и Франции расценивало как оскорбление и требовало, чтобы обе эти державы приняли энергические меры для уничтожения Петропавловска, а главное, наших судов, находящихся в Восточном океане. Это обстоятельство, а равно и соображение относительно напрасного уничтожения фрегата 'Паллада' побудило меня сейчас же послать в Императорскую Гавань прапорщика штурманов Кузнецова, приказав ему следовать туда через Мариинский пост. По прибытии в эту гавань иметь в виду: а) чтобы стопины, проведенные с фрегата 'Паллада', были всегда в исправности, так чтобы фрегат немедленно мог быть взорван; б) с открытием навигации на входном мысе в гавань, постоянно иметь пост и бдительно наблюдать за всеми судами, идущими с моря; в) предварительно осмотреть место, куда удобнее отступать команде в случае прихода в гавань неприятеля, и в этом месте иметь постоянно сухарей и другой провизии, по крайней мере, на два месяца; г) в случае прихода неприятеля в Императорскую Гавань немедленно взорвать фрегат, зажечь все строения и отступить в избранное место; д) по приходе в Императорскую Гавань судна адмирала Путятина, или какого-либо из наших военных судов, предъявить эти мои приказания и, наконец, е) при всяком удобном случае, с надёжными гиляками или нашими судами, доносить мне подробно, имея в виду, что ранней весной, согласно распоряжению адмирала Путятина, фрегат 'Паллада' должен быть приведён в Амурский лиман.
С последней почтой, отправленной зимним путем 12 апреля 1855 года, донося генерал-губернатору о состоянии экспедиции, я в частном письме к нему писал: 'Фрегат 'Паллада' не вошёл в реку вследствие неприбытия к назначенному сроку шхуны 'Восток' и других неблагоприятных обстоятельств; оставить же его на зимовку в лимане было опасно, во-первых, потому, что он мог быть уничтожен льдами, а во-вторых, я не имел на это ни права, ни средств, что должно быть известно Вашему превосходительству. Не получив до сих пор никакого уведомления относительно изложенного в прошлом письме моего мнения о переносе сюда Петропавловского порта, я остаюсь уверенным, что этого не последует, а потому ныне принимаются только лишь меры к тому, чтобы скорее ввести в реку ожидаемый сюда фрегат 'Паллада' и перевезти сюда всё имущество, выгруженное с него на мысе Лазарева'.
Положение наше на Нижнем Амуре в зиму с 1854 на 1855 год было таково:
Несмотря на ничтожество средств, при энергической деятельности офицеров и команд, работы шли быстро: мы успели выстроить две большие казармы для помещения в одной из них походной церкви, снятой с фрегата 'Паллада', лазарета, швальни и команды фрегата, а в другой -- чинов Амурской экспедиции. Кроме того мы выстроили три офицерских флигеля, для помещения офицеров и священника, флигель для гауптвахты, казначейства и канцелярии, магазины, кузницу, мастерскую и флигель для инженера, эллинг, на котором строилась шхуна 'Лиман', и сарай для починки гребных судов. Затем были выстроены 12 чистых домиков для женатых чинов, магазин и помещение для приказчиков и товаров Российско-Американской компании. Все товары и запасы из Петровского, доставленные туда из Аяна на кораблях Компании, мы перевезли в Николаевское и приняли меры, чтобы гиляки доставляли нам свежую рыбу и дичь, а тунгусы -- оленину. В Николаевском собралось зимовать 820 человек. В Петровском зимовала команда шхуны 'Восток' и 15 человек, оставленных для караула и содержания поста; всего до 80 человек. В Мариинском стояли сотня конных казаков и батарея горной артиллерии -- всего 150 человек. Таким образом, всех людей в экспедиции было 1 050 человек, а в зиму с 1853 на 1854 год помещения было только на 70 человек.
