под пера автора, относящегося к знати.
Авторами большей части таких сочинений являлись христианские буржуа. Именно горожане, особенно жители крупных городов, находились в состоянии постоянной войны с евреями, шла ли речь о том, чтобы вытеснить их из коммерции или помешать заниматься ремеслом. По прямому заказу избираемых членов магистрата городской управы Кракова в 1618 году Себастьян Мичинский написал «Зеркало польской короны», где впервые со всеми подробностями разоблачалось богатство евреев, а также способы и приемы их коммерческой деятельности. Разоблачения религиозного характера играют в этом труде лишь второстепенную роль. То же самое можно сказать и о многочисленных сочинениях врача Слежковского, примерно в то же время задавшегося целью разоблачить обманные приемы, которые он приписывал своим еврейским коллегам и конкурентам.
Что же касается духовенства, то оно уделяло основное внимание религиозным обвинениям. В конце XVI века признанным авторитетом в этой области был иезуит Петр Скарга, самый знаменитый польский проповедник всех времен, автор «Жизнеописания святых» (Zywoty Swietych, 1579), книги, которая на протяжении столетий оставалась любимым чтением польского народа. Чудесная биография Симеона Тридентского занимала там достойное место. Сам Скарга в дальнейшем лично принял участие в качестве обвинителя на процессе по поводу осквернения святых даров. У него появились многочисленные подражатели, которые из поколения в поколение вносили свой вклад в подобные дела. Школяры и студенты, ученики иезуитов, были основными организаторами скандалов и столкновений, которые могли перерождаться в погромы, так что у евреев установился обычай выплачивать им ежегодно определенную сумму, чтобы избавиться от систематических притеснений с их стороны.
Что касается народных низов, угнетенных и неграмотных крестьян, то у них не было способов заявить свое мнение и сохранить его в истории, если только не считать за таковое те многочисленные пословицы и поговорки, которые служат традиционным источником народной мудрости. Некоторые из их числа представляются достаточно двусмысленными. Например: «Нам, крестьянам, всегда плохо: мы должны кормить сеньора, священника и еврея»; «Что крестьянин заработает, сеньор потратит, а еврей на этом наживется»; «Еврей, немец, а с ними дьявол – сыновья одной матери». Если судить по этим изречениям, народ смешивал всех эксплуататоров в одну кучу.
Потоп
В 1648 году разразились беспорядки и конфликты, вошедшие в польскую историю под названием «потопа». Они предвещали упадок Польши, положили конец золотому веку польских евреев и имели огромные последствия для иудаизма в целом.
Потоп начался с восстания украинских крестьян, крепостных, живших на огромных латифундиях за Днепром, принадлежавших польским магнатам. Эти крестьяне исповедовали греческую православную веру и испытывали единую ненависть к своим католическим господам и их еврейским управляющим и посредникам. Как отмечал один еврейский хронист того времени: «Греческий народ (казаки)… испытывал презрение и унижения со стороны польского народа и евреев… даже самые незначительные сыны Израиля, сами пребывающие в унижении, имели над ними власть». Характерно, что наш автор называет восставших «греками», а не «русскими» или «украинцами»; это подтверждает, что конфликт был не только социальным и национальным, но и религиозным. Знамя восстания было поднято знаменитым Богданом Хмельницким, которому удалось временно объединить в единое целое анархические отряды казаков, а также заключить союз с крымскими татарами. «Вспомните об оскорблениях, нанесенных вам поляками и евреями, их любимыми управляющими и агентами!» – восклицал Богдан Хмельницкий в своих «призывах» к украинскому населению: «Вспомните об их гнете, их несправедливости и лихоимстве!» Гнев крепостных должен был быть ужасен: в одной украинской хронике утверждалось, что некоторые паны отдавали в управление посредникам- евреям даже церкви, расположенные на их землях, так что требовалось их предварительное разрешение для совершения обрядов крещения, венчания и отпевания.
