Крупской. В журнале «Новый мир» было опубликовано ее произведение «Зимний перевал». Она вспоминает, как, видимо, в 1921 году Ленин, Крупская, Мария Ульянова и молодая девушка Лиза гуляли по территории Кремля. Зашел разговор о межпланетных путешествиях, теме тогда модной. Кто-то спросил Ленина, как бы он отнесся к факту свершившихся в будущем таких полетов. Ответ Ленина прозвучал весьма неожиданно: «Мы бы пересмотрели тогда наши концепции». Сразу отмечу; во всех последующих книжных изданиях воспоминаний приведенный эпизод отсутствует – об этом позаботилась бдительная цензура. Как понимать эти слова Ленина? Думается, что дело не в самом факте свершения такого полета, а в том, что человечеству удалось достигнуть такого высочайшего уровня развития науки и техники, при котором прежняя острота социально-экономических противоречий значительно снизится. Значит, Ленин в конечном итоге верил в прогресс человечества.
В завершении – коротко о мессианстве Ленина. Подчеркнем, что Савелий Дудаков нигде не утверждает, что Ленин есть мессия. Автор применяет более осторожную формулировку: «Ленин как мессия». Это некий лексический «эрзац» – в качестве мессии: то ли мессия, то ли нет. Тем не менее, этой проблеме посвящена заключительная глава книги, в которой рассматривается ряд позиций мессианства Ленина. Первая позиция повествует о катаклизме России как следствии и проявлении Первой Мировой войны. Действительно, в России сложились тогда предпосылки появления мессии, спасителя гибнущей страны. Затем речь идет об исторической приверженности русского народа к мессианству. В системе Ленин – Мессия Маркс выступает как теоретик, Ленин – как практик.
Сразу после смерти Ленина появилась адекватная редакция «Нового Евангелия» для детей – «Детям о Ленине» с иллюстрациями Б. Кустодиева. Вышли в свет и другие подобные издания. Важнейшая позиция этой главы – характеристика Ленина как нетипичного русского интеллигента. Ленин – «крайний максималист революции, обладающий тоталитарным революционным мировоззрением, соединенным с гибкостью и оппортунизмом в практической борьбе и политике».
Полагаем, что в основном схвачено верно. Ленин был также аскетичен, чужд позерству, революционной богеме, любил порядок и дисциплину, в личной жизни благодушен. Он проповедовал жестокость, но сам не был жестоким – этот парадокс тоже можно принять.
Конечно, мессианство Ленина выглядит лишь как символ, некая расплывчатая схема.
Возникает вопрос: каково соотношение между Лениным и Сталиным? Этого С. Дудаков не касается. Но роняет фразу: «Сталин, обокравший «истинную ленинскую идею о добре», а истинное завещание Ленина – письмо Н. Крупской».
Это верно, но недостаточно, нависает грозный вопрос: «БЫЛ ЛИ СТАЛИН ФАТАЛЬНОЙ НЕИЗБЕЖНОСТЬЮ ЛЕНИНИЗМА?» Именно ныне это главное обвинение в адрес Ленина.
Полагаем, что С. Дудаков практически ответил на него ОТРИЦАТЕЛЬНО – и очевидно, это главное в его книге.
Весьма остроумно ответил Дудаков на вопрос о его отношении к Ленину. Как ИСТОРИК он убежден: Истина всегда находится ближе к одной из сторон, но никак не в золотой середине. Как ШАХМАТИСТ он оценил: семь против трех в пользу Ильича. Тут мне хочется несколько поправить автора: я не силен в шахматах, но думаю, что следует остаться в сфере четных цифр, а потому: шесть против четырех в пользу Ленина.
Арон Черняк кандидат исторических наук, доктор филологических наук, профессор, действительный член Международной Академии информатизации. 9 июля 2007 г.
Ульянов. Знакомый незнакомец
Поэма будущего После долгого перерыва с наслаждением пишу книгу о шахматах и в процессе работы наткнулся на редкие воспоминания о Ленине. Естественно, писать нечто положительное о поверженном кумире считается, в лучшем случае, курьезом. Речь идет о «неизвестном Ленине». В какой-то момент я ощутил себя героем поэмы Б.
Пастернака. Громадное количество материала, в подавляющим случае – апологетика, все это затрудняло знакомство с оригиналом и отделяла меня от искомого:
«Задача состояла в ловле фраз
О Ленине. Вниманье не дремало.
