Пока Элизабет любовалась красотами дикой природы: зелеными склонами, опаленными жарким солнцем плато и остроконечными вершинами гор, – ей в голову пришло странное сравнение.
Ее муж, Дэйн Кертэн, напоминал тихую, безмятежную долину. Вест Квотернайт – демонически- прекрасные горы.
Белокурый красавец Дэйн был добросердечен, спокоен, учтив и надежен. Жгучий брюнет Квотернайт, отличавшийся редкой мужской притягательностью, – бессердечен, напорист и опасен.
Озноб пробежал по спине Элизабет. Боже, она готова признать ужасную правду!
Элизабет закрыла балконную дверь и ринулась в гостиную. Стоя в уютной комнате, она размышляла о том, что у нее нет серьезных причин для беспокойства. Почему бы не посмотреть правде в глаза, как взрослый здравомыслящий человек? Вест Квотернайт, безусловно, привлекателен. Он обладает грубой мужской красотой, чувственностью и при этом крайне самоуверен. С одной стороны, все это пугает, а с другой – притягивает к нему женщин. И она, Элизабет, не исключение.
С чего это она взяла, будто именно для нее он не представляет никакой опасности? Элизабет знала, что об этом мужчине мечтает буквально каждая женщина. Он дикий, грубый самец, умелый и изощренный любовник, способный, вслед за одеждой, лишить любую из женщин каких бы то ни было нравственных устоев. Если бы он не был столь искусным обольстителем, разве она позволила бы ему любить себя прямо на полу тюремной камеры, да еще чуть ли не в присутствии охранника?
Конечно, нет. Даже тогда, перед расстрелом, Вест Квотернайт обладал потрясающей уверенностью в себе и дерзкой напористостью.
Почему же она должна стать исключением из общего правила? Разве она не видела, как красавица донна Хоуп сбежала в постель к Квотернайту прямо с губернаторского бала? А мексиканская официантка? Та и вовсе не делала секрета из того, что готова отдаться ему в любой момент, когда он только пожелает.
Что ж, следует признать, что и она, Элизабет Монтбло-Кертэн, однажды, помимо собственной воли, уже испытала на себе чары этого сильного, властного красавца мужчины.
Однако этот факт не может поставить ее в один ряд с донной Хоуп и кокетливой официанткой. Она больше не попадется на удочку ни одного обольстителя, и уж тем более Веста Квотернайта.
Пусть женщинам, жаждущим опасности и приключений, достаются неприступные горы. Ей же сполна хватило в жизни несчастий и боли. И теперь до конца дней своих она согласна довольствоваться умиротворенными лугами тихой долины.
Элизабет взяла книгу и уселась читать. Однако через несколько минут вновь отложила ее в сторону. Почувствовав, что ей не усидеть в четырех стенах весь день, она пошла к Эдмунду посмотреть, не проснулся ли он. Эдмунд крепко спал. Плотно закрыв дверь спальни, Элизабет направилась к письменному столу.
Она достала из среднего ящика лист бумаги, вытащила из чернильницы ручку и написала Эдмунду записку, в которой сообщала, что намерена пройтись по магазинам, чтобы купить разные мелочи для поездки.
Спустившись в фойе отеля, она вдруг вспомнила, что еще сиеста и что все магазины закрыты до четырех часов.
Элизабет подумала было вернуться в номер, но затем все-таки решила, что ей необходимо развеяться, прогуляться по городу и присмотреть себе подходящую шляпку для завтрашней службы по случаю закладки нового собора Святого Франциска.
Она вздохнула и вышла на безлюдную площадь. Сделав круг и постояв возле витрин закрытых магазинов, она вдруг почувствовала, что она одна и вокруг ни души. Стояла мертвая тишина. Даже кошки и собаки тихо дремали на солнышке. Улыбаясь, Элизабет подошла к холеному черному коту, который спал на каменном крыльце губернаторского дворца.
Внезапно черный, похожий на пантеру кот издал пронзительный вопль. Элизабет в испуге отскочила в сторону, но кот, лениво потянувшись, медленно поднял голову и вытаращил золотисто-желтые глаза. Затем он снова улегся, напоминая неподвижного сфинкса, и сурово посмотрел на Элизабет. Не отваживаясь его погладить, Элизабет присела, положила руки на колени и громко сказала:
– Если ты думаешь, что я тебя боюсь, то очень ошибаешься. Я могу заставить тебя заурчать в один момент.
Желтые глаза кота вспыхнули огнем, и он вновь огласил площадь диким утробным воем. Элизабет встала и тихонько попятилась. Отойдя футов на десять, она наконец повернулась к коту спиной и, улыбаясь, продолжила свой путь.
В дальнем конце площади Элизабет заметила Микому. Старая индианка сидела на широком крыльце и, казалось, спала. Элизабет бесшумно прошла мимо, боясь потревожить ее сон. Однако Микома вдруг повернула голову к Элизабет, одарила ее беззубой улыбкой и приветственно подняла свою худую костлявую руку.
– Микома, – заулыбалась Элизабет и поспешно подошла к ней. Пожав тощую руку старухи, Элизабет радостно проговорила: – Похоже, только мы с вами и не спим. Можно мне немного побыть с вами?
Влажные глаза Микомы оживились.
– Я ждала, что ты придешь раньше, – проговорила она.
Элизабет, как маленькая девочка, уселась прямо на крыльцо, поджала под себя ноги и аккуратно расправила юбку.
– Раньше? – удивилась она. – Микома, я даже не думала приходить сюда, пока…
– Знаю, – прервала ее индианка. – Я сказала, чтоб ты шла. Ты не слышала? Ты вышла из дома, когда другие спали?
– Да. Я была в гостинице, и вдруг мне захотелось тотчас выйти на улицу. Я больше ни минуты не могла оставаться в номере. – Элизабет улыбнулась Микоме. – Так это ваших рук дело?
Черные, как агат, глаза старухи навахо исчезли в глубоких морщинах, в ответ она лишь кивнула. По всему было видно, что индианка довольна собой.
