приобрела синеватый оттенок. А укрыть его нечем – лошадь ускакала вместе с одеялами. И огонь не развести. Мама рассказывала, что индейцы добывали огонь трением – терли два куска дерева друг о друга. Но для этого наверняка нужно знать какую-нибудь хитрость. Нет, единственный источник тепла, которым она располагает, – это ее собственное тело.
Что будет большим грехом: лечь с мужчиной, который ей не муж, или сидеть и смотреть, как он умирает? Первая заповедь гласит: «Не убий». Значит, надо на нее и опираться. И кроме того, она же возляжет с ним вовсе не в том смысле, который подразумевается в Библии. Она хочет спасти его, а не предаться с ним прелюбодеянию.
Эмилия зажмурилась и принялась молиться. Она просила Бога заглянуть в ее сердце и убедиться в чистоте ее побуждений. Она просила Господа простить ее, если она всетаки ошибается. Если Господь может спасти лишь одного из них, пусть это будет Гэндзи. Ведь она крещена, а он – нет.
Эмилия быстро стянула с себя всю одежду, кроме панталон. Потом раздела Гэндзи, оставив лишь набедренную повязку. Она изо всех сил старалась не смотреть куда не следует. Девушка постелила окровавленную одежду Гэндзи поверх слоя сосновых иголок, накрыла ее своим жакетом и уложила Гэндзи на эту импровизированную подстилку. Затем улеглась сама, так чтобы укрывать раненого своим телом, но не придавливать его слишком сильно. Кровотечение вроде бы остановилось, но, если потревожить раны, они могут вновь начать кровоточить. А из оставшейся одежды ей удалось соорудить для них вполне приличный кокон.
Кожа Гэндзи утратила тепло и мягкость. Он даже не дрожал. Обнимать его было все равно что обнимать ледяную статую. Казалось, что скорее уж он заморозит Эмилию, чем она его отогреет. Но жар ее тела оказался сильнее холода.
Над губой Гэндзи выступила единственная капелька пота.
Постепенно князь стал дышать глубже.
Эмилия уснула со счастливой улыбкой на губах.
Очнувшись, Гэндзи обнаружил, что ничего не видит. Его лихорадило, спина и грудь болели. Он был связан каким-то таким образом, что не мог даже пошевельнуться. Кто-то лежал на нем, прижимая его к земле.
Гэндзи рванулся с громким воплем, извернулся и оказался сверху.
– Где мы?
Он – пленник. По крайней мере, это Гэндзи знал. Но чей?
В ответ послышался странный голос, бормочущий бессмысленные, неразборчивые слова. Голос был женским. Он уже где-то слыхал его. Наверное, во сне. Или в видении.
– Госпожа Сидзукэ?
Она что, тоже пленница?
Женщина заговорила снова. Она попыталась освободиться из захвата. Гэндзи покрепче сжал ее запястья, и она тут же прекратила вырываться. Голос ее звучал успокаивающе. Она пыталась что-то объяснить.
– Я вас не понимаю, – сказал Гэндзи.
Госпожа Сидзукэ, если, конечно, это и вправду была она, продолжала что-то бормотать на своем тайном языке.
Почему он ничего не видит? Его что, ослепили? Или держат в подземелье, куда не проникает ни лучика света? И кто эта женщина – орудие его мучений? Каваками. Въедливый Глаз сёгуна. Это в его духе – использовать женщину. Гэндзи подумал о Хэйко. Но эта женщина – не Хэйко. Или все-таки Хэйко? Нет. Хэйко он бы понял. Или нет?
– Хэйко!
Женщина заговорила опять, на этот раз более взволнованно, но все так же непонятно. В ее речи слышалось лишь два знакомых слова: «Гэндзи» и «Хэйко». Кто бы ни была эта женщина, она его знала. Голос ее был знакомым, а тело – нет. Оно крупнее, чем у Хэйко. Во всяком случае, так ему казалось. Сейчас Гэндзи ни в чем не был уверен.
Князь то терял сознание, то вновь приходил в себя. И с каждым разом видел чуть лучше. Стены начали источать мягкий рассеянный свет. Голову женщины вместо волос покрывали золотые нити. Глаза у нее были голубыми, словно небо. Что-то поблескивало у нее на шее. Эта вещь уже являлась ему прежде – в другом видении.
Юноша всадил меч в живот Гэндзи…
Гэндзи чувствовал, как кровь толчками вытекает у него из груди…
Невероятно прекрасная женщина сказала: «Ты всегда будешь моим Блистательным Принцем».
Ее красота была не вполне японской. Гэндзи не узнал ее, но в глубине сердца чувствовал, что она ему очень дорога. Он знает ее. Или будет знать. Эта женщина – госпожа Сидзукэ.
Женщина улыбнулась ему сквозь слезы. Она сказала:
– Сегодня утром я закончила перевод. Я только не знаю, что лучше: оставить японское название или все-таки перевести заголовок на английский. Как ты думаешь?
– Английский, – сказал Гэндзи.
Он хотел попросить, чтобы она все-таки перевела название на английский, но ему хватило сил лишь на одно слово. Но госпожа Сиздукэ поняла его.
– Хорошо, пусть будет английский… Она бы так нами гордилась!
Гэндзи хотелось спросить, кто будет ими гордиться и почему, но у него пропал голос. На изящной шее женщины что-то блестело.
