Вальтер. В Женеве родился великий Руссо, побывал Байрон. Замок Шильон на Женевском озере вдохновил его на создание поэмы про шильонского узника. Рядом, в Веве,- вилла Чаплина. На вилле «Ольга» в Вильнёв трудился Ромен Роллан. Мы знаем Швейцарию по книгам швейцарских писателей начиная от Конрада Фердинанда Майера до Дюрренматта, по романам Хемингуэя, Томаса Манна и Федина. И, конечно, всегда вспоминаем о том, что именно здесь, в Женеве, с 1865 года выходил «Колокол», который издавали Герцен и Огарев, что здесь была их «Вольная русская типография». Что именно тут зародилась и потом стала печататься «Искра», которую редактировал Ленин. Что здесь, в Швейцарии, в общей сложности он провел около семи лет.
Представление о Ленине «там, в эмиграции», превращается тут в «здесь, в Женеве», на старинной и узкой Гранд-Рю, в «Сосиете де Лектюр» – в «Обществе любителей чтения», где он занимался, делал выписки, снимал книги с этих вот полок, сидел за этим столом, расписывался в этой книге…
И без всяких усилий воображения Ленин является перед вашим мысленным взором живой, совершенно живой, в различных поворотах,- стремительный и спокойный, сосредоточенный и общительный, бесконечно деликатный и скромный и в то же время страстно-непримиримый к врагам и ко всем, кто словами о революции и народе маскирует леность мысли, нерешительность, неискренность, половинчатость, трусость. В Цюрихе жаль уходить от дома на Шпигельгассе, 14, где у сапожника Каммерера Ленин и Крупская снимали комнату в последний период своего пребывания в Швейцарии. В 1928 году этот дом был отмечен мемориальной доской. Переулочек узкий, крутой, но перед ленинским домом – ровное место и маленькая квадратная площадь. Дома почти все старинные – XV век, XVII. На многих – мемориальные доски. В соседнем в 1837 году скончался Георг Бюхнер, юный писатель, что создал «Общество человеческих прав» и бежал из Германии, сочинив воззвание к крестьянам, слова из которого: «Мир хижинам, война дворцам»,- стали навсегда революционным призывом.
В XVIII веке чуть дальше, в этом же переулке, жил знаменитый Лафатер, физиономист, вошедший в историю с легендой о том, что по чертам лица мог предсказывать судьбу человека. Тут гостил H. M. Карамзин, рассказавший об этом в «Письмах русского путешественника». На доме, замыкающем переулок, доска в память великого педагога Иоганна Генриха Песталоцци; наискосок – кабаре «Вольтер», где в годы первой мировой войны собирались художники и писатели-«дадаисты», представлявшие модное декадентское течение тех лет. А вообще старый Цюрих – район рабочих, мастеровых, мелких служащих, мелких торговцев, людей недостаточных. Здесь Ленину было проще жить – и по средствам, и люди его окружали простые, люди труда.
Тут – в Женеве, в Берне, в Цюрихе, в Лозанне – обнимаешь в представлении своем подвиг жизни Ленина, жизни вдали от России, ради нее, ради ее великой судьбы, ради будущего, ради тех, чьим трудом живет человечество, у кого украдены достижения трудов. С ясностью думаешь о подвиге этом ради идеи, овладевшей им с юных лет.
И Швейцария становится в нашем представлении еще более значительной, ибо особое красноречие обретают для нас ее города, ее улицы, ее дома, названия, маршруты, ландшафты. Целые периоды ленинской жизни и истории выпестованной им партии обретают здесь удивительную конкретность и воплощаются для нас не только во времени, но и в пространстве.
4
Поиск наш осложняется тем, что Швейцария состоит из двадцати двух кантонов. И в каждом – свой архив, свой учет и своя кантональная библиотека. Правда, федеральная полиция тоже ведет учет населения, но архивы свои хранит в течение двадцати лет. Поэтому с ее помощью можно выяснить только одно: находился ли Южаков в Швейцарии с сорок девятого по шестьдесят девятый год, Или не находился. Обо всем этом я узнал в Берне, в федеральном полицейском управлении, куда меня привез наш вице-консул Владимир Михайлович Карсов. Выражая ему благодарность, хочу тут же добавить: при словах «мы», «мы с Левиной» – каждый раз надо иметь в виду помощь наших дипломатических работников – посла Анатолия Семеновича Чистякова, Зои Васильевны Мироновой, возглавляющей в Женеве Советское представительство при ООН, второго секретаря посольства Костикова Анатолия Сергеевича, сотрудника представительства Вячеслава Вадимовича Жаркова – «Вячвада», как называли мы его сокращенно, сотрудника посольства Виктора Киселева. И переводчицу «Интуриста» Марину Эразмовну Павчинскую надо поблагодарить от души.
