Простодушный вопрос Сильвии вызвал горькие воспоминания: Морис несет ее на руках сквозь ледяной дождь, крепко прижимая к своей груди; Морис, заботливо укрывает ее стареньким одеялом; Морис нежно целует синяк у нее на горле, словно пытается поцелуем стереть его с кожи…
– Шампанского, леди? – Раздавшийся рядом голос лакея вывел Люси из оцепенения.
– Не сейчас, Дэвид, – сказала Сильвия, зная антипатию подруги к спиртному. – Может быть, позже, когда…
– Почему же, с удовольствием. Благодарю вас, – поспешно возразила Люси, пока лакей не успел отойти.
Она взяла высокий хрустальный бокал и медленно выпила искрящийся напиток, чувствуя на себе изумленный взгляд Сильвии.
Колкие пузырьки газа начали пощипывать в носу, в то время как по желудку распространилось живительное тепло, которое, к сожалению, не могло согреть душу Люси.
– Видишь ли, Сильвия, – гордо заявила она, ставя на поднос опустевший бокал, – мне не нужен мистер Клермонт, чтобы оберегать меня. В случае чего сегодня меня защитит мой отец. А когда мы вместе, нам больше никто не нужен.
Сильвия озадаченно наблюдала, как ее подруга решительно направилась к группе мужчин в мундирах, подобострастно прислушивающихся к каждому слову адмирала, чья широкоплечая фигура величественно высилась в центре кружка. И хотя несколько раз молодые люди приглашали ее присоединиться к танцующим, она отклоняла их предложения.
На самодовольном лице адмирала промелькнуло выражение досады, когда дочь обратилась к нему с просьбой потанцевать с ней. Но Люси не желала ничего замечать, пока он, пересилив себя, не предложил ей руку. У каждого из них были свои причины, заставившие их двинуться рука об руку в круг танцующих: Сэру Сноу не хотелось выглядеть перед своими почитателями глубоким стариком. Что касается Люси, то для нее танец с отцом представлялся той соломинкой, за которую схватилась ее попранная гордость.
Морис еле удержался, чтобы не стукнуть кулаком по застекленной двери террасы. Люсинда Сноу снова попала под магнетическое влияние своего отца!
Горящим от гнева взором он пристально следил за ними, сжимая кулаки. Но даже в эту минуту он не мог не признать, что от танцующей пары исходило чарующее обаяние. Легкая хромота адмирала придавала трагическое достоинство его царственной манере держаться. В своем парадном мундире с наградами на широкой груди он напоминал престарелого короля, вернувшегося из славного крестового похода. Когда-то Морис идеализировал таких героев и готов был пожертвовать чем угодно, лишь бы оказаться в их обществе.
Как будто находясь во власти такого же благоговейного восхищения, Люси приподнялась на цыпочки и бережно поправила одну из медалей отца.
Адмирал раздраженно оттолкнул ее руку. Он что-то проговорил растерянной дочери и резко оборвал танец. Бесцеремонно оставив ее, он величаво покинул зал, задержавшись только для того, чтобы коротко извиниться перед леди и лордом Хауэлл. Даже гордо вздернутый подбородок Люси не мог скрыть боль в ее глазах, когда отец отверг ее общество.
Морис хотел было последовать за адмиралом, но передумал. Он достаточно долго находился в Ионии, чтобы знать, куда направился этот самовлюбленный человек.
Он снова перевел взгляд на Люси. В качестве маскарадного костюма она выбрала классическую греческую тунику из белого шелка и полумаску из того же материала. Широкая золотая лента удерживала собранные назад тяжелые серебристо-пепельные волосы. Хотя Мориса отделяла от нее стеклянная дверь, он отчетливо видел ее грустное лицо.
«Бедная моя греческая богиня, – думал он, любуясь ее утонченной красотой, – ты бродишь, как чужая, в этом мире роскоши и самозабвенного веселья. Этот мир чужд и мне – сейчас точно так же, как в юности, когда я мог только мельком увидеть его манящие огни через высокие окна парадных комнат в богатых особняках. Он всегда казался мне таким же прекрасным и недостижимым, как таинственный блеск далекой звезды, плывущей высоко в небе, гораздо выше пропитанных копотью облаков. Таким же величественным, как бескрайний простор океана, о котором я мечтал. Таким же невероятным, как сами небеса или любовь девушки, подобной тебе.
И вот ты сама отважно призналась мне в любви, а я… чем я заплатил тебе за твое откровение? Я один виноват в том, что на твоем прекрасном лице лежит тень невыразимой грусти. Как же мне помочь тебе, моя сероглазая Мышка?»
В это мгновение Люси потерянно оглянулась на дверь, и сердце Мориса загорелось безрассудной отвагой, которая когда-то стоила ему и свободы, и доброго имени.
Он с сомнением посмотрел на свои старые брюки, поцарапанные башмаки. В кого же, черт возьми, ему нарядиться? В лакея? В слугу Люси?
– Эй, малый! Я к тебе обращаюсь, парень! Ты что, оглох? Можешь мне помочь? – Прихрамывая, к Морису подошел человек, одетый в дорогой смокинг. – Кажется, я влип в какую-то гадость, – начал он, брезгливо глядя на свою ногу. – Я предупреждал лорда Хауэлла насчет спаниелей. Завел бы лучше мастифа. А эти проклятые твари не имеют никакого понятия о приличном поведении, всегда могут опозорить любого человека. Я спрашиваю, у вас есть какая-нибудь тряпка, чтобы стереть это с ботинка? Я уже катастрофически опоздал!
Несомненно, опоздавший гость принял Мориса за одного из слуг лорда Хауэлла. Клермонт хотел было резко отшить надменного денди, но прикусил язык и бросил оценивающий взгляд на ослепительно белый, изящно завязанный шейный платок, на брюки с наутюженными стрелками, затем воздел лукавый взор к небесам, понимая, что не заслуживает такой удачи.
– Ну, давай, не всю же ночь мне здесь торчать! – раздраженно рявкнул денди, оправляя кружевные манжеты рубашки. – Если под рукой нет тряпки, можешь воспользоваться своим носовым платком. Да пошевеливайся же, лодырь несчастный.
– Пожалуйте сюда, сэр, за кусты. Я мигом все сделаю, так что останетесь довольны, – язвительно произнес Морис.
Люси не сдержала гримасу боли, когда одиннадцатилетний брат Сильвии неловко наступил ей на ногу.