Но, несмотря на всё это, зимовка прошла благополучно; команды были веселы и бодры. Прибытие офицеров {Офицеры эти были: заведывавший командой фрегата капитан-лейтенант И. И. Бутаков, лейтенанты Шварц и Бирюлёв, мичман Иванов, корпуса штурманов: Попов и Кузнецов, командир бота 'Кадьяк' Шарыпов, командир шхуны 'Восток' Римский-Корсаков, мичманы: Анжу и Ельчанинов, и механик поручик Зарубин.} и команды фрегата 'Паллада' и шхуны 'Восток' оживило нас, жителей Николаевского, привыкших к пустынной жизни в Петровском. Николаевское приняло вид как бы города, хотя по улицам его торчали пни и коренья. Сильные пурги с метелями заносили весьма часто не только улицы, но и дома и, останавливая работы, затрудняли даже сообщения между домами. Несмотря на всё это, наше общество не скучало: пошли домашние театры, маскарады, и танцы, фейерверки и иллюминации, катанье на собаках и пикники в Петровское. Для развлечения команды устраивались горы, пляски и тому подобное. Всё и всех оживляли единственные тогда дамы: моя жена и Е. О. Бачманова; они были душой всех развлечений, столь необходимых в такой пустыне, отрезанной от всего цивилизованного мира. Гиляки с нами освоились; завелись постоянные базары, рыба и дичь доставлялась гиляками в достаточном количестве и с охотой; в предметах же, необходимых для более или менее цивилизованных людей, как-то: сахаре, чае, кофе и прочем, благодаря Российско-Американской компании и заботливости заведывавшего её делами капитан- лейтенанта И. В. Фуругельма, недостатка не было. Медикаментов, оставленных с фрегатов 'Паллада' и 'Диана', а частью сплавленных по Амуру и привезенных из Аяна, было вдоволь; тёплой одежды для команды фрегата и экспедиции -- тоже. Свежая пища, по возможности просторное помещение и заботливость офицеров о сохранении здоровья людей и об их развлечениях (несмотря на сырые здания, сооружавшиеся прямо с корня, усиленные работы и неблагоприятные климатические условия) сделали то, что зимовка прошла весьма благополучно: мы, можно сказать, блистательно победили лютого и неизбежного в пустыне врага. Хотя к весне больных начало прибывать довольно много, а именно: в Николаевском и Петровском было до 100 человек в лазарете, а в Мариинском, из-за недостаточной и несоответствующей местным условиям тёплой одежды и неприспособленности людей, почти 2/3 команды были больны; но с появлением зелени все мгновенно поправились и из 900 человек в Николаевском и Петровском умерло только 4 человека, а из 150 в Мариинском умерло 3 человека; всего же 7 человек на 1 050, что составляет 2/3%.
К открытию навигации по реке 10 мая шхуна 'Лиман' и гребные суда были спущены на воду; мы ожидали только возможности пройти по лиману к мысу Лазарева. Лиман к этому времени еще не вскрылся и северные, довольно крепкие ветры затирали его льдами; более всего затерта была южная часть лимана, так что, судя по прежним примерам, не было никакой надежды войти в него с юга ранее 15 мая. Это обстоятельство меня весьма озабочивало: мы скорбели и думали о наших товарищах в Японии, которых сюда ожидали. Ввод ранней весной в лиман фрегатов 'Диана' и 'Паллада' был существенно важен, ибо, судя по сведениям, добытым нами из газет, надобно было ожидать, что неприятель примет самые энергические меры для уничтожения наших судов; ему было точно известно, что фрегат 'Диана' находился в Японии. Скорбели мы также и о наших товарищах-героях в Петропавловске, но так как о переносе этого порта на реку Амур никаких сведений не было получено, то я и полагал, что вероятно приняты какие-то иные меры для того, чтобы по возможности сохранить суда и команды, там находившиеся, от нападения более сильного неприятеля. Хотя я не мог себе представить, какие бы могли быть эти меры, однако никогда не предполагал, чтобы предварительно мне не было дано знать о переносе порта; я не думал, чтобы сделали это сюрпризом, который, из-за непринятых заблаговременно мер, мог кончиться весьма плачевно.
Так прошло время до 7 мая; лед на главном фарватере Амура начало ломать, а 8 мая он уже шёл по фарватеру в огромных массах. Бухта у Николаевского была еще покрыта толстым слоем; все суда наши, как-то: паровой катер 'Надежда', пароход 'Аргунь' и шлюпки, были во льду. Сообщения никакого не было -- стояла полная распутица.
7 мая прибыл на оленях из Аяна нарочный с уведомлением от генерал-губернатора, что ранней весной в Де-Кастри должно прибыть судно с семейством В. С. Завойко и другими семействами из Петропавловска; мне приказывалось озаботиться -- переправить их в Мариинский пост, а судно ввести в реку. Это обстоятельство как меня, так и всех, ещё более уверило, что решились защищать Петропавловск до конца. Получив это сведение, я немедленно приказал вырубить изо льда паровой катер и перетащить его на фарватер, который к вечеру 8 мая начал очищаться ото льда. Операция эта была сопряжена с немалыми усилиями: мы проработали всю ночь с 8-го на 9-е число, и к утру 9 мая пароход был на вольной воде. Я отправился на нём в Мариинский пост, сделав следующие распоряжения:
1) После очищения лимана ото льда капитан-лейтенанту Бутакову следовать на шхуне 'Лиман' и гребных судах к мысу Лазарева для перевозки оттуда артиллерии. Лейтенанту Бирюлёву запасать лес и заложить батарею на мысе Мео, а Шварцу -- на мысе Чнаррах. Бачманову, как старшему после меня, заведывать Николаевским постом, приготовлять лес и строить батарею на мысе Куегда;
2) Артиллерию и снаряды, перевозимые с мыса Лазарева, размещать и оставлять для батарей на мысах: Чнаррах, Мео и Куегда179 и
3) В случае прихода к мысу Лазарева фрегатов 'Диана' и 'Паллада' обратить всё внимание на ввод в реку фрегата 'Паллада', для чего употребить пароход 'Аргунь' и зимовавшую в Петровском шхуну 'Восток' и
