Если в редакции преступник не боялся оставить отпечатков пальцев, у Ахеева он, судя по всему, орудовал в перчатках. Если на теле Вороновича не было найдено ни одного синяка, то убийца этого сутенера, прежде чем вздернуть свою жертву, сначала хорошо его отдубасил. Если то повешение было совершено спокойно, тонко и не спеша, это, судя по всему, второпях.
Батурин внимательно обследовал веревку, которую следственная группа прокуратуры оставила висеть посередине комнаты, и тоже узрел существенную разницу. Во-первых, она была вдвое толще. Во- вторых, не была натерта мылом, в третьих, на ней не было никаких следов зубов и, наконец, она была завязана за ножку дивана совсем другим узлом. Более простым.
Следователь прокуратуры внимательно слушал Батурина и записывал в записную книжку все нестыковки обоих убийств. Вообще, у обоих сложилось впечатление, что это убийство было каким-то показательным. С одной стороны, оно явно имело иной почерк, а с другой — в обоих убийствах ощущалось неуловимое сходство. Какое? Батурин никак не мог понять.
Вернувшись в управление, начальник следственного отдела вызвал Игошина.
— Во сколько вчера улетел Скатов? — спросил у практиканта патрон.
— В восемь ноль-ноль, — ответил практикант.
Следователь внимательно посмотрел на юного сыщика и вдруг внезапно понял, что связывает оба этих убийства. Это Инга. Почему именно она? Батурин опять-таки не мог объяснить. То ли потому, что все это попахивало мистикой, то ли потому, что бредни этой девушки весьма органично сочетались с обоими преступлениями. Пес его знает? Батурин снова набрал номер Калининых.
— Еще не появлялась, — сообщила мама.
— Извините за нескромный вопрос. Вчера вечером она была дома?
— Нет. Вчера вечером она гуляла с молодым человеком.
— В какое время, если не секрет?
— Приблизительно с семи до десяти…
«Надо же!» — воскликнул про себя Батурин, ошеломленный невероятной догадкой. Он торопливо поблагодарил женщину, пообещав, что сегодня даст о себе знать, и позвонил в женскую консультацию на Бронной. К его удивлению, там подтвердили, что девятнадцатилетняя Инга Калинина стоит у них на учете и тринадцатого июля они ей дали направление на аборт.
— У нее беременность шесть недель, — пояснил гинеколог. — Как раз сегодня она должна лечь в больницу.
Тут уже было над чем задуматься. Подтвердился и этот факт. Ни фига, оказывается, мамаша не знает! Если еще выяснится, что Инга действительно ездила в Самару, то можно смело искать убийцу по приметам, которые она описала. Как подсказывало чутье, от фоторобота со слов консьержа никакого толка не будет.
Обзвонить кассы вокзалов следователь поручил практиканту. Через полчаса Игошин отрапортовал, что утром двенадцатого июля Инга Калинина действительно вылетела в Самару из аэропорта Быково. В тот же день она выехала из Самары в Москву ночным поездом. Тринадцатого июля в восемь тридцать утра она вышла на Казанском вокзале.
После этого начальнику отдела ничего не оставалось, как в третий раз позвонить Калининым. Однако его снова ждала неудача. Родительница с раздражением ответила, что ее дочери еще нет и она не скоро вернется из зубной поликлиники.
«Черта с два она в зубной поликлинике», — усмехнулся про себя Батурин и, прежде чем положить трубку, настрого наказал позвонить ему, как только она вернется.
Здесь чутье сыщика не подвело. Инга не была ни в какой зубной поликлинике. Девушка с утра сказала матери, что в полдень отправится к зубному врачу, и ровно в двенадцать действительно вышла из дома, одетая в джинсовый костюм. Бейсболка была надвинута на самые глаза, и половину лица закрывали черные очки. Было нетрудно догадаться, что красотка хотела выглядеть как можно незаметней. В ее кармане лежало направление на аборт, но Инга не пошла в больницу.