Вылавливая их как водолаз,
Я по журналам понырял немало»1.
Мы имеем свидетельства о детстве и юности Владимира Ульянова «с того берега».
Надо же быть такому обстоятельству, что он сидел за одной партой с будущим последним министром земледелия царской России Александром Николаевичем Наумовым (1868-1950), который, как видим, был старше Володи. «Центральной фигурой во всей товарищеской среде моих одноклассников был, несомненно, Владимир Ульянов, с которым мы учились бок о бок, сидя рядом на парте в продолжение всех шести лет, и в 1887 году окончили вместе курс. В течение всего периода совместного нашего с ним учения мы шли с Ульяновым в первой паре: он – первым, я – вторым учеником, а при получении аттестатов зрелости он был награжден золотой, я же – серебряной медалью.
Маленького роста, довольно крепкого телосложения, с немного приподнятыми плечами и большой, слегка сдавленной с боков головой, Владимир Ульянов имел неправильные – я бы сказал – некрасивые черты лица: маленькие уши, заметно выдающиеся скулы, короткий, широкий, немного приплюснутый нос и вдобавок большой рот с желтыми, редко расставленными, зубами.
Совершенно безбровый, покрытый веснушками, Ульянов был светлый блондин с зачесанными назад длинными, жидкими, мягкими, немного вьющимися волосами. По все указанные выше «неправильности» невольно скрашивались его высоким лбом, под которым горели два карих круглых уголька. При беседах с ним невзрачная внешность как бы стушевывалась при виде его небольших, но удивительных глаз, сверкавших недюжинным умом и энергией. Родители его жили в Симбирске. Отец Ульянов долгое время служил директором Народных училищ. Как сейчас помню старичка елейного типа, небольшого роста, худенького, с небольшой, седенькой, жиденькой бородкой, в вицмундире Министерства Просвещения с Владимиром на шее…
Ульянов в гимназическом быту довольно резко отличался от всех нас, товарищей.
Начать с того, что он ни в младших, ни тем более в старших классах, никогда не принимал участия в общих детских и юношеских забавах и шалостях, держась постоянно в стороне от всего этого, и будучи беспрерывно занят или учением или какой-либо письменной работой. Гуляя даже во время перемен, Ульянов никогда не покидал книжки и, будучи близорук, ходил обычно вдоль окон, уткнувшись в чтение.
Единственное, что он признавал и любил, как развлечение, – это игру в шахматы, в которой обычно оставался победителем даже при единовременной борьбе с несколькими противниками. Способности он имел совершенно исключительные, обладал огромной памятью, отличался ненасытной научной любознательностью и необычайной работоспособностью. Повторяю, я все шесть лет прожил с ним в гимназии бок о бок, и я не знаю случая, когда «Володя Ульянов» не смог найти точного и исчерпывающего ответа на какой-либо вопрос по любому предмету. Воистину, это была ходячая энциклопедия, полезно- справочная для его товарищей и служившая всеобщей гордостью для его учителей. Как только Ульянов появлялся в классе, тотчас же его обычно окружали со всех сторон товарищи, прося то перевести, то решить задачку. Ульянов охотно помогал всем, но насколько мне тогда казалось, он все же недолюбливал таких господ, норовивших жить и учиться за чужой труд и ум.
По характеру своему Ульянов был ровного и скорее веселого нрава, но до чрезвычайности скрытен и в товарищеских отношениях холоден: он ни с кем не дружил, со всеми был на «вы», и я не помню, чтоб когда-нибудь он хоть немного позволил себе со мной быть интимно-откровенным. Его «душа» воистину была «чужая», и как таковая, для всех нас, знавших его, оставалась, согласно известному изречению, всегда лишь «потемки».
В общем, в классе он пользовался среди всех большим уважением и деловым авторитетом, но вместе с тем, нельзя сказать, чтоб его любили, скорее его ценили.
Помимо этого, в классе ощущалось его умственное и трудовое превосходство над всеми нами, хотя надо отдать ему справедливость – сам Ульянов никогда его не выказывал и не подчеркивал.
Еще в отдаленные времена Ульянов казался всем окружавшим его каким-то особенным…
Предчувствия… нас не обманули. Прошло много лет и судьба в самом деле исключительным образом отметила моего тихого и скромного школьного товарища, превративши его в мировую известность, в
