опись мне следовал орден св. Владимира 4 ст. и пенсия, как то дали и Бутакову, описавшему устье Амударьи, но, так как в лиман я отправился не получив высочайшего разрешения и потому подвергся бы наказанию, меня лишили только того, что по закону следовало за опись, то-есть креста и пенсии.}, а офицеры награждены были как за это, так и за опись -- чинами и крестами.
По прибытии в Петербург 28 января 1850 года я явился к князю Меньшикову и представил ему все чистые и черновые журналы и карты наших исследований и открытий, а вместе с этим и рапорт Н. Н. Муравьёва о том, что, ввиду сделанного мною открытия, в навигацию же 1850 года необходимо занять устье Амура 70 человеками воинских чинов. Для исполнения этого Н. Н. Муравьёв просил князя Меньшикова о моём назначении в его распоряжение. Князь принял меня весьма благосклонно и объявил, что хотя государь, весьма довольный моим смелым поступком, простил меня за то, что я, не получив еще его повеления, решился итти к устью Амура и в его лиман, но граф Нессельроде и большинство членов Особого комитета, председателем которого являлся граф, обвиняли меня за таковую дерзость {Именно желали разжалования.83} и сообщили императору о своем сомнении в справедливости моих открытий на том основании, что 'они совершенно противоречат представленному в конце 1846 года докладу графа Нессельроде и донесению барона Врангеля по тому же вопросу, а равно и донесениям нашей миссии в Пекине'. На это я отвечал князю, что заключение графа Нессельроде и большинства Комитета, как он изволит увидеть из представленных ему документов, совершенно ошибочное и для меня и всех моих сотрудников оскорбительное. 'Кроме того, -- сказал я, -- правительство всегда может проверить, в какой степени справедливы мои донесения Вашей светлости, доведённые до государя и, если они окажутся согласными с мнением графа Нессельроде и большинства Комитета, то я подвергаюсь строжайшей ответственности, гораздо более строгой, чем та, какую уже определили, а потому почтительнейше прошу вашу светлость защитить меня и моих сотрудников от подобных нареканий'.
С особым вниманием князь А. С. Меньшиков рассматривал карты и журналы и выслушивал мои объяснения о причинах, по которым мои знаменитые предшественники могли весьма легко впадать в ошибки и приходить к ошибочным заключениям об этих местах. Затем князь объявил мне, что он вполне уверен в справедливости моих открытий и их важности и вполне разделяет мнение Н. Н. Муравьёва о необходимости немедленного занятия устья реки Амура и, наконец; что министр внутренних дел Л. А. Перовский вполне этому сочувствует, но в Особом комитете, под председательством графа Нессельроде, в котором представление Н. Н. Муравьёва будет рассматриваться и куда меня, вероятно, потребуют для объяснений, встретится огромное противодействие этому делу; князь предлагал мне быть готовым к этому и быть смелым в Комитете в объяснениях, а равно приказал мне немедленно явиться к Л. А. Перовскому и объяснить ему все то, что я ему говорил, 'ибо в Комитете, -- прибавил князь, -- одни только мы с Перовским будем отстаивать вас и представление Муравьёва о необходимости немедленного занятия устья реки Амура'.
На другой день я явился к Льву Александровичу Перовскому; он принял меня с полным радушием и сочувствием к этому делу. Выслушав со вниманием мои объяснения, он сказал: 'К несчастью, графы Нессельроде и Чернышёв, а за ними Сенявин (директор азиатского департамента) и Берг -- члены Комитета, в котором будет рассматриваться представление Н. Н. Муравьёва, совершенно иного мнения нежели он. Опираясь на сообщения нашей миссии в Пекине и донесения Врангеля, они уверяют государя, что ваше донесение ошибочно, и опасаются столкновения с китайцами, которые будто бы имеют на Амуре огромные силы и крепости, вполне достаточные для отражения вторжения в реку с моря. Вас призовут в этот Комитет, и вы должны быть готовы выдержать сильную атаку со стороны графов Чернышёва и Нессельроде, которые сердятся на Вас и на Муравьёва за то, что он, вопреки высочайшему повелению, остановил экспедицию Ахте, и за то, что без их участия государь утвердил инструкцию, разрешавшую вам произвести опись Амура и Амурского лимана'.
