действовать в сложившихся обстоятельствах вне повелений, -- люди, вместе с тем одушевлённые и гражданским мужеством и отвагой, готовые на все жертвы для блага своего отечества!
В такое именно положение поставлены были здесь наши морские офицеры с 1849 по 1855 год. Они- то, как мы ниже увидим, возбудив погребённый, казалось, навеки Амурский вопрос, разрешили его и, разъяснив правительству всё важное значение для России Приамурского и Приуссурийского бассейнов, делались виновниками присоединения этого края и острова Сахалина к России.
Мне необходимо было обозреть все предшествовавшие 1849 году события, совершившиеся на отдалённом нашем Востоке, для того, чтобы дать, возможность справедливо оценить всю важность деятельности в этом крае наших морских офицеров с 1849 по 1855 год, -- деятельности, далеко выходящей из ряда обыкновенных.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ ПОДГОТОВКА ТРАНСПОРТА 'БАЙКАЛ' К ПОХОДУ НА КАМЧАТКУ Приготовления к походу транспорта 'Байкал'. -- Объяснение мое с генерал- губернатором в декабре 1847 года. -- Амурский вопрос возбуждается снова. -- Мое объяснение с князем Меньшиковым в исходе декабря 1847 года. -- Спешное окончание постройки транспорта. -- Представления и распоряжения мои относительно груза. -- Записка, представленная мною князю Меньшикову 8 февраля 1848 года. -- Моя просьба князю Меньшикову о дозволении итти в Амурский лиман. -- Сущность моего письма к Н. Н. Муравьёву от 10 февраля 1848 года. -- Ответ на это письмо, полученный мной в июле того же года. По ходатайству генерал-адмирала, великого князя Константина Николаевича, и рекомендации Ф. П. Литке и Ф. С. Лутковского {Я служил с великим князем с 1836 по 1846 год на фрегатах 'Беллона' и 'Аврора' и корабле 'Ингерманланд'. При вооружении корабля 'Ингерманланд' в Архангельске был помощником великого князя как старшего офицера. Во все время мы плавали под флагом Ф. П. Литке, а Ф. С. Лутковский был при великом князе.} в исходе декабря 1847 года я был назначен командиром военного транспорта 'Байкал', который строился по заказу Морского министерства на верфи Бергстрема и Сулемана в Гельсингфорсе {Траспорт 'Байкал' имел вместительность 250 тонн; по контракту со строителями он должен был быть спущен yа воду в сентябре 1848 года, следовательно не мог выйти из Кронштадта ранее исхода октября. Главные его измерения: длина между перпендикулярами 94 фута (28,5 м), ширина 24 фута 7 дюймов (7,5 м); при полном грузе должен сидеть ахтерштевнем 12 футов 9 дюймов (3,8 м), а форштевнем 11 футов 8 дюймов (3,5 м). Диферент 1 фут 1 дюйм (32 см).}. Этот транспорт назначался на службу в Охотск, и на нем приказано было отправить из С. Петербурга и Кронштадта различные комиссариатские, кораблестроительные и артиллерийские запасы и материалы для наших сибирских портов: Охотского и Петропавловского. Такова была цель отправления транспорта 'Байкал', выход из Кронштадта предполагался не ранее осени 1848 г. В это время в Петербург прибыл незадолго перед тем назначенный генерал-губернатором Восточной Сибири генерал-майор Николай Николаевич Муравьёв55, бывший до того Тульским губернатором. Так как я должен был итти в сибирские порты, состоявшие отчасти и в его ведении, то начальник Главного морского штаба князь Александр Сергеевич Меньшиков56 приказал мне представиться Н. Н. Муравьёву. Николай Николаевич принял меня весьма благосклонно; в разговоре с ним о снабжении наших сибирских портов я имел случай обратить его внимание на важное значение, какое может иметь для вверенного ему края река Амур; на это он отозвался, что не только возвращение этой реки в наше владение, но и открытие для нас свободного по ней плавания представляет огромное значение для Сибири, но, к несчастию, все убеждены, что будто бы устье этой реки забросано мелями и недоступно для входа в реку судов с моря и что в этом убежден вполне и император, ибо, когда я пытался обратить его внимание, объяснил мне Н. Н. Муравьёв, на важное значение для России реки Амура, государь изволил выразиться: 'Для чего нам эта река, когда ныне уже положительно доказано, что входить в ее устье могут только одни лодки' {Об экспедиции Гаврилова 1846 года и о её результатах, оставленных вследствие повеления Николая I без огласки, Н. Н. Муравьёв