стороны знакомых и малознакомых людей, и о стычках с Шелли.
– Она отбилась от рук, а я чувствую себя с ней совершенно беспомощной. Она не разговаривает со мной, не помогает по дому и… в общем, я с ней не справляюсь. Если бы мы раньше были друзьями, если бы наши отношения сложились по-другому… возможно, смерть Ллойда нас бы еще больше сблизила. А так – пропасть между нами лишь углубилась.
– Сейчас уже поздновато мечтать о том, как все могло бы быть. Тебе нужно все начинать заново, установить собственные правила…
– Я так и сделала, но она не желает идти мне навстречу. Я не слишком давила на нее. Во многих отношениях она вполне взрослый, сформировавшийся человек – разве я могу обращаться с ней, как с ребенком? Но ведь она игнорирует даже мои самые несложные требования. Дом, по сути дела, превратился в военный лагерь. Ты слышал, что она сегодня сказала обо мне… что я отнимаю у нее родственников. Так вот – она действительно так считает. Знаешь, она всегда воспринимала меня захватчицей, посягнувшей на нечто, принадлежащее лично ей. Она даже считает, что у нас с Ллойдом был роман в то время, когда ее мама умирала в больнице.
– Даже если и так – кому какое дело? Почему ты позволяешь третировать себя подобным образом? Это твой дом, и устанавливать в нем правила – твоя привилегия. Вот когда она уедет – тогда пусть и живет по собственным.
– Я не могу рисковать. Она угрожала уехать немедленно. Понимаешь, этот парень…
Она рассказала Ноа о Джеффе Монтгомери – его неограниченных средствах, его «Порше», его привычке делать все что вздумается… и о его стремлении заполучить Шелли.
Она завершила свой рассказ, и Ноа покачал головой:
– Пробле-ема. И простого решения тут не найдешь. Но ты сильный человек, Морин, даже если пока этого и не осознала. Ллойд обращался с тобой как с ребенком, и у тебя не было возможности расправить крылья. Взяв свою судьбу в собственные руки, ты начнешь расти и почувствуешь свою силу. Но ты не должна вечно служить опорой Шелли, ее совестью.
Официант со стейками появился прежде, чем она успела напомнить Ноа, что уже попробовала установить свои правила – и что Шелли их отвергла. Тема их беседы была ужасно неприятна для Морин, и она решила, что аппетит у нее точно пропадет. Но стейк оказался настолько вкусным, что она в считанные минуты опустошила тарелку. Уже справляясь с последним кусочком, она подняла голову и поймала улыбку Ноа.
– Ладно уж, говори. Все равно ведь ты именно об этом думаешь. Мне нужно следить за своей диетой…
– Вообще-то я думал о том, что ты сказочно выглядишь. Совсем не похожа на мисс Примерную-во- всем-даму. И это платье весьма сексуально… Новое?
– Нет, но я его еще ни разу не надевала. Ллойд… – Поколебавшись, она скороговоркой закончила: – Ллойду оно не нравилось. Вернуть в магазин я его не могла, поскольку купила на распродаже, поэтому… короче, я подумала – почему бы и не воспользоваться им сегодня? Даже на распродаже оно обошлось мне в кругленькую сумму.
– У-гу. Ну, что я могу сказать? В нем ты выглядишь очень даже сексуально. И мужчина за соседним столиком определенно разделяет это мнение. Он пялится на тебя уже добрый час.
Морин, повернув голову, взглянула на человека за соседним столиком. И узнав Пола Гарфилда, машинально улыбнулась. Ей показалось, что он собирается подняться со своего места и присоединиться к ним, но Пол, поколебавшись и бросив быстрый взгляд на Ноа, лишь кивнул, приветствуя ее по-дружески теплой улыбкой.
– Это же Пол Гарфилд, – сказала она Ноа. – Разве ты не помнишь? Он был у нас на вечеринке в тот самый день, когда… – Она умолкла в ожидании привычного спазма горя. Но боли не было. Она ощутила лишь… что? Грусть. Но эта грусть была далека от всепоглощающего чувства потери прошлых недель.
– В чем дело, Морин?
– Так странно… Я хотела сказать, что Пол был у нас на вечеринке в ту ночь, когда у Ллойда случился сердечный приступ… и думала, что почувствую себя страшно несчастной… А мне только грустно – и все.
– Но это ведь естественно, Морин. Не можешь же ты до конца своих дней горевать и лить слезы!
Небрежность его тона почему-то разозлила Морин.
– Кто б это говорил! – язвительно воскликнула она. – Наш братец Ноа, который контролирует каждую минуту своей жизни! Ты, должно быть, здорово презираешь нас, обычных людей, которые копошатся, не зная, чего им ждать от собственной жизни.
– Заметь, это ты сказала. Не я. – Судя по ухмылке, ядовитая тирада Морин его позабавила. – Кроме того… ты можешь организовать собственную жизнь точно так же, Морин. Можешь установить свои правила, взять ответственность за свою судьбу в свои руки. Тебе и нужно-то всего проявить волю да не обращать внимания на советы окружающих.
– А что, по-твоему, ты сейчас делаешь? Разве не даешь мне советы, как жить дальше, а?
– Тouche! Я замолкаю. Не стану говорить тебе, что у тебя есть несколько возможностей на выбор, что у тебя есть сила и мужество, пусть даже ты их еще не ощутила в полной мере, и что ты неправа, заявляя о полном отсутствии у тебя каких-либо деловых навыков. По мне так любой, кто способен организовать благотворительное шоу, как это удавалось тебе, по-настоящему талантлив. Но я и об этом умолчу. Просто закажу бутылку хорошего шампанского к моему обожаемому слоеному пирогу с клубникой, а если этот самый Гарфилд не перестанет тебе улыбаться, я просто-напросто встану из-за стола и двину ему как следует.
Морин не выдержала и рассмеялась. Только тогда она почувствовала, насколько ей хорошо. Конечно, это мало что меняло, насущные жизненные проблемы так и остались при ней, но хотя бы на один- единственный вечер ей было так приятно расслабиться за ужином, приготовленным кем-то другим, и распить бутылку хорошего вина с симпатичным – и очень внимательным к ней – мужчиной.
Возможно, именно поэтому она и не воспротивилась, когда Ноа – уже на пути домой – свернул в сторону пляжа, заявив, что им обоим не помешает прогулка после такого сытного ужина. В глубине души Морин понимала, что играет в опасную игру, но ей было все равно. Ехать по пустынной дороге, наслаждаясь
