– Присаживайся, попробуем, чем тут потчуют усталых путников.
Парень пододвинулся поближе, и они вдвоем начали увлеченно уплетать пищу.
– Как звать тебя? - спросил Рип.
– Войцек. - шмыгнув носом, ответил подросток.
–- Ты не знаешь, что случилось с остальными, Войиек?
Тот пожал плечами:
– После того как нас захватили, всех .пленных собрали в кают-компании: меня, маму, сестру...
– А отец?
– Отец пошел защищать вместе со всеми. - На глазах у парня навернулись слезы.
– Понятно, прости.
– Ничего, потом пришел этот, их самый главный, здоровый такой. И показал лалыдем на нескольких девушек, и их увели. Они очень плакали.
Рил сжал кулаки.
– Что после?
– Нас разделили на группы и перевезли на корабль пиратов. Меня заперли в камере вместе с вами. - У парня опять появились слезы. - Маму и сестру я больше не видел.
Рипу было очень жаль паренька, но он ничего не мог сделать, он только пододвинулся поближе и обнял Войцека за вздрагивающие плечи. Мальчик доверчиво уткнулся ему в грудь и залился слезами.
– Я отомщу, -о причитал он, - я обязательно вырасту и отомщу! Всем! Всем им! Гады!
Полет продолжался, кормили хорошо - четыре раза в день, это и понятно, рабы на рынке должны выглядеть как следует.
Винклер с Войцеком за это время успели сдружиться. Парень видел в Рипе кого-то вроде старшего брата. Целыми днями в камере делать было нечего и поэтому они разговаривали. Юноша рассказывал Рипу про свою не такую уж и долгую жизнь. Он был родом с далекой окраинной планеты, парень мечтал стать космонавтом...
Рип слушал и узнавал в этом курносом, с россыпью рыжих веснушек на широком лице пареньке себя самого десять лет назад. Почти такие же мысли были и у него в голове. Он тоже мечтал стать космическим капитаном, а стал...
Что у него, что у Войцека, что-то или кто-то разрушил все мечты. Но почему, до каких пор это может продолжаться! Кто виноват...
Вот и сейчас их везли, и они знали это, в одно из далеких королевств, чтобы продать на рынке, как какой-то товар, как вещь. Кто мог подумать рабство и рынки рабов среди звезд.
Человечество, да и не только человечество, выйдя в космос, вынесло, притащило с собой все блага 'цивилизации': деньги, алчность, зависть, торговлю людьми. Такого просто не должно было быть, но это было. Рип иногда думал, а что же прогомианцы, как обстояло дело у них, этой мифической исчезнувшей расы. И не потому ли она исчезла, что ее представители были слишком похожи на людей.
Самый большой и самый богатый невольничий рынок находился на планете под названием Каффа.
Именно сюда, на этот окраинный мир, стекались банды охотников космоса, нафуженные страшной добычей - живым товаром. И именно сюда со многих планет прилетали покупатели этого товара.
Империя знала о Каффе. Но планета не подходила под ее юрисдикцию, да и кто в своем уме сунется в эти окраинные или как их еще называли варварские миры.
Здесь мотыга соседствует с флайером, космические полеты - с повозками на лошадях, дворцы - с землянками, крытыми соломой.
Одни наживали состояние, другие проматывали его. Процветали притоны, игорный бизнес, проституция. Последняя начиналась с уличных 'жриц любви' самых невообразимых размеров, окрасок, количества конечностей и половых органов и заканчивалась роскошными восьми-звездочными публичными домами, то бишь отелями, где предоставлялись эти самые развлечения, но уже за непомерно высокую цену для снобов.
А наркотики. Как, например, помет малийского Он-ниба, который гнездится высоко в горах, или толченая шкура Умры - страшно ядовитое и быстрое животное, промысел которого сопряжен с невероятным риском для жизни охотника.
Поговаривали, что даже некоторые высокопоставленные лица Империи не раз и не два заглядывали в эти места, а о простых людях и говорить нечего. У кого заводились деньжата, тот на свой страх и риск отправлялся сюда - понюхать воздух вольной жизни. Многие, перенюхав, не возвращались.
Каффа. Они прилетели на планету поздно вечером.
После ночевки на корабле, на следующий день ни свет ни заря всех пленников повели в душ. Затем над каждым поколдовали парикмахер и косметолог, пытаясь придать товару как можно лучший покупательский вид.
Последним пунктом программы всех погрузили в один автобус, не забыв отделить девственниц от прочей массы.
Бедные девушки, с завязанными руками, кидали по сторонам затравленные взгляды.
Руки им связывали специально и еще с начала путешествия, дабы обезумевшие от горя рабыни не могли нанести себе непоправимый вред и тем самым испортить товар.
Рынок работал с утра до вечера и семь дней в неделю. Он представлял собой огромное крытое здание, внутри которого стояла невообразимая и непонятная для непривычного либо непосвященного, как на всех базарах, а уж тем более на невольничьих, атмосфера.
Люди и не люди торговались, разговаривали, хохотали, толпились; сновали карманники; чинно выхаживали бородатые купцы в сопровождении телохранителей; мелкими шажками передвигались дамы, некоторые из них, не стремясь быть узнанными, закутывали свое тело с ног до головы в одежды, оставив открытыми лишь глаза.
И над всем этим гомон, крик, неповторимый шум базара.
– Эй, любезный, сколько ты хочешь за этого Мардока?
– Покажи зубы, собака.
– Всего-навсего тысячу динариев, о щедрейший господин.
– Да он же никуда не годен...
– Что-о-о, тысячу динариев за эту дохлятину, не смеши людей, да он и сотни не стоит!
– Он совсем старый...
– Для такого важного человека, я отдам этого богатыря за восемьсот.
– Он слишком молодой...
– Двести, но боюсь, как бы он не свалился по дороге домой.
– Это силач...
– Он, может, не очень на вид, но заверяю вас, этот раб силен как бык и очень любит работать. Семьсот.
– Да у меня рука толще, чем у него туловище...
– Триста и это последняя цена, и то за такие деньги я смогу купить двух Нимков, а это, по-моему, намного выгоднее.
– Ой, какой хорошенький!
– Пятьсот, себе в убыток, только из уважения к столь великому господину.
– Пап, ну купи, ну, пожалуйста...
Наибольшее оживление было у павильона с представительницами прекрасногопола.
– Сколько просишь за эту уродину?
– Пять тысяч, господин.
– Повернись красавица...
– У нее слишком маленькая грудь...
– Что! Всего пять грудей...
– Уж больно мала.
– Слишком велика.
– Она неистова...
– А нет такой же, но черненькой...