семья, недоверию места быть не может. Ехать в Саратов? А где того специалиста искать? Возможно, Эстер сразу положили в больницу. Почему тогда не дала о себе знать телеграммой? Да за две недели и письмо дошло бы.
На третью неделю в техникумовской библиотеке к Берте подошел один преподаватель и поинтересовался:
- Как Эстер Яковлевна отдыхает? Очень жалела, что пришлось одной ехать в Крым.
Берта отговорилась: хорошо отдыхает, открытки шлет. Прибежала домой - рассказать.
А дома Дитер Францевич сидит на полу, рядом на чистой дорожке - грязная лопата.
Берта тормошит его. А он ни в какую.
Она шепчет:
- Надо за Генрихом в садик бежать, как я вас оставлю? Мальчик переживать будет - всех уже разобрали…
Тогда только Дитер Францевич очнулся:
- Она партбилет откопала. В Москву поехала. Ду-у-ура!
4
Решили так: установят контрольный срок в месяц, потом станут предпринимать действия.
Дитер Францевич в техникуме провел беседу, что жена срочно уехала по личным делам на неопределенный срок и просит ее уволить по собственному желанию.
- Ей прямо в дом отдыха телеграмма пришла, чтоб ехала, так что задним числом проведите бумаги, - попросил Кляйн.
Провели. А с Бертой условились на вопросы отвечать одинаково. Ну и Генриху внушили так. Он по матери очень скучал, но не сильно.
Берта мучилась, винила себя:
- Конечно, я ее запутала. Кто ж утром арестовывает? Ночью приходят. Правда? А раз так, то Эстерка скоро вернется. Мы тогда панике поддались, ясно. Правда? - умоляла Берта.
- Да-да, - со всем соглашался Кляйн.
Через месяц никто не вернулся. Никаких известий не прислал. Берта спрашивала, что теперь делать. Кляйн отмалчивался. Наконец состоялся разговор:
- Берта, нам надо решить. Я, конечно, могу в Москву поехать. Там у меня старые друзья. Наверное, не все, но кое-кто остался. И при постах. Можно навести справки, провентилировать. Допустим, Эстерку взяли. Значит, я узнаю, где она сидит. Ну, передачу соберу. Свидание - вряд ли. Я знаю. Если ее взяли, и нам надо ждать. Мальчишку, ясно, отберут в детский дом.
Итог какой? Итог неутешительный. Выходит, мне в Москву ехать не надо. Дальше. Эстерка просто от меня уехала. Ты ее не знаешь, а я знаю. И такое может быть. Я понимаю, что она со мной не от любви, а по обстоятельствам. Не осуждаю: надоело - значит, надоело. Опять по логике получается - искать ее не следует.
Берта кивала.
- Теперь дальше. Если Эстерку взяли, то и нам тут засиживаться вредно. Если не взяли, тоже тут нам нехорошо: станут расспрашивать, теребить, где, что, куда. По-всякому - надо место жительства менять. Твое слово, Берта, решающее. Я без Генриха никуда не сдвинусь. Если ты его мне отдашь - все равно без тебя я не потяну. Он слабенький, без ухода ему никак. Либо втроем - либо не знаю. Все будущее в твоих руках.
Ну, в ее, так в ее. Только спросила, если Эстерка их захочет найти, есть такой способ? Конечно. Человека всегда найти можно, даже если он адрес не оставляет.
Дом продали удачно, соседям наговорили, что с Эстеркой воссоединяются на другой территории.
Поехали. На Донбасс - в Артемовск. На Донбасс - опять же потому, что там пришлых людей - море.
Кляйн нашел себе место - по механической части в мастерских на шахте.
Он в жизни и так человек малообщительный, а по вынужденности сделался совсем бирюком. С работы домой, из дома на работу. Берте работать не велел - с Генрихом лучше занимайся, на огороде, в саду, то, сё.
Надо заметить, что Дитер Францевич партийность свою забросил. Скрыл. Всё-таки меньше на виду, меньше собраний на темы.
Генрих растет. Болеет, а растет. Берту по имени называет, а Дитера Францевича “папой” - как при Эстерке.
Ну, что говорить. Однажды Дитер Францевич, хоть и принципиальный человек, а слабость проявил. Появилась у него с Бертой связь. Она красавица - не красавица, а молодая. Каждую минуту рядом по- домашнему. Берта сначала переживала - Эстерка вернется, что ей скажешь? Но жизнь взяла свое.
Как-то Берта собралась и сказала Дитеру Францевичу:
- Времени у меня много. Хорошо бы научиться шить. Я бы Генриху шила одежду, по фасонам. И вам, и себе тоже.
Кляйн одобрил.
По соседству жил портной - Кауфман. Дитер Францевич договорился, что он примет Берту на учение.
Тот посмеялся:
- Из женщины никогда сто€€ящего мастера не выйдет. Специфика.
- Да какой мастер! - Смущался Дитер Францевич. - Так, для себя, для киндера.
- Ну, пусть ходит жалко, что ли. Абгемахт. [
Три раза в неделю Берта брала с собой Генриха и ходила к Кауфману. Генрих играет с его детьми на улице, Берта наблюдает за Кауфманом, спрашивает. Но под руку не лезет.
У Кауфмана жена - штормовая женщина. Зацепится за что-нибудь языком - не оттащишь. А тут в доме новый человек. Поговорить надо? Надо.
- Вы, Берточка, с мужем вашим сколько в браке состоите? А где до наших мест жили? А родители ваши где? Родственники? А какими болезнями ваш Генрих болел? А как вы его лечили?
За Генриха Берта отвечала. Другие вопросы пропускала.
Раз пропустила, два пропустила, а потом обратилась к Дитеру Францевичу:
- Что мне отвечать Иде Лазаревне? Лезет и лезет.
- Если б ты шутить могла… А так, надо сказать правду. Скажи, что я муж твоей сестры: она, мол умерла, а ты теперь и за мной приглядываешь, и за племянником. И про родителей скажи, что умерли.
Берта возразила:
- Ой, не могу. Язык не поднимется.
Но таки сказала. Кауфманша ее жалела-жалела, аж сама плакала.
- Ой, какая жизнь страшная! Но вы, Берточка, молодая, симпатичная, еще найдете счастье. Я вам засватаю мужа, у меня есть на примете. В Сталино проживает. Из хорошей семьи. Правда, вдовец. Мой троюродный брат - Зись Матвей Григорьевич. Краснодеревщик, между прочим. Обеспеченный. И дочечка у него маленькая, меньше Генриха. Куколка, а не девочка. Лихтэ пунэм! [
Берта промолчала.
Учеба у Кауфмана пошла. Он ей даже разрешал метать бортовку, петли. Берта радуется. Сшила Генриху штанишки - Кауфман похвалил. Лично раскроил рубаху для Кляйна.
Выкройку сложил и вручил Берте:
- Сшей сама. Выкройку береги. Такой выкройки тебе никто не даст. Выкройка - главное дело. Сшить края и дурак может.
Дитер Францевич, видя серьезность Бертиного направления, купил ручную швейную машинку. Не “Зингер”, конечно. Не новая, но рассчитанная на сто лет как минимум.