посмотрел на нее. Джон увидел, как дрогнули ее веки, когда она отвела взгляд.
Ее грудь под темным невзрачным платьем высоко поднялась. Она набрала полные легкие воздуха и повернулась к нему со светлой улыбкой.
– Я помою и порежу ботву, если ты, Джон, принесешь из коптильни ломоть свинины, – сказала она и направилась к двери дома.
Сердце ее тяжело стучало, лоб покрылся испариной. Она вбежала в прохладный полумрак дома и остановилась сразу за дверью.
«Как странно, – думала Лотти, переводя дыхание. – У этого человека удивительно теплые руки, такие я никогда не встречала. Не говоря уж об улыбке, которая могла бы заставить и цветок зимой распуститься».
Она опустила зелень в таз, укрепленный над стоком, и направила на ботву струю воды из кастрюли, чтобы смыть садовую пыль и грязь. Прикусив губу, она обдумывала свое положение.
– Мисс Эгги, вы мне об этом не говорили, – в изумлении прошептала девушка. – Вы учили меня не разговаривать с незнакомцами во время путешествия, и вы учили меня быть хорошей женой, женой, покорной мужу. Но вы никогда не говорили мне, что женщина может испытывать такое тепло и трепет. И такие странные ощущения, идущие откуда-то изнутри….
– Мисс Лотти, вы все еще готовите? – раздался с чердака жалобный голос Сисси. – Мой животик проголодался, – жаловалась девочка, заглядывая в кухню через край обшивки.
Лотти тряхнула головой, прогоняя беспорядочные мысли и чувства, которые вызвала в ней близость Джона, и постаралась придать своему лицу веселое и беззаботное выражение.
– Как насчет куска хлеба с маслом, Сисси? – спросила она, пытаясь успокоить малышку. – Я поставила мясо на плиту перед тем, как мы утром поехали в церковь, и осталось недолго подождать, пока в бульоне сварятся овощи. Ты и не заметишь, как мы приступим к обеду.
Сисси понимающе кивнула.
– Мне нравится ваш хлеб, мисс Лотти, – заявила она. – У папы никогда так хорошо не получалось после того, как мама нас покинула. А в последнее время он просто покупал его у миссис Клаусон.
Сисси подобралась поближе, чтобы видеть, как Лотти отрезает изрядный ломоть хлеба.
– Миссис Клаусон не делала такой хороший воздушный хлеб, как вы, – сказала девочка. – Иногда он был… очень невкусный, и наш папа говорил, что когда ешь его, кажется, будто жуешь скалу Гибралтар. – Сисси нахмурила свой маленький лобик – казалось, она о чем-то задумалась. – Мисс Лотти, – спросила она несколько минут спустя, – папа ведь просто дразнился, да? Нельзя ведь и вправду съесть скалу? – Она захихикала.
Лотти отрицательно покачала головой, сняв крышку с масленки, стоящей посреди стола. Руки ее проворно намазывали хлеб толстым слоем масла. Девушка едва заметно усмехнулась, подумав о том, что надо бы потом пересказать этот разговор Джону.
– Нет, конечно, нет. Ваш папа просто чуть-чуть над вами подшучивал, – ответила она.
Когда маленькие пальчики взяли хлеб из ее рук, Лотти почувствовала, что любовь к этому шаловливому ребенку все больше и больше овладевает ее сердцем.
Глава 7
Она была подобна дыханию весны. «Женевьева Слокум не похожа на дочь хозяина магазина», – подумал Джон, только взглянув на ее тонкие бледные пальцы, отмеряющие отрезы дорогой темно- коричневой материи для своих заказчиц. Стоявшая неподалеку Мэйбл Шарп внимательно наблюдала за Женевьевой. Она была выряжена в модное платье серого цвета, в каких и приличествует ходить женам владельцев похоронных бюро.
«Цвет подходит в равной степени и сиротам, и могильщикам…» – криво усмехнулся Джон. Потом его губы дрогнули – он вдруг вспомнил скромный гардероб Лотти, если вообще можно было назвать «гардеробом» то, во что она одевалась. У Мэйбл Шарп имелся выбор. У Лотти его не было. Сдвинув брови и сощурив глаза, Джон оглядел прилавок, где Женевьева заканчивала свою работу.
– Доброе утро, Джон, – прощебетала она. Глаза девушки оценивающе осмотрели его.
Он заткнул большие пальцы за ремень брюк и кивнул ей. Затем пробасил:
– Доброе утро, миссис Шарп.
Дама обернулась, и глаза его весело вспыхнули. Поджав губы, Мэйбл задала Джону вопрос, который, он был уверен, терзал умы половины населения Миль-Крика.
– Мисс О'Мэлли все еще присматривает за детьми у вас дома?
Джон улыбнулся.
– Думаю, весь город уже знал бы, если бы она его покинула, не правда ли? – ответил он вопросом на вопрос.
Мэйбл взяла сверток, который Женевьева обернула в коричневую бумагу и аккуратно перевязала бечевкой.
– Бог в помощь, – сказала миссис Шарп, чопорно поджав губы. – Я все думаю об этой бедной девушке и о той ситуации, в которой она оказалась. Мне кажется, в городе должна найтись семья, которая могла бы позаботиться о месте для нее.
– Ладно, по крайней мере, сейчас она при деле, – сообщил Джон. Настроение его мигом испортилось. – И она вовсе не у меня, миссис Шарп. Она живет в доме Джеймса.
– Вы не хотите приняться за землю вашего брата? Обрабатывать ее для его детей? – спросила миссис Шарп. – А как насчет ваших лошадей?
Глаза Женевьевы затуманились, когда Джон пытался уклониться от ответа на эти каверзные вопросы, – ее отзывчивое сердце чувствовало его боль. Девушка глубоко вздохнула.