Отряды Хмельницкого обрушились на всю юго-восточную Польшу и достигли ворот Львова, уничтожая по дороге без разбора поляков и евреев, иногда давая пощаду тем, кто соглашался обратиться в православие. Это было неодолимое народное восстание, сопровождавшееся массовыми избиениями, многочисленные описания которых оставшимися в живых современниками составлены в том традиционном торжественном стиле, многочисленные примеры которого мы уже неоднократно приводили ранее. Один из авторов сравнивает эту катастрофу с «третьим разрушением Храма». Однако содержание этих свидетельств отличается реализмом и подробностью в деталях (В этих хрониках содержатся описания ужасных зверств: «…грудных младенцев резали на руках их матерей, разрывая их на части как рыб. Вспарывали животы беременным женщинам, вытаскивали младенца и били им по лицу матери; другим клали в разрезанный живот живую кошку, зашивали его и отрубали руки, чтобы они не могли вынуть кошку…», и тому подобное. Некоторые пассажи этих хроник имеют бесспорный характер точно зафиксированных событий, которые автор видел собственными глазами.). На протяжении последующих лет беспорядки и убийства то прекращались, то вспыхивали вновь много раз, пока Хмельницкий не решил принять протекторат Москвы. За этим последовала польско-русская война, отягощенная шведской интервенцией, и конфликт превратился в войну всех против всех. При этом несчастная Польша служила постоянным театром военных действий. Царские войска захватили Белоруссию и Литву, при этом проявив к евреям точно такое же отношение, как и их союзники казаки на юге. Шведская армия оккупировала собственно Польшу, захватив Варшаву и Краков. Здесь речь шла о более организованной армии, командиры которой придерживались иных обычаев. Вместо того, чтобы убивать евреев, они получали от них припасы. В результате, когда поляки вернулись, они обвинили всех евреев в измене, так что во многих местах они были подвергнуты общей каре. Таким образом, между 1648 и 1658 годами практически не осталось полностью уцелевших еврейских общин. На левом берегу Днепра больше не было ни одного еврея. Те, кому удалось уцелеть, были проданы в рабство туркам. На правом берегу сохранились лишь горстки уцелевших. Во внутренних частях страны потери были не столь велики, тем не менее общее число жертв составляло несколько десятков тысяч, возможно, доходило даже до ста тысяч. Разумеется, от потопа пострадало все население страны, и с того времени Польша перестала быть могущественным государством. Но удар, нанесенный евреям имел еще более фатальные последствия, потому что они были первыми и излюбленными жертвами убийств и грабежей, а также потому что их существование было в целом гораздо менее надежным, чем других социальных групп. Они уже никогда больше не смогли оправиться.
Начиная со второй половины XVII века, евреи уже не являлись основными банкирами страны; эта роль перешла к христианским капиталистам, особенно к религиозным общинам, церквам и монастырям, чьи богатства состояли преимущественно из земельных владений и остались нетронутыми. Евреи, как общины, так и отдельные лица, оказываются их должниками. Хроническая задолженность кагалов, предпринимавших отчаянные усилия поддержать экономическое положение евреев, превратилась в серьезную социальную проблему Польши. Эта проблема продолжала усугубляться вплоть до конца XVIII века. В 1765 году польский сейм одним росчерком пера упраздняет «Ваад четырех стран», еврейский федеративный орган, найдя более выгодным вместо прежнего всеобщего единого налога, ввести для евреев подушную подать в размере двух злотых на человека. Таким образом закончилась полугосударственная автономия евреев.
Началось повальное обнищание. Еврейский «социальный класс» приходит в упадок и постепенно в ходе этого процесса исчезает. (Условно здесь можно применить интерпретацию марксистского толка.) В поисках куска хлеба часть евреев эмигрирует, другие пытаются обосноваться в деревнях в качестве трактирщиков и кабатчиков, ремесленников и бродячих торговцев; большинство впадает в крайнюю нищету.
Новые духовные и религиозные течения были неразрывно связаны с этими социальными изменениями. Они накладывают специфический отпечаток на склад ума польских евреев, который в дальнейшем приобретет далеко идущие последствия для всей диаспоры. Это был примечательный процесс взаимовлияний, полем которых служила вся Европа и в которых свою роль сыграет и проникновение христианских концепций. (На этот раз они не ограничатся деталями повседневной жизни и нравов, но
