История Антисемитизма. Эпоха Веры.

Можно привести еще несколько названий таких памфлетов «Подлинное свидетельство о том, что произошло во время убийств молодого человека, сына торговца галантереей…», «Ответ старейшин синагоги…», в котором старьевщики берутся под защиту, и наконец, «Собрание старьевщиков… для поиска способов, как за гладить жестокость их ужасного преступления…». Этот последний памфлет отличается известной тонкостью замысла, его автор вкладывает в уста «евреев» следующие рассуждения:

«В чем наша вина? В свое время Моисей приносил в жертву животных, а мы принесли в жертву человека. Разве в той же самой книге не сказано, что наши предки смогли принести в жертву Иисуса Христа, их нашего Царя? Почему же мы не можем принести в жертву обычного человека?…»

В соответствии с модой того времени авторское воображение особенно сильно проявилось в стихотворных произведениях. Ниже мы приведем довольно типичные примеры подобных сочинений. Некоторые из них были переполнены бешеной яростью:

«Мерзкие убийцы,
Презираемый народ,
Изгнанный отовсюду,
Зачем вы решили сегодня
Вернуться к вашим неслыханным жестокостям,
Которые причинили смерть
Господу, дающему нам жизнь?»
(«Подлинная история ужасного убийства,
совершенного старьевщиками-евреями…»)
«Демоны, сбежавшие из ада,
Еврейское племя, презренные люди,
Более гнусные, чем сам Люцифер,
И более злые, чем все дьяволы,
Жестокие тигры, убирайтесь,
Вы недостойны жить среди нас.
Жадные до людской крови,
Бойтесь же наказания,
Которым Святая Инквизиция
Должна покарать вас за ваши отцеубийства.
Развяжите руки и ноги
Горожанина, преданного пытке.
Хотите ли вы, чтобы он на самом деле
Стал повторением «Се человек» (т. е. Иисуса под пыткой, – прим. ред.)
Жертвой оскорблений и поношений».
(«Синагога в подлинном свете…»).

Легко заметить, что в уме наших памфлетистов возникает немедленная ассоциация между распятием, его продолжением в истории в виде ритуального убийства и преступлением старьевщиков.

Итак, проблема была сформулирована именно таким образом, а в других текстах предлагались конкретные способы ее решения. Конечно, это были всего лишь песенки – но нельзя не заметить, что в них предлагались те же способы, которые применялись в Европе в недавнем прошлом. В конце концов, в вопросах такого рода человеческое воображение неизбежно оказывается ограниченным. В одной из этих песен предлагалось изгнать евреев или заставить их носить специальные знаки:

«Заставьте покинуть наши стены
Людей со столь ужасным нравом.
Или приказом короля
Заставьте их носить знак,
Который будет отличать их от христиан
И поместит среди собак…»
(«Неистовство евреев,
посвященное господам из синагоги…»).
В другой песне предлагается повесить их без долгих рассуждений:
«Пусть все видят, как их племя
Со связанными руками и ногами
Повторит весь путь того,
Кого они погубили
Жесточайшей смертью.
Пусть увидят на виселице
Без пощады, милосердия и прощения
Синагогу из Монфокона…»
(«Жестокость синагоги…»).
Еще одна песня предлагает оскопить их всех, «чтобы их род на земле угас навсегда…»:
«Я верю, что самое правильное
Иначе применить к ним ножи
И полностью отсечь им
Тот член, который у них и так
Не сохранился в целости.
Чтобы покарать их пороки
Пусть они переживут свою казнь.
Пусть по воле наших праведных обетов
Их имя умрет здесь вместе с ними…»
(«Судебный приговор, вынесенный синагоге…»).

Автор последней песни оказался более осторожным, чем его собратья, и сделал следующую оговорку: «Сначала надо убедиться, все ли у них цело спереди. Или они себе что-то резали, и шрам от этого остался на коже». А затем он переходит к простым и безыскусным фривольностям: «Красотки, преодолейте все преграды и приходите. Я приглашаю вас на замечательное зрелище. У вас будет хороший выбор, чтобы утолить ваши желания. Вы увидите лучшие образцы природной силы. Вы увидите длинные, короткие…» и т. д.

Столкнувшись со столь большим количеством текстов, посвященных этому делу, читатель вправе задать себе вопрос, не являлись ли на самом деле парижские старьевщики тайными евреями, марранами, которые в глубокой тайне сохраняют свою религию. В противном случае вся эта кампания не имела никакого смысла. Однако на самом деле никакого отношения к евреям старьевщики Парижа не имели. Все участники конфликта без исключения были самыми искренними и преданными католиками. Все сомнения по этому поводу немедленно рассеиваются при чтении протоколов судебного процесса, который был возбужден в связи с этим происшествием. Ключ к пониманию этого дела содержится в определении понятия «еврей», которое пятьюдесятью годами позже дал «Коммерческий словарь» Савари:

«Еврей. Этот термин в коммерции имеет различные значения, но почти всегда с негативными