Начать поиск решено было с Женевы. Именно в этой – романской – части Швейцарии селилась, по преимуществу, русская дореволюционная эмиграция.
Наши расспросы о Южакове вызвали интерес у очень многих людей, которые согласились помочь нам и делали это, не жалея времени,- щедро, с охотой. Сейчас еще рано называть имена. Нам помогали без расчета попасть в газету. Это надо было бы каждый раз оговаривать особо: опасаясь повредить поиску, мы не делали этого. Ограничусь тем, что скажу: мы побывали в Женеве, Лозанне, Берне, Цюрихе, Базеле, Нёвшателе, Люцерне, Лугано, Монтрё, Веве, Кларане, Швице, Интерлакене, Мюррене…
В библиотеках Швейцарии мы просмотрели адресные книги наиболее крупных городов за годы 1914 и 1920 – искали Николая Сергеевича Южакова во всех возможных вариантах начертания его трудного имени и в немецкой и во французской транскрипциях. Мы обращались в адресные столы. Нам помогали библиофилы, книготорговцы, библиотекари, ученые-историки, литераторы, музейные работники, архивисты, переводчики из ООН, рабочие, деловые люди, врачи, адвокаты, банковские чиновники, педагоги, полицейские чиновники и даже служители православной церкви. И, разумеется, люди из среды старой, дореволюционной эмиграции, которые могли знать Южакова. Нам давали советы, ради нас наши новые знакомые связывались по телефону с другими городами и странами, чтобы выяснить, не ушла ли южаковская библиотека туда. От одного нить тянулась к другому. Иной раз нам сообщали, что кто-то интересуется Южаковым: оказывалось – мы.
Однажды нас вызвали из Берна в Женеву. Известный адвокат сообщил нашей знакомой, что отец его – русский священник – знает что-то о судьбе рубакинского наследия и о судьбе южаковских книг. Примчались. Историю узнали печальную. Но сперва уясним, при чем тут Рубакин?
Знаменитый библиофил-просветитель Николай Александрович Рубакин, высланный царским правительством из России, владел уникальной библиотекой – около 100 тысяч книг. Это была его вторая библиотека. Первая, которую он подарил в Петербурге «Лиге образования», насчитывала 130 тысяч томов. Вторую библиотеку он перевез в Швейцарию, где его книгами пользовался и Владимир Ильич. Ленин высоко ценил просветительскую деятельность Рубакина и в 1914 году написал рецензию на его труд «Среди книг».
Рубакин так и остался в Швейцарии, умер в Лозанне в 1946 году. Но прах его покоится в Москве, на Новодевичьем кладбище. Библиотеку свою и большую часть архива он завещал Ленинской библиотеке в Москве. И они поступили туда. Другая часть архива – это уже рассказывал мне настоятель – была подарена Рубакиным секретарше – мадемуазель Мари Бетманн. Эта часть оставалась в Кларане. Мадемуазель Бетманн – Рубакин, очевидно, об этом не знал – состояла членом религиозной секты и завещала этой секте драгоценные рубакинскне бумаги. Несколько лет назад Бетманн умерла, а секта вскоре перебралась па Кубу. Оттуда – в Испанию, в Барселону, и, не желая таскать за собой написанное на непонятном им языке, члены секты сожгли рубакинское наследие… Может быть, там были материалы из южаковской библиотеки?
Я спрашивал в Лозанне Юрия Николаевича Рубакина, сына замечательного библиофила. Нет, книг там, кажется, не было. Брат его, Александр Николаевич Рубакин, живущий в Москве, уже описал эту историю. Оснований считать, что в погибшей части рубакинского собрания было что-то от Южакова, у нас пока нет.
Искали мы, однако, не одного Южакова. Искали неизвестные материалы о пребывании в Швейцарии