Такой приём и объяснения со стороны князя Меньшикова и Л. А. Перовского весьма естественно возбудил во мне энергию и силу, чтобы бороться со всеми случайностями при достижении поставленной цели. С такими чувствами 2 февраля 1850 года я и явился в Особый комитет под председательством графа Нессельроде, в котором император Николай Павлович повелел рассмотреть упомянутое представление Н. Н. Муравьёва.
Граф Чернышёв объяснил мне, какому бы строгому наказанию я должен был подвергнуться за опись лимана и устья реки, не получив на то высочайшего соизволения и предписания князя Меньшикова. Затем он, граф Нессельроде и Сенявин сказали, что они, полагаясь на знаменитый европейский авторитет моих предшественников и на донесение столь же знаменитого, адмирала Врангеля, уверены, что я ошибся при своих исследованиях лимана и устья реки. Наконец, они изъявляли удивление, каким образом возможно занять устье реки с такой ничтожной силой (70 человек), какую указывает Муравьёв, когда им точно известно, что река охраняется большими китайскими силами.
На это, поддерживаемый князем Меньшиковым и Л. А. Перовским, я с почтением отвечал: 'Отправляясь из Петропавловска для описи лимана, я исполнил долг мой. Миловать и наказывать за это меня может только один государь'. Затем, объяснив им все неблагоприятные обстоятельства и случайности, по которым могли мои знаменитые предшественники притти к фальшивым заключениям, я сказал: 'мне и моим сотрудникам бог помог рассеять эти заблуждения и раскрыть истину. Всё, что я сообщаю, так же верно, как верно то, что я стою здесь. Что же касается до китайской силы, то сведения об этом, доставленные миссией из Пекина, неправильны. Не только китайских сил, но и малейшего китайского правительственного влияния там не существует. Гиляки, там обитающие, находятся в самом диком состоянии и вовсе не воинственны, и я полагаю, что не только с 70, но и с 25 человеками их можно держать в порядке. Гиляки считают себя от Китая независимыми, и весь этот край, при настоящих открытиях, то-есть возможности проникнуть в него с юга из Татарского пролива, может сделаться добычей всякого смелого пришельца, если мы, согласно представлению генерал-губернатора, не примем ныне же решительных мер.
Я сказал всё, и правительство в справедливости мной сказанного может легко удостовериться'.
После этого князь Меньшиков сообщил, что он тщательно рассматривал все мои, даже черновые, журналы и находит, что открытия мои справедливы, а потому он, а за ним и Л. А. Перовский считают крайне необходимым не только утвердить представление Н. Н. Муравьёва, но и усилить наши действия тщательным наблюдением за лиманом, Амуром и берегами Татарского пролива с крейсирующего там военного судна.
Между тем большинство членов Комитета, и в особенности графы Нессельроде и Чернышёв, ввиду упомянутых причин, а главное из опасения неприязненных столкновений с китайцами, считали необходимым придерживаться состоявшегося 15 февраля 1849 года высочайшего повеления об основании зимовья на юго-западном берегу Охотского моря, для того, чтобы Российско-Американская компания могла производить там расторжку с гиляками. Вследствие этого 8 февраля 1850 г. и последовал указ на имя генерал- губернатора:
1) В заливе Счастья, или в какой-либо местности на юго-западном берегу Охотского моря, но отнюдь не в лимане, а тем более на реке Амуре основать зимовье.
2) В зимовье том Российско-Американской компании производить расторжку с гиляками, но ни под каким видом и предлогом не касаться лимана и Амура.
3) Для основания этого зимовья, а равно и для охранения его взять 25 человек матросов и казаков