Она села в метро и доехала до станции «Печатники». Выйдя на улицу, девушка остановилась, вытащила из кармана записную книжку и еще раз перечитала адрес, который знала наизусть. Через пятнадцать минут девушка уже звонила в одну из квартир старого обшарпанного дома сталинского типа. Когда дверь открылась и Инга увидела эту неопрятную седую старуху с сумасшедшими глазами, сердце ее замерло. Из полуоткрытой двери пряно тащило ладаном и восковыми свечами. Старуха взглянула на гостью не очень гостеприимно. Она оглядела ее с ног до головы и нахмурилась, так и ничего не произнеся.
— Вы бабушка Клава? — вежливо спросила Инга.
— Кто тебе дал мой адрес? — нахмурилась старушка.
— Моя подруга Юля. Юля Петрова. В девичестве Вишневская. Вы ее знали как Юлечку Вишневскую. Она мне сказала, что вы должны помнить.
В глазах старухи не мелькнуло ни малейшей искры. Ничего она не помнила и не собиралась ни о чем вспоминать.
— По какому делу? — грубо произнесла старуха, недовольно глядя на посетительницу.
Инга покосилась на двери соседей и произнесла с мольбой:
— Можно пройти? Я не могу сказать здесь.
Ни единый мускул не дрогнул на дряблом лице старухи. Она стояла не шелохнувшись, отстраненно глядя на посетительницу. Точнее, не на нее, а сквозь нее. Прошла целая тягостная минута, а может, и две, прежде чем старуха распахнула дверь и впустила девушку в дом. Старуха воровато зыркнула глазами по площадке и заперла дверь на три замка. Только после этого бабуля взглянула на девушку по-человечески и выдала какое-то подобие улыбки. От этой улыбки у Инги поползли по спине мурашки.
Прихожая была завалена каким-то тряпьем и темной мебелью. Старуха указала жестом на дверь комнаты. Инга прошла в такую же неаккуратную, заваленную хламом, залу и присела на краешек стула, на который указала старушка. В комнате стоял комод, огромный кожаный диван, красивый дубовый стол, на котором горели три свечки, трельяж и четыре стула. В углу громоздился иконостас, и под ним едва теплилась лампада. На стенах висели мешочки и пучки каких-то трав.
Бабка присела напротив и внимательно вгляделась в юное лицо гостьи.
— Говори, с чем пожаловала, — произнесла она грубо, но уже не так сердито.
Глаза Инги наполнились слезами.
— Если вы не поможете, я не знаю, к кому мне больше обратиться. Я жду ребенка. И я очень боюсь.
— Я знаю, что ты ждешь ребенка, — не моргнув, произнесла бабка. — Что ты хочешь от меня?
— Научите, как мне от него избавиться? Я знаю, что это не просто. После того, как я сдала анализы на аборт, на меня напали бандиты. Я почувствовала, что это знак. Что мне делать аборт нельзя.
— Ты правильно почувствовала, — произнесла бабка, и в глазах ее появилась усмешка. — Аборты нельзя делать никогда, ни при каких обстоятельствах. Запомни, дочка.
— Даже если носишь в утробе семя Сатаны?
На это бабка ничего не ответила. Ни один мускул не дернулся на ее обвислых щеках. После некоторого молчания она произнесла:
— Я ничем не могу тебе помочь. Мои силы слишком малы по сравнению с теми, которые вертятся вокруг тебя. Уходи!
Инга вздрогнула.
— Куда уходить? — затряслась девушка. — Что же мне делать? Куда мне идти?
— Домой иди, доченька, — произнесла бабка, и глаза ее потеплели. — Все равно будет не по-твоему, а по-ихнему. Но помни, — голос бабки снизился до полушепота. — Куда направлены черные силы, туда направлены и светлые. Если одни силы несут тебе гибель, следом другие силы несут спасение. Будь внимательнее и слушайся своего сердца.
Перед тем как вытолкнуть Ингу за дверь, бабка прошептала ей в ухо:
— Под нож свое чрево не клади. Истечешь кровью…
Едва Инга переступила порог своего дома, к ней сразу же метнулась встревоженная мать.
— Звонили из милиции. Они сказали, что ты беременная? Это правда?
— Правда, — ответила Инга, спокойно глядя матери в глаза. — Ты не волнуйся. Я выхожу замуж. Мне
