осознала, что делает. Отдернув руку, девушка нечаянно дотронулась до горячего колпака фонаря. Заглушив крик боли, едва не вырвавшийся у нее, Пруденс утешила себя тем, что один ожег лучше, чем два, и на будущее нужно вести себя осторожнее.
Подняв фонарь выше, она жадно принялась изучать его черты. Мягкий свет позолотил кожу мужчины до теплого песочного оттенка. Густые брови были немного темнее его волос. Кайма длинных, угольно-черных ресниц отбрасывала тень на щеки.
«Тетя Триция отдала бы состояние за обладание такими ресницами», – подумала Пруденс. Даже обильное количество черной краски из ламповой сажи не могло бы дать подобного результата. Нос был слегка искривлен, видимо от давней травмы, но этот дефект смягчался россыпью веснушек на переносице. Бледный полукруг шрама выделялся под подбородком. Мелкие морщинки окружали рот, пересекали лоб и скапливались в уголках глаз. Пруденс понимала, что они не были отпечатком прожитых лет, а были оставлены ветром и солнцем. Она решила, что ему, должно быть, около тридцати лет.
Мерцающий свет лампы играл у его рта, и Пруденс почувствовала, как сжалось ее сердце. Это был прекрасный рот, твердый и красиво очерченный; нижняя губа немного полнее верхней. Даже во сне его нижняя челюсть слегка выдавалась вперед, что заинтриговало бы любую женщину. Пруденс захотелось прикоснуться к его губам, заставить их изогнуться в нежной улыбке.
Она наклонилась вперед, словно загипнотизированная.
«Аметист», – раздалось в тишине.
Слово пришло ниоткуда. Взгляд девушки виновато метнулся от губ разбойника к его широко открытым глазам.
ГЛАВА 2
Пруденс была поймана в ловушку своего собственного любопытства, парализованная обвиняющим взглядом туманно-серых, цвета летнего дождя, глаз незнакомца. Она ощущала себя мотыльком, завороженным ярким пламенем.
– Аметист? – переспросила она. Возможно, разбойнику снились драгоценности, которые он украл.
– Твои глаза, – сказал он. – Они как аметисты.
Несмотря на свое слабое зрение, Пруденс не испытывала затруднений в том, чтобы отчетливо видеть близлежащие предметы, поэтому сейчас ей не было нужды щуриться. Она во все глаза смотрела на мужчину, удивленная и смущенная его замечанием. Но даже если она закроет глаза, то по-прежнему будет видеть его лицо, неизгладимо выгравированное в ее памяти.
Он не удерживал ее, но Пруденс не могла пошевелиться. Замерев, девушка ждала, что он станет упрекать ее, или закричит, или, того хуже, ударит. Она закусила нижнюю губу, но быстро отпустила, вспомнив, как тетя говорила, что эта детская привычка портит лицо, выделяя ее слегка выступающие вперед зубы.
Себастьян открыто рассматривал ее, утверждаясь в своих прежних предположениях. Девушка была очень хорошенькой. Нежная алебастровая кожа придавала ее чертам удивительную хрупкость.
Чопорность тонкого, аристократического носа приятно гармонировала с легкой неправильностью прикуса, придавая ее лицу пикантное, соблазнительное выражение. Густые темные ресницы обрамляли фиалковые глаза. Свет лампы, переливаясь, играл на бархатистой массе ее волос.
Себастьян поймал прядь этих волос кончиками пальцев. Он уже давно забыл удовольствие – прикасаться к шелковистым, не покрытым толстым слоем пудры, волосам женщины. Забылась острая боль в лодыжке, когда иное, неведомое ранее ощущение заставило забурлить кровь в его жилах.
Его глаза закрылись в ленивой истоме, которую Пруденс приняла за сонливость.
– Поставь лампу, – сказал Себастьян.
Она подчинилась, почувствовав облегчение от того, что ее не отругали за излишнее любопытство и не ударили.
Темнота поглотила их. И только угасающий в очаге огонь отбрасывал мерцающие блики на дальнюю стену.
– Ложись рядом со мной.
Ее облегчение улетучилось и девушка с тревогой взглянула на мужчину. Темнота скрывала черты его лица, еще раз напоминая ей о том, что он был незнакомцем, случайно оказавшимся рядом с ней в соблазнительном уединении ночи.
Пруденс теребила в руках край нижней юбки.
– Спасибо. Я не очень устала.
– И ты не очень хорошая лгунья. – Его рука обхватила ее тонкое запястье. – Если я обижу тебя, можешь пнуть меня по сломанной лодыжке. Сейчас я относительно безвреден и безобиден.
Но Пруденс засомневалась бы в его безобидности, даже если бы у него были сломаны обе ноги. Ни один мужчина с таким чувственным ртом не мог быть безобидным.
– Я не причиню тебе боли, – сказал он. – Пожалуйста.
Именно это «пожалуйста» возымело свое действие. Как она могла устоять перед такими учтивыми манерами разбойника с большой дороги? После секундных колебаний она вытянулась рядом с ним, боясь шелохнуться. Мужчина просунул руку ей под плечи в небрежном объятии, и голова девушки устроилась на его плече намного уютнее, чем она могла себе представить.
Дождь тихо барабанил по соломенной крыше.
– Разве у тебя нет семьи, которая бы беспокоилась о тебе? – поинтересовался он. – Ведь они, верно, будут сходить с ума, если ты не вернешься на ночь?
– Предполагается, что я должна сказать: «Да». Не так ли? Чтобы вы хорошенько подумали, прежде чем придушить меня, опасаясь возможного визита сюда обеспокоенных родственников.
