снизить рост населения, а политикам Индии недостает мужества; они боятся говорить людям правду, ибо им нужны голоса этих людей.
Журналист не должен никого бояться: он не зависит ни от каких голосов. Он должен нести людям правду: вы производите детей, но это равносильно смерти. Уже к концу этого века полстраны - а это пятьсот миллионов людей, или каждый второй, - умрут голодной смертью. Кругом будут горы трупов. Какие меры предпринимают политики для предотвращения этого? Когда я выступаю в поддержку методов контроля за рождаемостью, шанкарачарьи проклинают меня, политики пытаются противодействовать моим усилиям, ведь это противоречит религиозным убеждениям людей.
Ни один политик не имеет достаточно мужества, чтобы встретиться со мной. Индира Ганди просила о встрече... Шесть раз была назначена встреча с ней, но каждый раз за один день до назначенного она отменяла ее. Наконец я послал своего секретаря к ней с вопросом: 'Что на самом деле происходит? Если вы хотите встретиться, приходите; если нет, никто вас не приглашает. Вы же сами просили...' И тогда она ответила секретарю: 'Мои коллеги препятствуют мне. Они говорят, что если я пойду на эту встречу, то это может повредить моей политической карьере'. Я не раздаю голоса избирателей! А шанкарачарьи, имамы и епископы отзовут свои голоса обратно, если увидят политика на встрече со мной.
Неудивительно поэтому, что никто из них не способен вести аргументированный спор. Я бросал им вызов, я говорил, что готов к открытым публичным дебатам по любому вопросу, но они оказались малодушными... Никто из них так и не пришёл.
Журналисты должны рассказывать людям о тех, кто ведет честную, не популистскую борьбу, ибо только честными, открытыми методами можно изменить ситуацию в мире к лучшему. Время популистских мер прошло, это гнилое наследие прошлого. Политик не обладает достаточной смелостью для честной борьбы, но журналист свободен, он может и должен быть объективным. Такую прессу, Нандита, я называю здоровой.
Ты спрашиваешь: 'Может ли журналистика выжить только на позитивных новостях?' Но я и не призываю к этому; я говорю вот о чем - не пытайся выживать, освещая лишь негативную сторону жизни. Отражай положительное, неси в массы прекрасное, отодвинь отрицательное на задний план; оно не должно быть в центре внимания.
Я не за то, чтобы журналисты передавали только позитивные новости, я за то, чтобы они были реалистами.
В жизни есть и негативные стороны; смерть - также часть нашей жизни. Но это совсем не означает, что нужно вырыть свою погребальную яму прямо в центре базарной площади. Место погребальной ямы - где-то на окраине города, куда отправляешься только однажды и откуда не возвращаешься. А может, установить посреди базара крематорий, чтобы, ежедневно проходя здесь, все могли видеть, как сжигают людей?
Да, смерть - часть жизни, и нам приходится изредка говорить о похоронах, но мы не говорим об этом постоянно; не нужно заострять на этом внимание. Смерть неизбежна, но жизнь более важна. Говори о жизни, преврати жизнь в праздник. Не заставляй людей так сильно бояться смерти.
Не вырабатывай у людей страх ко всему негативному - вот, о чем я говорю. Я не утверждаю, что средства массовой информации смогут выжить, преподнося лишь позитивные новости, - это было бы неправильно, это было бы половинчато. О негативных сторонах жизни нужно говорить, но нельзя уделять им слишком много внимания. Такой негативистский подход нужно подвергать критике.
Все позитивное нужно поддерживать, а негативное отвергать. В таком случае ты не будешь сообщать только хорошие новости, среди новостей будут и плохие... Но негативные стороны жизни уродливы. Ты ведь знаешь, что в жизни мы стараемся спрятать плохое, а хорошее поставить впереди. Таким же образом должна поступать и здоровая журналистика: ее целью должно стать все позитивное. Негативизм нужно использовать лишь в качестве мостика к хорошему, на плохом никогда не стоит заострять внимание читателей, ибо они начнут думать, что плохое - это и есть сама жизнь. Это очень опасная болезнь, это рак души.
Нандита, у меня нет никаких секретов, но если тебе очень хочется узнать истину, то я скажу просто: я всегда придерживался той правды, в которую верил, не боясь, что она может каким-то образом навредить мне. Каковы бы ни были последствия моих действий, я всегда воспринимал их как награду. Мне не о чем сожалеть в жизни, ведь я жил так, как сам того хотел. Я никогда не пошел бы на сделку со своей совестью, даже если бы весь мир ополчился против меня.
Можешь назвать это моим секретом: я не иду на компромиссы. Прав я или нет, но я буду драться за свою правду, не жалея сил.
Я сражался за свою правду во многих странах мира и с удовлетворением наблюдал, как один человек способен настроить против себя весь мир; и такие великие нации, как Америка, Германия, Англия и Греция, испугались, они не смогли ничего мне противопоставить.
Двадцать одна страна отказала мне во въездной визе из-за страха, что за три недели пребывания в стране я смог бы погубить всю их мораль, всю их религию, все их традиции. Я задавал им один вопрос: 'Если вашу религию, развивавшуюся на протяжении двух тысяч лет, можно разрушить за три недели, если ваша мораль настолько прогнила, что ее сможет погубить один человек, прибывший в страну в качестве туриста, то их нужно разрушить независимо от того, приеду я или нет! Вы должны это сделать сами'.
Ты не поверишь: в парламенте Германии и в некоторых других странах был даже принят закон, запрещающий мне въезд в эти страны. Я никогда не приезжал в Германию и никогда не говорил, что хочу приехать туда. Эту новость просто высосали из пальца, взяли с потолка. Но страх, настоящая паранойя распространились по всему миру.
Вначале такой закон был принят в Англии, в Америке, а потом и в Германии. Все это напоминало истерию; в этих странах совсем забыли, что в своих действиях нужно проявлять хоть немного интеллигентности. Германия приняла закон, не дающий мне права въезда в страну, но это еще не все: во всех аэропортах страны запретили даже временную посадку моего самолета для дозаправки или починки неисправности. В Бундестаге боялись, что, даже сидя в самолете, я смогу распространить свое негативное, разлагающее влияние на немцев.
Какое слабое у нас человечество... Неужели это страна таких великих умов, как Кант, Гегель, Фейербах и Карл Маркс? Неужели в этой стране, породившей поистине великие умы, так меня боятся?
В Греции у меня была четырехнедельная туристическая виза. Там я ни разу не вышел за пределы своего дома, я никогда этого не делаю: все, кто хочет прийти, приходят сами. Я подобен колодцу: когда тебе хочется пить, я приглашаю тебя, но, если ты не хочешь пить, колодец не будет гоняться за тобой - это было
