20 И день за днем
ужасно злить
меня
вот это
стало.
И так однажды разозлясь,
что в страхе все поблекло,
в упор я крикнул солнцу:
'Слазь!
довольно шляться в пекло!'
30 Я крикнул солнцу:
'Дармоед!
занежен в облака ты,
а тут – не знай ни зим, ни лет,
сиди, рисуй плакаты!'
Я крикнул солнцу:
'Погоди!
послушай, златолобо,
чем так,
без дела заходить,
40 ко мне
на чай зашло бы!'
Что я наделал!
Я погиб!
Ко мне,
по доброй воле,
само,
раскинув луч-шаги,
шагает солнце в поле.
Хочу испуг не показать –
50 и ретируюсь задом.
Уже в саду его глаза.
Уже проходит садом.
В окошки,
в двери,
в щель войдя,
валилась солнца масса,
ввалилось;
дух переведя,
заговорило басом:
60 'Гоню обратно я огни
впервые с сотворенья.
Ты звал меня?
Чай гони,
гони, поэт, варенье!'
Слеза из глаз у самого –
жара с ума сводила,
но я ему –
на самовар:
'Ну что ж,
70 садись, светило!'
Черт дернул дерзости мои
орать ему, –
сконфужен,
я сел на уголок скамьи,
боюсь – не вышло б хуже!
Но странная из солнца ясь
струилась, –
и степенность
забыв,
80 сижу, разговорясь
с светилом постепенно.
Про то,
про это говорю,
что-де заела Роста,
а солнце:
'Ладно,
не горюй,
смотри на вещи просто!
А мне, ты думаешь,
90 светить
легко?
– Поди, попробуй! –
А вот идешь –
взялось идти,
идешь – и светишь в оба!'
Болтали так до темноты –
до бывшей ночи то есть.
Какая тьма уж тут?
На 'ты'
100 мы с ним, совсем освоясь.
И скоро,
дружбы не тая,
бью по плечу его я.
А солнце тоже:
'Ты да я,
нас, товарищ, двое!
Пойдем, поэт,
взорим,
вспоем
110 у мира в сером хламе.
Я буду солнце лить свое,
а ты – свое,
стихами'.
Стена теней,
ночей тюрьма
под солнц двустволкой пала.
Стихов и света кутерьма –
сияй во что попало!