ничего не знал: об этом было известно только графам Нессельроде и Чернышёву, князю Меньшикову, барону Врангелю, Тебенькову и Завойко. Тихменев в сочинении своем 'Историческое обозрение колоний Российско-Американской компании' на стр. 61 говорит, что будто бы император в 1847 году сказал Н. Н. Муравьёву, что река Амур должна принадлежать России и что производившиеся там исследования не раз должны повториться'. Это выдумка Тихменева -- государь никогда в 1847 году Муравьёву этого не говорил, что ясно доказывается его резолюцией, сделанной на докладе графа Нессельроде 15 декабря 1846 года: 'Оставить вопрос об Амуре как о реке бесполезной для России'.}. На это я отвечал Н. Н. Муравьёву, что распространившееся действительно подобное заключение о реке Амуре и его лимане мне кажется весьма сомнительным, ибо из всех обнародованных сведений и описей, произведённых Лаперузом, Браутоном и Крузенштерном, на которых подобное заключение и могло быть только основано и которое я тщательно изучил, еще нельзя делать об устье реки такого заключения. Кроме того невольно рождается вопрос: неужели такая огромная река, как Амур, не могла проложить для себя выхода в море и теряется в песках, как некоторым образом выходит из упомянутых описей. Поэтому я полагаю, что тщательное исследование её устья и лимана представляется настоятельной необходимостью. Сверх того, если Сахалин соединяется с материковым берегом отмелью, покрывающейся водой только при приливах, как показывается на всех морских картах, составленных по упомянутым описаниям, то-есть, если вход в Амурский лиман из Татарского залива недоступен, то это обстоятельство ещё более должно убеждать нас, что из Амура должен существовать выход с достаточною глубиною. Выслушав со вниманием мои доводы, Н. Н. Муравьёв, изъявив полное сочувствие моему предложению, выразил, что он с своей стороны постарается употребить все средства к его осуществлению.
При передаче этого разговора с генерал-губернатором князю А. С. Меньшикову, я просил: не признается ли возможным употребить вверенный мне транспорт для исследования устья Амура и его лимана и на опись юго-западного берега Охотского моря, показываемого на морских картах точками. На это его светлость заметил, что 'по позднему выходу транспорта, дай бог, чтобы Вы пришли в Петропавловск к осени 1849 года, что сумма денег ассигнована на плавание транспорта только на один год, следовательно у вас не будет ни времени, ни средств к исполнению этого поручения. Кроме того подобное предприятие, как исследование устья Амура, не принесет никакой пользы, ибо положительно доказано, что устье этой реки заперто мелями, в чем убежден и государь; наконец, возбуждение вопроса об описи устья Амура, как реки китайской, повлечёт к неприятной переписке с китайским правительством, а граф Нессельроде на это ныне не согласится и не решится представить государю. Поэтому, -- сказал князь, -- нечего думать о том, что невозможно, а надобно вам стараться снабдить наши сибирские порты по возможности благовременно, ибо, по последним донесениям их начальников, там ощущается большой недостаток в комиссариатских и кораблестроительных материалах и запасах'.
Из этого замечания князя Меньшикова я видел, что главная причина к отстранению моего предложения заключается в том, что не будет времени к исполнению его; испрашивать же особых средств для этого нельзя, по нежеланию вступать об этом в сношение с Китаем. Следовательно, чтобы иметь надежду достигнуть предложенной мной цели, необходимо было удалить эти препятствия, то-есть: а) постараться, чтобы транспорт мог притти на Камчатку в мае месяце и к июню можно было бы сдать весь груз в Петропавловске, то-есть чтобы всё лето 1849 года было свободно, а следовательно, чтобы и времени и суммы, назначенной для плавания транспорта, было достаточно для исследования устья Амура и его лимана, и б) чтобы это исследование было произведено как бы случайно, при описи юго-западного берега Охотского моря, соседственного с Амурским лиманом. К достижению вышеупомянутых целей приступил я немедленно.
В начале января 1848 года транспорт был только что заложен, так что к обшивке его располагали приступить только весной. Я объяснил строителям Бергстрему и Сулеману, что князю Меньшикову было бы
