комнату, которая наполнила меня страхом, потому что в ней стоял запах крови. Окна были закрыты ставнями. Я увидел, что в комнате есть стол, на котором стоит глубокая чаша, а рядом — заостренные колья, высотой мне по грудь. На них пятнами запеклась кровь. Две женщины и мужчина упали в обморок. В ярости один из солдат начал бить их по головам. Когда они так и не поднялись, их оттащили за руки.
Я видел, как по полу тянулся кровавый след, и не хотел, чтобы мою голову тоже разбили сапоги солдат, поэтому решил не паниковать. В комнате появился человек, войдя тихо, как легкий ветерок. Никогда я так никого не боялся, кроме Лучана. Он был одет в многослойную одежду, полосы которой волочились за ним, когда он двигался.
Его черные волосы были зачесаны назад и намазаны маслом для блеска, а нос торчал бы вперед меньше, если бы он не забирал назад волосы. Маленькие черные глазки наливались кровью. Когда эти глаза остановились на мне, я забыл о том, что решил не паниковать. Медленно прохаживаясь, этот человек разглядывал нас, словно выбирал на обед репу.
Его узловатые пальцы показали на одного из схваченных в парке, потом на другого. Так он отобрал пятерых, а я заметил, что ногти на его руках покрыты черным. Потом он взмахнул рукой, отпуская остальных. Солдаты встали между пятью отобранными и нами. Они начали выталкивать нас к дверям, но прежде чем мы успели уйти, в дверях появился командир со свернутым набок носом и доложил, что прибыл посланец. Человек с черными волосами провел черными ногтями по голове и сказал командиру, чтобы посланец подождал, к утру у него будут новые сведения. Меня вместе с остальными вывели на улицу. Нам сказали убираться, и что в наших услугах больше не нуждаются. Говоря это, солдаты смеялись. Я ушел вместе с другими, чтобы не сердить солдат. Люди шептались, делясь впечатлениями о встрече с самым великим человеком, а я думал о том, что это могут быть за «последние сведения». Вечером, когда совсем стемнело, я пробрался к дому с задней стороны. За воротами в высокой деревянной ограде начиналась узкая аллея. В темноте я прошел аллею и спрятался в дверном проеме, ведущем в боковой коридор. За этим коридором были и другие. В свете свечей я узнал тот, по которому нас привели сегодня днем. Было поздно, и я никого не встретил, идя все дальше по коридору. И слева, и справа были комнаты и ниши в стенах, но там никого не было, потому что был поздний час.
Я проскочил по лестнице и подкрался к толстой двери комнаты, в которую меня приводили днем. — Оуэн перевел дыхание. — Я услышал самые страшные крики, какие мне приходилось слышать в своей жизни. Люди плакали и молили, чтобы им сохранили жизнь, молили о милосердии. Одна женщина умоляла о смерти, которая прекратит ее страдания. Мне показалось, меня стошнит, или я упаду в обморок. Но одна мысль держала меня и помогала не броситься прочь со всех ног. Это была мысль о том, что в моих руках судьба моего народа, и я должен привести лорда Рала.
Я пробыл всю ночь в темной нише у двери, слушая вопли несчастных. Не знаю, что делали с этими людьми, но, думал, умру, страдая вместе с ними. Всю ночь продолжались крики, вызванные чудовищной болью. Я забился в нишу и заплакал, говоря себе, что не должен бояться, поскольку всего этого не существует. Я представил боль этих людей, но сказал себе, что поставил свое воображение превыше всего, а, как меня учили, это неправильно. Подумав о Мэрили, о том времени, когда мы были вместе, я заставил себя не слушать крики за дверью. Ведь я не знаю, что действительно существует, и, значит, не знаю, были ли реальны те звуки. Рано утром вернулся уже виденный мною командир.
Я осторожно выглянул из своего укрытия. К двери подошел человек с черными волосами. Я знаю, что это был именно он, потому что увидел руку с черными ногтями, передавшую командиру свиток. Человек с черными волосами скрипучим голосом приглушенно сказал командиру, — он назвал его «Наджари», — что нашел их. Так и сказал — «их». Потом он произнес: «Они на восточной границе пустыни и направляются на север». Он приказал командиру немедленно передать его слова посланцу. Наджари ответил: «Совсем скоро, Николас, ты получишь их, а мы назначим свою цену».
