наблюдавшего за ним из-под лавки.
Глава 2
Лучик утреннего солнца просочился сквозь ставни, прицельно угодил в кончик носа. Велигой чихнул — с потолка посыпалась пакля — и проснулся. Первое мгновение соображал, где, что, как, когда и за каким, потом вспомнил все, что произошло вчера и на душе опять стало гадко. Выбрался из-под плаща, в который закутался на ночь, выловил пару блох, перекочевавших на тело из соломенного тюфяка, небрежно брошенного на то, что хозяин гордо именовал кроватью. Встал, натянул сапоги, потянулся, подошел по угрожающе скрипящим половицам к окну и распахнул ставни.
На заднем дворе с деловитостью воеводы расхаживал петух в окружении десятка кур, прокашлялся, заорал, как купец на пожаре. Поодаль сгрудилось стадо гусей, с боярской надменностью озирая окружающее круглыми глазами. В глубокой луже нежилась крупная хрюшка, подставляя раннему солнышку то один серый от засохшей грязи бок, то другой. У колодца возилась с ведрами баба, в углу двора девчушечка лет семи-восьми вооружившись прутиком караулила от ворон наседку с выводком цыплят. Зуйко — тот парнишка, что вчера принял Серка, деловито прошествовал через двор к колодцу с парой ведер — не иначе как для коней воду тягает.
Велигой потянулся, кишки в животе объявили голодный бунт, громким хрустом и урчанием напоминая, что то, чем кормил вчера — того уж нет, а пузо старого добра не помнит…
На нижнем поверхе уже почти не осталось следов вчерашней драки, разве что появились новые столы взамен изломанных накануне. Час ранний, народу мало, хозяин снует между столами с мокрой тряпицей — чистоту наводит. Увидав Велигоя, почтенный корчмарь аж подпрыгнул — небось, все утро сам себя старался уверить, что странный гость просто приснился, а столы — да их каждый день ломают все, кому не лень… Видя огорченное лицо хозяина, Велигой вложил ему в руку золотой и недвусмысленно кивнул в сторону кухни. Корчмаря как ветром сдуло.
Волчий Дух сбегал к колодцу, с наслаждением умылся, и вернувшись в корчму уселся на свое вчерашнее место. Ноги теперь ставил аккуратно, хоть и сомневался, что давешняя псина все еще сидит под лавкой — небось давно смылась по своим псячьим делам.
Хозяин приволок горшок каши, кувшин с пивом, и Велигой на некоторое время с головой окунулся в поток одуряющего запаха, целиком и полностью посвятив себя подавлению голодного бунта в пузе.
Когда на стол упала тень, он оторвался от уже ополовиненного горшка, готовясь на всякий случай без разговоров бить в морду, если это кто-нибудь из вчерашних драчунов решил вдруг продолжить беседу.
Обладателем тени и в самом деле оказался давешний знакомец — тот самый, которого хозяйские битюги вознамерились отправить в полет через ворота.
— Исполать… — сказал робко мужичонка, кланяясь в пояс.
Велигой кивнул в ответ, жестом указал место рядом с собой и сделал знак хозяину, чтоб сию секунду был здесь, не телепенился.
— Я… это… — проговорил мужичонка, теребя руками мятую до невозможности шапку. — Вчерась… в опчем, я… это… ну это… э… спасибо.
— И ради чего столько слов? — пожал плечами Велигой. — Ты голодный?
Мужичок поспешно закивал.
— Хозяин… в общем, повторить. — отдал распоряжение Велигой, и почтенный корчмарь ускакал на кухню с резвостью отрока.
— Так за что они тебя? — спросил Волчий Дух, делая ударение на «за что», памятуя вчерашний ответ.
— За шкирку… — ответил мужичонка, грустно глядя на здоровенного витязя, который не понимает того, что и козе понятно, даже безрогой.
— А чем им твоя шкирка не понравилась? — Велигоя такая манера вести беседу уже начинала понемногу злить.
