именно на ней. Комната была выдержана в турецком стиле, богато обставлена и убрана в чисто мужском вкусе. Здесь были роскошные восточные ковры и глубокие кресла, обтянутые черной кожей с украшениями из бронзы.
День выдался погожий и теплый, огонь, пылавший в камине, еще поддал жару, так что в помещении было неимоверно душно, не продохнуть. В такой атмосфере безжизненно поникли даже многочисленные пальмы в кадках. Эмили не успела сделать и пары шагов, как почувствовала испарину на лбу.
Николас Салери предпочел держаться ближе к двери, положив руки в белых перчатках на элегантную трость с изогнутой ручкой из слоновой кости. Однако Эмили почти не заметила его, пораженная до глубины души переменой, которую за столь короткое время претерпел Джастин.
Он сидел с отсутствующим видом у камина в инвалидной коляске, напоминавшей жирного паука. На нем был лишь шелковый домашний халат, из-под которого торчали длинные ноги в шерстяных чулках, плечи понуро опущены, темные, давно не мытые волосы спутаны, брови сурово сдвинуты, и на лице застыла жуткая гримаса. Возле него хлопотал Пенфелд, постоянно поправляя одеяло, укрывавшее герцога до самого горла.
Эмили была настолько поражена открывшейся перед ней картиной, что не сразу сообразила, что происходит, когда Николас поднес ее руку к губам и с легким поклоном сказал:
— Добрый день, мисс Скарборо. Должен признать, что ваше приглашение немало удивило меня. Естественно, я бы с радостью нанес вам визит по собственной инициативе значительно раньше, но не был уверен в приеме. Откровенно говоря, я опасался, что вы откажетесь принять меня после того, что случилось, хотя это было явное недоразумение.
— Недоразумение? — удивилась девушка. Николас по-утиному дернул головой и искоса взглянул на Эмили из-под длиннющих пушистых ресниц.
— Я имею в виду тот дом в районе Мейфэр, — несмело пояснил он. — Когда я увидел там вас, женщину высшего света, то в первую минуту не поверил своим глазам, но потом понял, что вас вынудили к тому некие непредвиденные обстоятельства. Надо полагать, обстановка вышла из-под контроля. В тот момент я знал лишь одно: необходимо поскорее освободить вас, вывести из этого заведения на улицу через запасной выход, который, по счастью, был мне известен. Впрочем, охотно допускаю, что вы могли истолковать мои действия превратно.
Помимо воли Эмили бросила взгляд на красиво повязанный белый галстук Николаса. Если бы Джастин в тот вечер не ворвался в бордель и не положил конец преступному замыслу, этот галстук мог вскоре оказаться у нее на шее, и наутро обнаружили бы ее хладный труп. При этом воспоминании вспыхнуло острое желание вцепиться ногтями в холеную рожу, но она сдержалась: сейчас не время для необдуманных поступков.
Эмили чуть склонила голову в надежде, что вспышку гнева, обагрившую краской щеки, Николас примет за румянец застенчивой девицы.
— Действительно, инцидент не из разряда приятных, — поддакнула собеседнику Эмили, продолжая изображать смущение. — Кажется, я угодила в эту ситуацию после жуткой, ничем не вызванной ссоры с моим опекуном. Но, прошу вас, не будем вспоминать об этом. — Эмили как бы давала возможность Николасу самому вообразить, сколь тягостные должны быть обстоятельства, вынудившие даму света искать убежища в публичном доме.
Николас проглотил наживку, нервно посмотрел на Джастина и понизил голос до шепота:
— Человек, обслуживающий их светлость, посоветовал мне ничего не предпринимать и не говорить до вашего появления. По его словам, вы оказываете благотворное влияние на больного, и в вашем присутствии он не склонен к буйству.
— Боюсь, не всегда, — улыбнулась в ответ Эмили, к которой вернулось прежнее расположение духа. — У него бывают светлые и темные дни, настроение беспрерывно меняется, но во время очередного припадка я ничем не могу помочь. К примеру, вчера их светлость рвали и метали, потребовались усилия четверых
