Смех — это качество, превосходящее другие. Ни одно другое животное, за исключением человека, не может смеяться. Если вы вдруг увидите посреди дороги смеющегося буйвола… вы сойдете с ума. Вы станете совершенно другим человеком! Ни одно животное не может смеяться, за исключением человека. В этом состоит человеческое достоинство, что человек может смеяться — в этом состоит человеческое достоинство, слава.
Смех — это нечто духовное. Он присущ только высшим формам разума. Чем разумнее вы становитесь, тем большей становится ваша способность смеяться. И не только над окружением, но также и над собой. Вам становится видна величайшая абсурдность жизни, величайшая нелепость жизни.
Христиане придали Иисусу очень печальный вид. Вот почему в живописи и скульптуре лицо Иисуса выглядит слегка уродливо. В изображениях Христа нет той радости, которая есть в изображениях Кришны — его флейты, его танца. В них нет того смеха, который вы видите в изображениях Бодхидхармы, в изображениях Лао-Цзы. В них нет того великолепия, которое вы найдете у таких гениев, как Чжуан-цзы — гениев абсурда.
Иисус должен был смеяться, потому что он был очень земным человеком. Он любил хорошо поесть, он любил добрую компанию, он любил людей. Он хорошо ел, и он даже был пьяницей. Ну как же, пьяница, и не смеется? — Это невозможно. И он, безусловно, рассказывал анекдоты. Уж поверьте мне! Пьяница, и не рассказывает анекдоты? Должно быть, евангелисты просто выкинули их. Даже мои издатели временами чувствуют, что это уж слишком, это не подлежит печати! Но я ничего не разрешаю им выбрасывать.
Евангелия были написаны после смерти Иисуса, триста лет спустя, так что издатели были вольны делать то, что им вздумается. Я знаю великолепные шутки, которые выкинули. Иисус был евреем — а у евреев лучшие в мире шутки.
Барио, не беспокойся насчет легкомыслия. Порой даже легкомыслие прекрасно. Даже в том, чтобы быть легкомысленным, порой возникает нечто величественное легкость, красота, благословение. Я принимаю жизнь во всех ее оттенках, весь спектр радуги: от легкомыслия до искренности. Специально для тебя расскажу две истории:
Папа Финкельштейна был ужасно несчастен оттого, что его сын регулярно делал две вещи, которые считались у хороших, евреев неприемлемыми: ел окорок и общался с не-еврейками. В конце концов, он пожаловался раввину.
— Равви, — вскричал он, — я не знаю, что делать. Как только Эзра, мой сын, видит окорок, он туг же впивается в него зубами, а когда ему встречается не-еврейка, он обнимает и целует ее.
Пришлось Эзре навестить раввина.
— Что говорит твой отец? — строго спросил раввин. — Ты впиваешься зубами в окорок и целуешь христианок? Что с тобой?
— Равви, что я могу поделать? — виновато сказал Эзра. — Я безумец!
— Ерунда, — ответил раввин. — Если бы кусал девушек и целовал окорок тогда ты был бы сумасшедшим! А пока что все в порядке, ты совершенно нормален. Просто больше так не делай!
И вторая:
Владельцу одного бара до смерти надоели бесконечный расспросы клиентов о том, как зовут проституток и как их найти.
В один прекрасный день он решил, что глупо не использовать такой источник дохода — он пошел, привел пару девочек и устроил их в комнатах над баром. И когда посетитель хотел снять девушку, он просто посылал его наверх.
Пару дней спустя клиент спустился сверху и с несчастным видом пожаловался хозяину на дрянную работу девушек.
Хозяин велел мужчине вместе с ним вернуться наверх, попросил троих работавших девушек собраться в спальне, уложил мужчину обратно в постель, повернулся к девушкам и сказал:
— Ну хорошо, мои милые, я еще раз покажу вам, как это делается, и будь я проклят, в следующий раз делайте правильно!
Не волнуйся насчет фривольности — это часть жизни. А настоящая жизнь вбирает в себя все; в ней есть все нюансы, все цвета и оттенки. Так что, Барио, ты можешь смеяться как следует. Не стоит прятаться. Я хотел бы, чтобы это место было местом, где смеются, радуются, празднуют. Мне хочется быть праздником для вас.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Я делаю дело
24 декабря 1978 года
Первый вопрос:
Джеймс П. Томас,
Все рожденное умирает. Цветок, который цвел утром, полный жизни и силы, к вечеру увядает. Это естественный закон: ничто не может жить вечно. Все приходит и уходит. Для времени все существующее — лишь мыльный пузырь. Можете ли вы осудить утренний цветок только за то, что к вечеру его лепестки облетят? Вы не можете сказать, что восход бесполезен, так как там, где есть восход, вскоре наступит закат.
Когда Будда здесь, цветок жив. Но он не может цвести бесконечно, время действует иначе. Цветок исчезнет. А человек хитер, а человек расчетлив. Несколько хитрых и расчетливых людей соберутся вокруг него; они сделают из него бизнес — это тоже естественно. Когда Будды больше нет, все, что он делал, неумолимо превращается в бизнес. Но из этого не следует, что Будда должен прекратить то, что он делает. Даже будучи совершенно уверенным в том, что все будет испорчено, Будда старается от всего сердца — он живет своим светом, он делится своим светом, он живет своей любовью, он делится своей любовью. И те, кто достаточно восприимчивы, становятся просветленными. Энергия Будды вливается в тех, кто достаточно развит, и она трансформирует их. Их не волнует то, что будет дальше; этот вопрос вообще не стоит.
Джеймс П. Томас, вы здесь — и вы больше беспокоитесь о том, что будет дальше, чем о том, чтобы принять саньясу: Станет ли ваш ашрам главным офисом в бизнесе подобного рода? Это неизбежно произойдет. Всегда так было, и всегда так будет. До того, как это случится, станьте саньясином. Пока я здесь, дайте мне трансформировать вас. И почему вас так беспокоит будущее? В будущем тоже будут Будды. Они будут всегда.
Поэтому те, кто хотят стать просветленными, всегда ищут живого Будду. И они всегда вокруг вас; на земле никогда не бывает в них недостатка. Иногда Иисус, иногда Махавира, иногда Мохаммед, иногда Пифагор — они всегда здесь. Тот, кто жаждет, всегда найдет их.
Но есть миллионы тех, кто не испытывает жажду. Эти миллионы не-жаждущих желают, чтобы их принимали за тех, кто жаждет. И именно эти миллионы не-жаждущих, но все же притворяющихся религиозными, искателями истины, людей именно они становятся жертвами хитрых и сообразительных людей, священников.
Священники преуспели в использовании людей потому, что есть люди, которые хотят, чтобы их использовали. Это идеальная расстановка. Священнику не удалось бы превратить религию в бизнес, если бы его окружали настоящие искатели — они видят насквозь; их не обманешь. Но в действительности есть миллионы людей, которые не хотят знать истину и все же не готовы смириться с тем, что они не желают ее знать. Это ранит. Для этих людей и нужны пластиковые истины. Этим людям нужны пластмассовые цветы. А
