Мертвенно-бледная, Элизабет несколько раз судорожно схватила у себя за спиной воздух.
– Мои руки не настолько длинны, – посмеиваясь, заметил Вест. – Вы все еще в добрых двадцати футах от меня.
Продолжая медленно приближаться к нему, Элизабет думала о том, как же она его презирает за эту дурацкую выходку.
– Теплее, еще теплее. Нет, теперь холоднее. Поверните чуть влево. – В его голосе звучали язвительные нотки.
Чем ближе был его голос, тем сильнее ее душила ярость и тем больше неловких, беспомощных движений руками она делала.
В конце концов руки Элизабет нащупали ткань полотенца. Вздох облегчения вырвался из ее груди.
Но прежде чем она смогла выдернуть полотенце из рук Веста, он обвил полотенцем ее плечи и быстрым движением развернул к себе.
Глядя сверху вниз на ее охваченное гневом лицо, он проговорил:
– Горячо. Сейчас – горячо.
– Еще никогда в жизни мне не было так холодно! – фыркнула Элизабет, пытаясь вырваться. Но все ее попытки освободиться из его сильных рук были напрасными.
Вест хитро улыбнулся, притянул ее к себе и поцеловал. Плотно сомкнутые губы Элизабет оставались холодными под его горячими ищущими губами.
Вырвавшись из его объятий, Элизабет подняла на Веста сверкающие гневом глаза.
– Вы глупец и самонадеянный идиот! – свистящим шепотом проговорила она. – Разве вы не знаете, что я вас терпеть не могу?
Вест вновь обнял ее и спросил:
– Ну скажите мне, что у вас на уме?
– Я вас ненавижу!
– И что, вам от этого легче?
– Да!
Выражение притворного огорчения появилось на лице Веста, и он сказал:
– Дайте-ка мне сообразить!.. Вы меня ненавидите. Вы меня не можете видеть…
– Слава Богу, – ответила Элизабет, – наконец-то вы поняли!
– И значит ли это, что вы не хотите заниматься со мной любовью?
– Это уже не смешно, черт бы вас побрал! – возмутилась Элизабет, вновь попытавшись вырваться из его объятий.
Когда же Вест вдруг убрал руки с плеч Элизабет, она очень удивилась. Отпрянув, она схватила полотенце и плотно обернулась им, не отводя взгляда от своего мучителя.
Вест нагнулся, быстро собрал всю одежду Элизабет и равнодушно сообщил ей, что она должна позволить ему помочь ей одеться, если хочет скорее вернуться в лагерь.
Элизабет стояла, отвернувшись от Квотернайта, и тщетно пыталась укрыться от его всепроникающего взгляда. Вся его помощь заключалась в том, что он выдавал девушке одну вещь за другой и, покуривая, наблюдал за ее неловкими движениями, как скучающий зритель в театре.
И если Элизабет двигалась торопливо, то Вест, напротив, был нарочито медлителен. Он с наслаждением следил за каждым ее движением, любуясь пленительными изгибами обнаженного женского тела.
– А вы знаете, – размышлял Вест вслух, – я тогда не приметил эту крошечную родинку на внутренней стороне ваших…
– Что вы себе позволяете, Квотернайт? – резко повернулась к Весту Элизабет, нервно теребя шнуровку на замшевых брюках, которые он ей только что отдал. – Ну почему вы не оставите меня в покое?
Несмотря на то что Элизабет уже успела надеть на себя кружевные панталоны и шелковую нижнюю рубашку, ей все еще казалось, что она почти голая.
Сквозь тонкую ткань плотно прилегавшей к ее влажному телу рубашки просвечивали упругие розовые соски. Губы Веста почти вплотную приблизились к полуоткрытому рту Элизабет, и он прошептал:
– Я не уверен, что смогу оставить вас в покое. – Вест намотал на палец прядь ее волос и продолжил: – А вы? Вы можете оставить меня в покое, миссис Кертэн?
– Не болтайте чепухи! – Голос Элизабет звучал вполне убедительно. – Вы же знаете, что могу!
– Нет, не знаю.
– Ну так знайте же, что не каждая женщина на свете жаждет принадлежать вам!
– Вы шутите.
Элизабет пристально посмотрела Весту в лицо и произнесла ледяным тоном:
– Квотернайт, вы все еще принимаете меня за испуганную молоденькую девушку, какой я была в камере смертников в Луизиане. Но сейчас нашей жизни ничто не угрожает. Я не нуждаюсь в опеке. Я замужняя женщина, и мне вполне хватает любви моего мужа.
Как будто не слыша ее слов, Вест прошептал:
