Не отводя от Элизабет внимательного взгляда, Вест взял из ее рук нежный цветок, покрутил тонкий стебель между пальцами и неожиданно вернул его Элизабет.
– Не окажете ли вы мне честь сделать это своими руками? У вас это лучше получится.
Смутившись, Элизабет пробормотала первое, что пришло ей на ум:
– О нет, вы слишком высоки!
Вест быстро шагнул к Элизабет, обнял ее за талию и, увлекая за собой, сел на скамью.
– А теперь? Прошу вас! – Вест вновь протянул ей цветок. Его голос звучал как-то особенно проникновенно. – Пожалуйста… – Он сделал паузу и вымолвил тихо: – Элизабет!
Вест впервые назвал ее по имени. В его устах ее имя звучало как-то особенно, волнующе, проникновенно. У Элизабет закружилась голова. Может быть, все еще дает себя знать виски? Похолодевшими пальцами она взяла цветок и склонилась к Весту.
Элизабет сотрясала нервная дрожь, поэтому ей не сразу удалось вдеть цветок в петлицу. Ей пришлось сделать несколько попыток, прежде чем хрупкий цветок занял предназначенное ему место. Элизабет была так поглощена этим занятием, что невольно сделала то, от чего сама же себя предостерегала.
Она наклонилась к Весту так низко, что ее высокая, почти ничем не прикрытая грудь предстала перед загоревшимися глазами Квотернайта во всей красе.
– Элизабет, – он вновь назвал ее по имени голосом, полным страсти, – у вас самая восхитительная грудь из всех, что я когда-либо…
– О Господи! – Элизабет отскочила от него как ошпаренная. – Почему вы никогда не упустите случая унизить меня? – с горечью воскликнула она. – Да есть ли у вас сердце, Квотернайт?
Вест усмехнулся и быстро поднялся на ноги.
– Почему-то женщины не ценят искренность, – сказал он холодно и язвительно, – их заботит лишь соблюдение приличий. – Увидев растерянное лицо Элизабет, он добавил примирительно: – А сердце у меня там, где ему и положено быть. И я намерен ограждать его от всяческих посягательств…
– В таком случае придержите и ваш…
– Вест, дорогой, ты здесь? – донесся до них мелодичный голос донны Хоуп. – Милый, где ты?
– Я здесь, – спокойно отозвался Вест, не двигаясь с места.
Он не сводил магического взгляда с лица Элизабет. Должно быть, он почувствовал, что ее неодолимо влечет к нему и что она уже не в силах сопротивляться его мужскому зову, и тихо, выделяя каждое слово, он сказал:
– Я хочу вас, миссис Кертэн. Вы ведь знаете это, правда?
Не в силах оторвать глаз от его лица, Элизабет ответила так же тихо:
– Да. Боюсь, что знаю.
– Не бойтесь. – Голос его зазвучал неожиданно мягко. – Я ведь не боюсь! – Вест поднес руку к лицу Элизабет и осторожно поддел мизинцем золотистый завиток, касавшийся ее порозовевшей щеки.
Потрясенная, необыкновенно привлекательная в своем замешательстве, Элизабет тряхнула головой и отвела его руку прочь.
– Квотернайт, вы неисправимый грешник, – вздохнула она.
– А праведники умирают молодыми. – Тон, каким он произнес эти слова, заставил Элизабет вздрогнуть. Лицо Веста как будто окаменело, застыло, Элизабет вдруг поняла, что перед ней совершенно другой Вест Квотернайт. Ровным, чуть усталым голосом Вест продолжал: – Все наши лучшие парни убиты на войне. Те из нас, что вернулись живыми, никому не нужны. Может, лучше было бы погибнуть. – Глаза Веста затуманились, и он задумчиво повторил: – Праведники умирают молодыми.
Элизабет слушала его, и сердце ее сжималось от сочувствия и жалости.
– Вест, я не имела в виду… – извиняющимся тоном начала Элизабет, но Квотернайт прервал ее.
– Лучше пойдемте в дом, – сказал он своим обычным голосом. Ироническая усмешка искривила его губы. Взяв Элизабет под руку, Вест заметил: – Вы ведь не хотите, чтобы наша хозяйка стала ревновать?
Элизабет полагала, что донна Хоуп прикажет подать на обед традиционные мексиканские блюда: бобы, мясо, рис, маисовые лепешки. Однако Элизабет и представить себе не могла, на что способна владелица ранчо. Без сомнения, донна Хоуп была исключительной женщиной и превосходной хозяйкой.
Этим вечером в длинном белом вечернем платье из серебристого атласа донна Хоуп была ослепительно прекрасна. Ее белокурые волосы были тщательно уложены в высокую прическу. Бриллиантовое ожерелье оттеняло мраморную кожу точеных плеч и шеи.
Донна Хоуп пригласила своих гостей в небольшой салон, который она называла маленькой столовой. В отличие от огромного зала для приемов, где за столом могло разместиться пятьдесят человек, здесь был сервирован стол на шесть персон, и вся обстановка располагала к интимному или дружескому общению. Пламя белых свечей в серебряных канделябрах вспыхивало золотыми искорками на хрустальной и фарфоровой посуде, вся комната была залита нежным романтическим сиянием. Воздух был насыщен ароматами пурпурной марипосы и алой розы.
Стол был великолепен. На небольшом серебряном подносе во льду лежали свежие устрицы, в глубокой чаше – русская черная икра. На столе красовались фаршированная перепелка, копченый лосось, нога ягненка и всевозможные овощи и фрукты. Внимательная хозяйка учла вкусы всех гостей. Специально для Таоса и Грейди были поданы мексиканские блюда и нежнейшее мясо.
Донна Хоуп сидела во главе стола, отведя Весту место напротив себя. Элизабет усадили рядом с Вестом, а Эдмунда – рядом с донной Хоуп. По другую сторону стола сидели Грейди и Таос.
Близость к Весту заставляла Элизабет испытывать постоянное волнение, в течение всего вечера она была необычно тиха и молчалива.
