— Эй, Мардж!
Констебль Паттон остановилась, взявшись за ручку двери, и подождала, пока позвавшая ее сотрудница подбегала, размахивая листком бумаги.
— Нашла я парня, которого ты ищешь!
— Быстро ты это. — Паттон протянула руку за листком.
Сотрудница с веселой ухмылкой отдала бумажку.
— Это было нетрудно. Я хочу сказать, он довольно необычен. Неудивительно, что ты его запомнила.
Разглядывая распечатку, констебль Паттон кивнула:
— Я и сама не удивляюсь.
Картинка уступала оригиналу; она не могла передать игру движущейся светотени в волосах и постоянно меняющейся улыбки. Заметив этого парня в гостинице, Паттон поняла, что уже видела его раньше.
— Значит, мы его загребли в драке на стадионе… Эван Тарин, да? — Она сунула листок в карман. — Спасибо, Ханя. Не перестаю удивляться, чего ты только не вытаскиваешь из своего компьютера!
Ханя улыбнулась:
— Работа у меня такая. Это еще просто.
Через несколько минут Паттон, садясь в патрульный автомобиль, бросила листок на колени своему напарнику.
— Я же тебе говорила, — добавила она, когда он взял рисунок.
Констебль Брукс, прочитав информацию, только хмыкнул.
С самодовольным выражением лица констебль Паттон барабанила пальцами по приборной доске.
— Я же знала, что двух таких красавчиков в городе быть не может.
— Большое тебе спасибо, Мэри Маргарет. — Он отдал ей листок и тронул машину с места. — Что теперь?
— Он был отпущен по поручительству Дару Састри из Столичной Социальной Службы.
— Ага. И что?
— А то, что после сегодняшней смены мы ее проверим. Этот мистер Тарин как-то связан с убийцей, и мне хочется с ним и его дружком перекинуться парой слов.
— Надо было ими заняться сегодня.
Да знаю, — поморщилась Паттон. Ей самой было непонятно, почему она отпустила этих двоих просто так — даже имен не записала. Это было не в ее правилах. Краем глаза она глянула на Джека. Это было не в
— Ты в самом деле в это веришь?
Паттон невесело рассмеялась.
— После той ночи в Дон-Вэлли я сама не знаю, во что верю.
— Я лично верю в то, во что всегда верил.
— А ты всегда верил в единорогов?
— Ага.
— В эльфов и кобольдов, разумеется, тоже?
— Угу.
— В гулей, и призраков, и тварей, которые шастают в ночи?
Он ответил не сразу, а когда ответил, вся шутливость из его голоса исчезла.
— Это ясно и без слов.
Больше они в эту ночь не говорили — только наблюдали.
— Но где же он, Эван?
— Не знаю, Леди. Не могу его найти.
— Он мертв?
— Нет. Если б он погиб, я бы знал.
Все в мире было не так. Роланд заставил себя открыть глаза и тут же закрыл — даже самая малая доза света вышибала искры из мозгов. Такого похмелья у него никогда в жизни еще не было. Мозг будто пропустили через миксер, живот прижало к позвоночнику железным шлагбаумом, и одолевал неудержимый позыв к рвоте. Опять, По запаху можно было определить, что это уже случилось. Вот если бы голова перестала болтаться, тогда…
Он вспомнил Тьму, ужас и боль и задергался, слабо шевеля руками и ногами.
— Говорил же тебе, не сдохло.
Все внутренности сжало так, что истерика и страх исчезли, осталась только борьба за глоток воздуха. Когда опасность неминучей смерти, как ему показалось, миновала, он снова открыл глаза.
Земля покачивалась вверх и вниз в четырех футах под его головой — чуть-чуть не доставали до нее болтающиеся руки. В поле зрения входила и выходила какая-то размытая круглая бульба, и Роланд попытался сообразить, что бы это такое могло быть. Собрав все силы, которых на данный момент оставалось не очень много, он заставил собственные руки упереться в то, что его держало. Оно не шевельнулось, хотя на ощупь было теплым и слегка упругим.
Оно снова стало туже, и руки упали, в глазах позеленело, потом стало краснеть, потом…
— Придушишь, дурак! — бухнул второй голос, раздался звук, похожий на удар грома, и слава Богу, давление ослабло, и Роланд втянул полные легкие насыщенного смрадом воздуха.
Когда в глазах прояснилось, Роланд увидел, что размытая круглая бульба — это босая и грязная нога.
«Размер этак семидесятый при десятой полноте», — подумал Роланд, покачиваясь туда-сюда. Потом до него дошло, что это может означать.
— О Господи! — Страх дал ему силы вывернуть шею и глянуть вверх.
Великан, который нес его под мышкой, был ростом футов пятнадцать. Шагавший рядом его приятель — чуть покороче. Оба одеты в вонючие гниющие шкуры, грубо стачанные наподобие безрукавок.
Роланд заколотил руками и ногами, а когда это не возымело действия, попытался вывернуться. Со шкур тучей поднялись мухи, покружились и сели обратно. Но великаны не обратили на это внимания. Силы оставили Роланда, голова безвольно свесилась, реальность сузилась до мелькавшего перед глазами клочка земли. Глядя, как грязная дорожка переходит в скальную тропу, он пробормотал: «Кажется, я уже не в Канзасе». Не оригинально, но ничего более умного в этих обстоятельствах он не мог придумать. Страха у него уже не оставалось — он вытек вместе с силой, а чувства притупились, однако Роланд подозревал, что скоро это переменится, стоит ему только чуть больше узнать, чего надо бояться.
Великаны петляли мимо куч гниющего мусора, и от поднимающейся вони спазмами сводило желудок. Его снова начало рвать. Для изголодавшегося по кислороду тела это было слишком, и он снова скользнул в беспамятство.
Пришел в себя через несколько минут, когда, брошенный на землю, проскользил несколько футов по какой-то мягкой, податливой насыпи, усыпанной твердыми обломками, врезавшимися в избитые ребра. И это была самая лучшая постель за все годы его жизни. Даже вонь не могла омрачить радости от того, что можно спокойно лежать и наслаждаться свободным дыханием. Роланд ничего не видел, в ушах гудело, но он чувствовал себя так хорошо, как никогда на протяжении последних — он смутно припомнил встречу с Тьмой — часов. Вдруг появился свет, и Роланд увидел, что в десяти футах от него стоит один из великанов и тень его танцует в свете костра на странных угловатых предметах. В его руках футляр с гитарой Роланда казался игрушечным.
Роланд попытался оттолкнуться от земли. Рука прошла через опору с влажным хлюпаньем и попала в полость, заполненную чем-то вроде рисового пудинга, только рисинки в нем шевелились. Роланд взгромоздился на колени, и его обуял ужас: большинство тел разложилось уже до неузнаваемости, гудение шло от миллионов мух, а грудная клетка, в которую провалилась его рука, чем-то кишела. Даже при тусклом освещении нетрудно было догадаться, чем она могла кишеть в царстве мух.
