Это обязательно придется обдумать. Позже.
В плакате были две дырки, явно предназначенные для подвешивания его на стене напротив окна. Роланд с трудом надел его на крючья — плакат из плотной бумаги два фута на три был тяжеловат — и разгладил верхний лист.
Там было написано «пятница» и число. Дальше: «Ужин: овощной суп с говядиной и крекеры». И еще: «Постирай: холодная вода, чашка стирального порошка. Сушить в тепле, завернув в простыню». Слова были написаны прописями из азбуки, что вызвало у Роланда воспоминание об уроках в начальной школе. Он заглянул в следующий лист.
«Суббота» было написано там и стояла дата. «Не забудь поесть. Надевай туфли».
— Ребекка, — спросил он, читая инструкции на воскресенье и понедельник: «Лечь спать в десять. Взять на работу чистую форму», — что это?
— Мой список. Мы с Дару составляем его в понедельник, когда приходим из бакалейной лавки. — Она вылезла из-под кухонного стола с пластиковой солонкой в руке. — А потом я делаю, что в них написано. Они за меня помнят, чтобы я могла думать о других вещах. Только я забыла снять список за пятницу. Сними, если хочешь.
«Постирай. Не забудь поесть. Надень туфли».
Роланд не мог понять, чем эти списки его смущают, но ему определенно было неловко. Они казались какими-то ужасно тесными рамками, хотя это смешно: его мать, бывало, составляла для отца куда более подробные списки.
— А что будет, если ты не станешь этого делать?
— Мне сказали, что меня вернут в групповой дом. — Она задумчиво оттянула пальцами нижнюю губу. — А я туда не хочу.
— А почему? — мягко спросил он. — Тебя там обижали?
— Нет.
Ребекка вздохнула, как показалось Роланду, больше от усталости, чем от чего-либо другого, и на ее лице мелькнуло выражение, которого он не понял.
— Они просто никогда не оставляли меня одну. — Она поставила солонку на стол. — Что нам делать теперь, Роланд?
— Ну, мы… хм… — Он неопределенным жестом указал на беспорядок в комнате. — Я думаю, что мы… э-э… должны об этом сообщить.
— О чем? — забеспокоилась Ребекка.
— Что кто-то вломился в твою квартиру.
— Ах это. — Она с облегчением вздохнула и покачала головой. — Это просто они хотели добраться до Александра — они же не знали, что он умер. Том им не дал.
— Ребекка, но Том — это просто кот!
— Да.
Она немного помолчала и, так как Роланду было нечего добавить, повторила:
— Так что нам делать теперь, Роланд?
Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Но ни малейшего проблеска у него не возникло.
— Дару мне поверит, если ты тоже ей скажешь.
Роланд прикинул: а если сказать Дару, что он вообще ничего не видел? Раз эта женщина давно работает с Ребеккой, она знает, что с девушкой случаются фантастические истории, в которые та верит, как в истинную правду — хотя, судя по сегодняшним событиям, в человеческом обществе слишком поверхностно понимают, что такое правда. Помимо этого, Дару скажет ему спасибо, что он поддержал Ребекку в минуту страха, и его причастность к этим опасным странностям закончится.
Но, заглянув в глаза Ребекки, он понял, что наряду с верой во все эти странные и волшебные вещи у нее есть вера в него.
— Позвони Дару, — сказал он, подчиняясь требованиям момента и неожиданно удивился оттого, что это ему приятно. — Я подтвержу все, что ты скажешь.
Он не мог припомнить, чтобы кто-нибудь когда-нибудь так в него верил.
Ребекка кивнула, вытащила из-под дивана старый телефон и воткнула его в розетку.
— Не люблю, когда он звонит, — объяснила она. — Шумно. Я его выключаю, и тогда он молчит.
На трубке была полоска клейкой ленты, и напечатанный на ней номер был виден с другого конца комнаты. Номер Дару, подумал он, и Ребекка стала его набирать. Подцепив ногой стул, он подтащил его к себе, сел и потянулся к застежкам гитарного футляра. Ему всегда во время игры думалось лучше. Пальцы непроизвольно соскользнули на мотив «Долина красной реки» — первая мелодия, которую он в своей жизни выучил. «Говорят, ты уходишь из этой долины…» Глядя на Ребекку у телефона, он подумал, отчего это ему запомнилась лишь одна строчка.
Ребекка насупилась, набрала побольше воздуха и заговорила высоким напряженным голосом:
— Это говорит Ребекка Партридж, и сегодня суббота и вечер, и его звали Александр, и он мне врал, но потом умер. У нас остался нож, но мы незнаем, что делать, и пожалуйста, скажи нам.
Она помолчала, облизнула губы и добавила:
— Спасибо.
Потом повесила трубку.
— Автоответчик? — спросил Роланд.
— Ага.
Она выключила телефон из розетки и сунула его снова под диван.
— А если Дару позвонит?
— Ее не будет до понедельника. Так сказал авто-от-ветчик. Роланд, что теперь делать?
Очень хороший вопрос, подумал Роланд, подбирая минорный аккорд. Сообщить полиции о смерти они не могли — тела не было. Если хорошенько подумать, может быть, даже при наличии тела сообщать в полицию — не слишком удачная мысль. Он поразился, как спокойно это принимает — «это» подразумевало полный переворот в его взглядах на мир — и решил, что с истерикой можно подождать до лучших времен.
— Я думаю, мы должны дождаться звонка от Дару.
— Но я хочу сейчас сделать что-нибудь, — запротестовала Ребекка. — Александр был моим другом, и кто-то его убил.
«И кто-то его убил».
У Роланда в мозгу щелкнул последний контакт. Маленький человечек не просто умер, он погиб, его убили, убрали, уничтожили грубо и безжалостно. С некоторым усилием Роланд восстановил контроль над собственным мыслительным процессом.
— Я думаю, мы должны найти того, кто это сделал.
«А как?»
Будто прислушавшись к его аргументам, Ребекка заявила:
— Мы пойдем к миссис Рут. Она знает. Она знает все.
— Тогда почему ты не пошла к ней сразу? — спросил Роланд, откладывая гитару.
— Потому что она бы со мной не пошла, а Александр был еще жив.
— Ладно, — Роланд встал и снял с плеч ремень гитары, — раз миссис Рут знает все, то пойдем к миссис Рут. Надо только нож прихватить. Это наша единственная улика.
Даже игра в частного сыщика — все лучше, чем сидеть в этой комнате с обличающими следами на кровати. Если у миссис Рут найдутся ответы, то тем лучше для него. До сих пор вечер был заполнен одними вопросами. Роланд посмотрел на часы. Ровно десять.
Ребекка вынесла из тесной ванной цветастое полотенце и завернула нож, не прикасаясь к нему.
— Гитару ты берешь? — спросила она, бросая сверток в красную сумку.
— Она идет туда, куда иду я. Твой кот сможет выйти?
— Он не мой кот. — Ребекка взяла из шкафа миску фисташек и поставила ее на стол. — Он свой собственный кот.
Том, не обращая на них внимания, смотрел на дверь. Когда она открылась, он проскользнул в щель и с достоинством направился по собственным делам.
