Странно, и чего их из своих степей аж к Западному побережью занесло? Сразу видно, они здесь гости нечастые – местные на них чуть все зенки не проглядели. Никак на шаровары и короткие жилетки с украшенными сложной вышивкой воротничками насмотреться не могут. Тоже развлечение.
Нет, к заозерцам я даже подходить не стану. Вон неведомо как затесавшийся к ним в компанию горец так весь и извертелся на месте, в сторону гномов поглядывая. Все знают: Медвежий склон с карликами кровники, им даже просто находиться в одной комнате друг с другом все равно, что шило в известном месте терпеть. Неровен час, какая заварушка начнется, а у меня и своих неприятностей хватает.
У противоположной стены за тройкой сдвинутых к камину столов расслаблялась ватага крепких парней. Судя по нашитым на плащи и куртки эмблемам – копье и топор на золотом щите, – ребята были из Гильдии охранников. Вот это уже интересней. Раз они пиво трескают и им за это головы не поотрывали, значит, заказ выполнили и должны искать новый. А лучшего места для этого, чем порт, поблизости не найти. Глядишь, чего и получится.
В этот момент от наблюдений меня отвлек хриплый простуженный голос:
– Чего изволите?
Смотри-ка, сам трактирщик выполз из-за стойки, не стал дожидаться, пока служанки освободятся.
– Похлебать чего-нибудь. И вина горячего.
– Вина не держим.
– Тогда пива кружку. – Не держат они. А дворянчик что сидит лакает? Или он с собой привез?
Чернявый трактирщик, лицо которого, несмотря на обвисшие щеки, напоминало острую крысиную морду, кивнул и, не проронив ни слова, направился к стойке. Видок у меня, наверное. Уж если хозяин захудалого трактира парой слов не перекинулся…
Вернулся толстяк, надо сказать, весьма быстро. Выставил с подноса на стол щербатую миску с густым луковым супом, кружку темного пива и ломоть намазанного куриным паштетом хлеба и, потирая волосатое запястье левой руки, выжидательно посмотрел на меня.
Ишь ты, как торопится! Не иначе, побыстрее избавиться хочет. И рядом ведь встал, не уходит. Сопит. Пялится. Денег ждет. Вот сволочь!
Ничего не оставалось, как расплатиться. Серебряная монета прокатилась через весь стол и исчезла меж пальцев трактирщика. Все, последний шлем[4] разменял.
Теперь настал мой черед сверлить хозяина взглядом. Ну, давай, попробуй только сдачу зажать.
Покопавшись в кармане фартука, трактирщик небрежным движением бросил на стол несколько серебряных монеток. Нет, он точно издевается! Эх, не было бы стражников, набил бы морду и на вышибалу не посмотрел.
Ладно, что он там швырнул? На столешнице лежали три щита и еще три монетки помельче – в полщита каждая. Получается, трапеза обошлась мне в серебряк[5]. Дороговато. Да ну и тень с ним. Не устраивать же скандал из-за пары медяков.
Еда несколько улучшила испорченное настроение. Суп оказался сытным и вкусным. А вот паштет подкачал. Гадость редкостная. Специй переложили? Какой-то вкус подозрительный. Впрочем, горькое и густое пиво быстро заглушило неприятный привкус.
Отставив пустую кружку, я облокотился локтями на стол и уставился на лежащие передо мной деньги. Шесть монет – это много или мало? Серебро, конечно, не медь, но если заплатить за ночлег и завтрак, то на дорогу останется не так уж и много.
Точнее – почти ничего и не останется. И что делать? Не ночевать же в такую непогоду под открытым небом. Дождь как из ведра льет, и холод собачий.
От невеселых раздумий меня оторвал стук входной двери. Надо же, еще кто-то кроме меня в такую погоду по улице шляется!
Вошедшим оказался один из селян, который перебрал и, видимо, выходил на улицу освежиться. Помогло ему это мало: на ногах он держался нетвердо, да и мотало его из стороны в сторону, как матроса во время шторма. Один из зигзагов привел пьяницу к столу гномов, и сидевший с краю коротышка брезгливо отпихнул его в сторону. Крестьяне заворчали, но в драку не полезли.