Глава 25
Ричард резко повернулся.
— Николас? Ты слышал, как он произнес это имя?
— Да, я уверен, — удивленно моргнул Оуэн. — Он сказал «Николас».
Кэлен ощутила, как на нее навалилось отчаяние, словно она оказалась в паутине холодного, мокрого тумана.
Ричард сделал нетерпеливый жест рукой.
— Продолжай.
— Я не был уверен, что они говорят именно о тебе — о лорде Рале и Матери-Исповеднице, — пока не услышал, как командир произнес «их» с отвратительным удовлетворением в голосе. Их голоса напомнили мне, как улыбался Лучан — так, как я никогда не видел, — будто он собирался съесть меня. Я понял, что теперь смогу найти тебя, и в тот же день ушел из города.
Принесенный порывом ветра, утренний туман сменил моросящий дождь. Кэлен вдруг заметила, что дрожит от холода.
Ричард смотрел на человека, сидящего на земле, человека с отметиной в правом ухе, человека, которого коснулась Кэлен. По земле вокруг Ричарда барабанили капли.
— Этот человек — один из тех, кого послал Николас. Он был вместе с теми, чьи тела ты видел в лагере. Если бы мы не защищали себя, позволили бы себе поставить свою ненависть к насилию выше действительности, мы были бы навсегда потеряны. Так же, как Мэрили.
Оуэн присмотрелся к солдату.
— Как его имя?
— Не знаю, мне все равно, — ответил Ричард. — Он сражался за Имперский Орден, сражался за идею, что любая жизнь, включая и его собственную, не имеет никакой важности, ценности, уникальности. За принцип, когда отдельная жизнь — ничто, и любые жертвы оправданы, потому что ты — ничто… Он сражался за мечту о том, чтобы все были никем и ничем… По учению Ордена, ты не имеешь права любить Мэрили, все одинаковы, и твой долг — жениться на любой. Такой самоотверженной жертвой ты будешь полезен своему товарищу. Несмотря на то, что ты старался не верить всему увиденному тобой, Оуэн, и несмотря на все ваши учения, ты уже знаешь, что ужас, принесенный Орденом, — не в их жестокости, а в их идеях. В их вере, оправдывающей насилие, и в том, что вы приняли их веру… Этот человек не ценил свою жизнь, поэтому меня не волнует, как его зовут. Я дал ему то, к чему он так стремился — небытие.
Ричард оторвал взгляд от Оуэна и увидел, что Кэлен дрожит от холода. Он сходил к повозке, вернулся с ее плащом и бережно укутал жену.
Кэлен поймала его ладонь и на мгновение приложила к своей щеке. Из истории Оуэна они услышали слишком мало хорошего.
— Это значит, что не дар убивал тебя, а яд, — тихо произнесла Кэлен. — Это был яд.
Она успокоилась тем, что они не опоздали с противоядием. Страх еще обжигал холодом ее сердце, но Кэлен уже не боялась так сильно, как когда они тряслись в повозке, а Ричард лежал без сознания.
— Головные боли у меня появились раньше, чем я встретился с Оуэном, — возразил Ричард. — И они по-прежнему меня беспокоят. Магия меча тоже сопротивлялась еще до отравления.
— У нас есть время, чтобы найти решение.
Он откинул назад волосы.
— Боюсь, у нас куда более серьезные проблемы и совсем нет времени. Так что ты, увы, ошибаешься.
— Серьезные проблемы?
Ричард кивнул.
— Ты знаешь, откуда Оуэн? Бандакар? Догадываешься, что значит «Бандакар»?
Кэлен взглянула на сидящего на ящике парня, целиком ушедшего в себя. Она отрицательно покачала головой и посмотрела в серые глаза Ричарда, удивленная скрытой яростью в его голосе.
— Нет. А что это за слово?
— Название на верхне-д'харианском. Оно значит «изгнанные». Помнишь, в книге «Столпы
