Роженица круто выгнулась и до крови закусила губы, но не издала ни звука, пока крошечное существо не скользнуло в подставленные ладони ее сына. Тогда наконец из ее груди вырвался протяжный стон неимоверного облегчения.
Мальчик следовал еле слышным указаниям вконец обессилевшей матери, избегая смотреть на новорожденного, уже ненавидя его за ее мучения и за страдания, перенесенные им самим. Кое-как он замотал ребенка в тряпки и сунул его в согнутую руку матери.
Она взглянула на младенца, и на ее губах затрепетала слабая, невыразимо нежная улыбка. Мальчик с душевной мукой смотрел, как ее лицо на мгновение осветилось отблеском былой красоты, которая, должно быть, и привлекла когда-то его отца. Не в силах вынести это зрелище, он было отвернулся, но мать схватила его за руку и стала всматриваться в тонкие черты его лица с такой же жадностью, с какой, только что изучала лицо новорожденного.
– Ты хороший мальчик, сынок… Такой же, как твой папа. Прошу тебя… никогда не забывай об этом…
Подросток закрыл глаза и словно окаменел, в который раз услышав знакомое напоминание. Если его отец был таким хорошим, почему же он их оставил?
Из рассказов матери мальчик знал, что после женитьбы отец сразу снова ушел в море, даже не дождавшись рождения сына. Впрочем, он и не знал, кто именно родился у его жены, оставшейся без гроша, но с младенцем. Не знал и никогда этим не интересовался. А мать все эти годы жила в постоянном ожидании его возвращения. Вместе с другими женами моряков она мчалась на берег встречать каждый корабль… только ей всегда приходилось возвращаться с пристани одной, глотая слезы и с завистью глядя вслед счастливым женщинам, шедшим домой в обнимку со своими мужьями. Дома при сыне она крепилась, обещала, что уж со следующим кораблем папа обязательно вернется, а ночью подолгу отчаянно рыдала, уткнувшись в подушку. Сын не спал, в детстве он и сам молча обливался слезами, прислушиваясь к ее глухим рыданиям, а с возрастом только стискивал зубы и затыкал уши, с каждым годом все меньше надеясь на встречу с родным отцом. Так он ни разу и не увидел его.
Однажды, вернувшись из плавания, давний товарищ отца рассказал им, что рыболовецкую шхуну, на которой он отправился в последний рейс, сильным штормом унесло к берегам Гренландии. Ураган не утихал несколько дней, утлое суденышко не выдержало борьбы, со стихией и затонуло. В грозных ледяных волнах погиб весь его экипаж, кроме чудом спасшегося боцмана, который и поведал о случившемся подобравшим его морякам.
Горькие размышления мальчика нарушил прерывистый вздох, донесшийся с постели. Он поднял голову и встретился с уже угасающим взглядом матери… Комок застрял у него в горле, не давая вздохнуть. Мальчуган медленно наклонился и поцеловал ее в холодеющий лоб.
– Спи, ма, – тихо прошептал он и бережно провел ладонью по ее лицу, закрывая ей глаза.
Подросток долго сидел на краю кровати, спрятав лицо в ладони, пока крошечное существо не начало издавать слабенькие звуки в безвольно откинутой руке матери. Мальчик некоторое время с отвращением смотрел на этот живой сверток, затем все же потянулся к нему только потому, что знал – мать этого хотела бы. Он называл про себя новорожденного это, отказываясь думать о нем иначе. Слабый, но настойчивый писк только что родившегося существа, неумело прижатого к груди мальчика, вдруг пробудил в нем тревожное сознание своей ответственности за это.
Мальчуган лихорадочно вспоминал, что делали в подобных случаях обитатели его квартала… Ну, конечно! Он должен будет найти женщину, которая возьмется это выкормить. Вряд ли ему придется долго искать. В человеческом муравейнике, населяющем эти жалкие трущобы, рождение и смерть частенько сливались в одно событие.
Озабоченный взгляд мальчика задержался на крохотном личике. Он подумал, что нужно умыть его. Оно было грязным, но могло ли здесь появиться хоть что-нибудь чистое? Очень скоро, как и все вокруг, эта кроха тоже станет кашлять и отхаркивать копоть.
Он осторожно коснулся пальцем нежной щечки младенца, поражаясь тому, что его истощенная мать произвела на свет такое пухленькое создание. Их взгляды встретились – бессмысленный взгляд новорожденного и его, осмысленный, угрюмый. Любопытство превозмогло неприязнь, и мальчик развернул лохмотья.
Изумленный совершенством маленького человечка, он невольно улыбнулся.
– Ну, парень, – смущенно пробормотал он, заворачивая малыша, – кажется, у тебя все оборудование в порядке.
Его брат. Волна горячего сочувствия поднялась у него в груди, когда он снова прижал к себе маленький грязный сверток. Подумать только, у этого несчастного создания нет матери. У него самого по крайней мере был отец, который дал ему имя, и мать… до сих пор… Мальчуган сморгнул набежавшие слезы. А у этого клопа нет никого на свете… Никого, кроме него, его старшего брата.
Взволнованно переживая свое кровное родство с этим беспомощным существом, всецело зависящим от него, подросток погрузился в невеселые размышления.
Неожиданно с улицы донесся взрыв пьяного гогота, заставив мальчика вздрогнуть и очнуться. Он обвел осиротевший дом тоскливым взглядом и остановил его на лице матери, беззвучно прощаясь с ней. Ему было невыносимо тягостно оставаться здесь, рядом с ее мертвым телом, зная, что он ничего не может для нее сделать. Мальчуган крепко прижал к груди братишку и встал. С минуту он нерешительно потоптался у дверей, а затем опрометью бросился в хаос ночной жизни трущоб.
Никто не обратил внимания на одинокую фигурку мальчика, мчавшегося по булыжным мостовым переулков. Он стремился к единственному месту, где можно было смыть тошнотворный запах рождения и смерти, неотвязно преследующий его.
Глухую темноту ночи пронизывали вспышки фонарей на мачтах кораблей, пришвартованных в гавани, притягивая его к себе, как свет маяка.
«Не эти ли огни неудержимо манили моего отца, – подумал мальчик, устало опускаясь на дощатый причал. – А может быть, просто завораживающая песня волн влекла его в морские просторы?»
Свесив ноги, он сел на краю причала и погрузился в тяжелое раздумье, уставясь невидящим взглядом на море, чье присутствие обнаруживало себя лишь неумолчным плеском волн и отблесками лунного света. И вдруг решительно поднял голову.