Врезавшийся в стену пьянчужка повис на перилах ведущей на второй этаж лестницы, перевел дыхание и вдруг, покачнувшись, чуть не свалился ко мне за стол. Вцепившись обеими руками в край столешницы, он замер, восстанавливая равновесие. Как ни странно, пивом от мужика не пахло. Может, дыма дурман-травы надышался? Подняв взгляд от монет, я увидел его глаза и замер: точки зрачков начали медленно расползаться в две узкие вертикальные щели.
– Кровь… – еле слышно прошептал мужик.
Вена на виске у него бешено пульсировала, а кожа туго обтянула лицо.
Оборотень, тень его! Да как его сюда занесло? И рану мою учуял, теперь просто так не отвяжется. Что делать? В голове лихорадочно замелькали мысли. До лежащих под плащом мечей дотянуться не успею. До кинжала на поясе или пары метательных ножей тоже. Да и не помогут они – даже не посеребрены. Заорать? Пока народ поймет, в чем дело, оборотень мне глотку вырвет. Стараясь не делать резких движений, я опустил ладони на столешницу. Может, обойдется?
Куда там! Морда – теперь уже морда! – оборотня вытянулась, из-под растянутых в оскале губ показались кончики клыков, и послышался треск расползающейся по швам одежды. Ногти начали удлиняться – теперь они больше походили на когти – и с едва слышным скрипом вонзались в дерево столешницы.
Я прижал ладони к столу и напряженно следил за происходившими изменениями. Реакция оборотня намного превосходит скорость движения обычного человека, но когда начнет корежить хребет, у меня появится шанс. Надо только правильно выбрать момент.
Спину мужика выгнуло, и я, резко выбросив вперед правую руку, воткнул большой палец ему в глаз. Он рванулся через стол, но мне удалось левым предплечьем блокировать нацеленный в горло удар и вовремя отшатнуться назад. Острые когти только захватили кожаный обшлаг камзола, а уже в следующее мгновение перевертыш рухнул на пол и закрутился, прижимая лапы к окровавленной морде.
Сообразив наконец, что происходит нечто из ряда вон, посетители трактира загалдели и повскакивали с мест. Не обращая внимания на поднявшуюся суматоху, я первым делом сгреб со стола пять монет и смел их в кошель.
Оборотень дернулся еще пару раз, процарапал когтями доски пола и затих. Все, похоже, издох. Вокруг тела начала растекаться лужа черной крови, завоняло мочой.
К моему столу сразу же набежала порядочная толпа, но вплотную подойти никто не решался: зеваки оживленно болтали и пихались, пытаясь с некоторого отдаления получше рассмотреть скорченное тело оборотня. Боязливо протиснувшийся сквозь толпу один из церковных стражников замялся в двух шагах от оборотня, но, поймав грозный взгляд десятника, все же ткнул его под ребра древком короткого копья.
– Эта… Дак вроде того, – сипло выдохнул он и вытер стекавшую из-под скособоченного шлема струйку пота, – помер он…
Толпа сразу же качнулась вперед.
– Разойдись! А ну разойдись, кому сказано! – рыкнул десятник. – Сто плетей вам под хвост!
Грозный тон и тяжелая дубинка сделали свое дело – люди начали возвращаться за свои столы. Остались только непонятно откуда появившийся дьяк, усатый краснолицый десятник и заламывавший руки трактирщик. Стражники тоже далеко отходить не стали и топтались поблизости.
– Ты когда последний раз трактир святой водой окроплял, сучий потрох? – Вытерев с усов пивную пену, десятник ткнул дубинкой в фартук трактирщика и, не обращая внимания на его причитания, повернулся ко мне. – А как это ты его, паря, а?
Я неопределенно пожал плечами.
– Кто такой? – сразу посуровел стражник, с одного взгляда определив во мне чужака.
– Путник.
– Подорожная где? – дыхнул перегаром и запахом чесночной колбасы десятник. – Мечи твои? Собирайся в управу.
И когда только мечи заметить успел? Вздохнув, я очень медленно вытащил нож – сзади послышались быстрые шаги и шорох высвобождаемого из ножен клинка, – распорол камзол и протянул стражнику влажные листы: подорожную и патент на ношение мечей. Не зря сбор заплатил, совсем не зря.
– Так, так… С клинком не длиннее локтя[6], значит, –