— Да ничем…вернее всем… Захожу, говорю: дайте, люди добрые пожрать ради Богов. Вот этот вот хороший человек, — мужичонка кивнул в сторону кухни, — ставит на стол кашу и говорит, мол, кушай, ради Богов. А когда каша кончилась, подходит и говорит — давай деньги. Я ему — какие деньги, я ж ради Богов! Он в сторонку отошел, а эти двое, большие и плохие, подходят и говорят, мол, ну, сейчас мы тебя к Богам и отправим. За деньгами, наверное, послать хотели…
— Ясно. — улыбнулся Велигой. — Зря я, наверное, вчера вмешался, ты, небось, расстроился, что Богов не повидал?
— А… — махнул рукой мужичок. — Чего я там не видел? Я ж что, я всегда с Богами… Про меня так и говорят люди, мол, убогий у нас Репейка.
Оно и видно, подумал Велигой. Сволочь все-таки хозяин, Богами обиженного совестно обижать. И когда корчмарь приволок второй горшок с кашей, Волчий Дух демонстративно подвинул его Репейке, а сам бросил на хозяина свой самый грозный взгляд, и даже рожу скорчил пострашнее. Бедняга, побледнев как покойник, дал деру, будто в воздухе растаял.
Репейка ухитрялся одновременно работать и ложкой и языком, уплетая кашу так, что только треск стоял за ушами, однако одновременно успевал без умолку болтать языком обо всем на свете и ни о чем вообще. Велигой потягивал пиво, возвращаясь мыслью в княжьи палаты и к своему дурацкому обещанию. Что-то теплое уткнулось в штанину, Волчий Дух глянул вниз — под лавкой все так же сидел вчерашний зверь, смотрел внимательно желтыми глазами. Велигой свистнул хозяину, тот примчался летним ветерком и замер, вытянувшись во фрунт.
— Что за зверюга? — спросил Велигой, указав на пса. — Чья?
— Да приблудный он… — пробормотал хозяин и замялся, не зная, как обращаться к человеку, способному, похоже, одним плевком утопить его вместе со всем хозяйством.
— И что, так целыми днями под лавкой и сидит? — Волчий Дух пропустил заминку мимо ушей, так как единственным на данный момент достойным себя званием считал почетный титул «Четырежды Олуха Всея Руси».
— Да нет, вылазит иногда… — пожал плечами хозяин. — Да на эту лавку почитай что никто никогда и не садиться, не все ж такие смелые… Пробовали выгнать — так он тут такое устроил! Троих княжьих дружинников на ворота загнал. Хотели они в него из луков, да я подумал, и не дал, пущай, мыслю, хозяйство бережет, ежели кто залезет. Коли с дружинниками сладил, то уж какую-нть тварь голоштанную и подавно загрызет, и как по батюшке не спросит. Глянь-ка, раз в раз на волчару похож, да наверное и есть волчара, только странный такой какой-то…
— Ясно. — сказал Велигой. — А как кличите?
— Волчарой и кличем. — ответил хозяин. — А как еще-то? Он же не представился…
— Еще не хватало! — сказал Велигой, с сожалением расставаясь с серебряной монеткой. — Еще пива, и Волчаре что-нибудь перекусить… эй, только не кочергу и не мою ногу, знаем мы вас!
Волчаре принесли бараний бок, довольный зверь утащил его под лавку. Чудной он, подумал Велигой, ох, чудной. По виду — сущий волк, но вялый какой-то… да и где это видано, чтоб волки под лавкой в корчме жили? Уж не больной ли, часом? Хм, больной не больной, а троих дружинников на ворота загнал, если хозяин не врет…
Репейка подергал Велигоя за рукав и витязь раздраженно отметил, что прозвание закрепилось за юродивым не зря — похоже, теперь отцепиться от него вряд ли скоро удастся.
— Слышь, богатырь, я это, как его, вроде как должон тебе остался… — сказал убогий, смешно морща нос, что по всей видимости должно было означать выражение крайней серьезности.
— Ничего ты мне не должен. — буркнул Велигой.
— Нет, должон, должон! Ты меня от плохих людей защитил? Защитил. — Репейка загнул палец. — Кашей кормил? Кормил. Меня никто не любит, кроме Богов, потому я и убогий, никто, кроме Богов мне добра не делает…
