Иосиф хотел ответить в том же духе, но не смог. Не сумел.
Как-то собрался и рассказал Аркадию Моисеевичу про свой сарай. Тот заинтересовался. Попросился посмотреть. Иосиф обрадовался, так как переживал за сохранность содержимого, - теперь заодно и проверит. Внутрь он не заходил примерно с год.
Выбрали солнечный декабрьский денек и тронулись. По такому случаю заказали такси. Иосиф захватил деревянную лопату для снега.
А там - белое поле, замело по колено.
Сколько можно - подъехали, потом Иосиф прокладывал путь лопатой. Аркадий Моисеевич останавливался раз десять, на Иосифову руку обопрется, отдышится - и вперед. Всё молчком.
Пришли. Иосиф отвалил от двери снег лопатой, распахнул - пусто. Ни клочка, ни обломочка.
Закричал, за голову схватился.
Аркадий Моисеевич его утешает:
- Йосенька, не плачьте! Может, это ваша жена куда-нибудь в хорошее место все перевезла. Если бы воры, так они не церемонились бы, замок сбили бы, все тут порушили. А вы же видите - полки на месте, чисто, стерильно, можно сказать.
Иосиф не слушал, плакал и кричал, как раненый. Посидели-посидели на лавке, попили чаю из термоса, поели хлеба с маслом и двинулись обратно.
Аркадий Моисеевич приговаривает:
- Ничего-ничего, ничего-ничего.
Иосиф отвечает:
- Ничего-ничего, ничего-ничего, вы только не волнуйтесь.
Утром пораньше Иосиф отправился в Козелец. Приехал - дома еще все спали. Растолкал Мирру и выдохнул:
- Ты в сарае была?
Мирра спросонок не понимает:
- В каком сарае? Иосиф, ты что от меня хочешь?
Иосиф рассказал про сарай и потребовал отчета.
Мирра заверила, что к сараю не подходила, так как и думать о нем не желает, не то что ездить по зиме.
На крик вышла Эмма, проснулись Марик и Ева.
Стоят все по росту у Мирриной кровати - лицом к Иосифу, а он сам по себе - перед ними, и смотрят друг на друга.
- Папа, ты что? Половина седьмого утра, ты весь дом переполошил. Аркадий Моисеевич умер? - спросила Эмма.
- Простите меня, дети, и ты, Миррочка, прости меня, пожалуйста. Но я позже терпеть не мог. Меня как громом ударило. А Аркадий Моисеевич жив. У меня сарай обворовали. И замок на месте, и все там в порядке. А пусто. Совсем пусто, как ничего никогда и не было. Вот я и приехал, надеялся, может, вы знаете.
Никто ничего не знал.
Только Мирра сказала:
- Я теперь точно верю, что есть на небе Бог. Это тебе наказание за нас, что ты нас доводил до белого каления своим сараем. За мою загубленную жизнь и за твою тоже, кстати.
Дети пошли досыпать, сколько можно, хоть минуточку. А Иосиф, не простясь, поплелся на станцию.
Иосиф как будто забыл про семью. Мирра вызовет его на переговорный пункт. Он пойдет, поговорит, выслушает, как дети. Сам отмолчится, и ладно.
От Риммы за все время было два письма. Аркадий Моисеевич их Иосифу не показывал, только передал от дочери привет и пересказал, что Исаак на новом месте отмечен благодарностями.
Иосиф кивнул.
Днем Иосиф молча сидел с Аркадием Моисеевичем, смотрели в окно.
Аркадий Моисеевич читал с лупой, за книжкой всегда засыпал. Иосиф стерег момент, когда книга и лупа выпадут из рук старика. Подхватывал их с двух сторон с такой ловкостью, что сам себе удивлялся и радовался.
Как-то выбрался в Киев, посмотреть, все ли в порядке в городской квартире. Походил по комнатам, посидел на диване в зале. Вспомнил, как все вместе сидели тут давным-давно, когда умер Юрочка. С тех пор прошло почти тринадцать лет.
Заметил на книжной полке пухлый фотографический альбом. Раскрыл. На пол просыпались фотографии. Разглядывать не стал. Наугад взял одну - Римма вполоборота, голова запрокинута, смеется, на шее бусы, волосы вьются кольцами, глаза горят. Погладил бусы. По пальцам как будто прошел холод от кораллов и серебряных дукачей. Даже неудобно от такого правдоподобия.
Оглянулся по сторонам, как вор, и сунул фото за пазуху.
Сказал вслух, конечно, от смущения, а не от привычки говорить с самим собой на разные темы:
- Дожил ты, Иосиф Маркович Черняк, пенсионер недорезанный: фотографии посторонних женщин похищаешь, как преступник. В карман бы сунул, так нет. К животу поближе.
И вроде смехом, а сердце защемило.
Зарплату, которую платил ему Аркадий Моисеевич, Иосиф посылал Мирре. Она сначала недоумевала, как такое может произойти - отправляли страхделегатом, а вышло, нанялся сиделкой. Но вскоре успокоилась. Так как дома без Иосифа стало намного лучше. Никто не висел тучей, в потолок днями не смотрел, а ночами зубами не скрипел.
Младшие поначалу спрашивали, почему отец уехал, но потом перестали, видя, что мать хоть и без мужа, а довольна.
Эмма вынесла приговор:
- Мама, я замуж не хочу выходить. Глядела я на папу и на тебя, на ваше вынужденное соседство на всю жизнь и думаю, что мне такого не надо.
- Ой, что ты говоришь, Эммочка! Не всем же такое, как у меня. Тебе повезет, я чувствую, - запротестовала Мирра.
- Ну, раз чувствуешь, тогда ладно, буду надеяться. Но как тяжело: и папу жалко, и тебя жалко, и себя жалко.
- А чего нашего папу жалеть? Он жизнь в свое удовольствие живет, - Мирра даже разозлилась, что дочке одинаково жалко и мать, и отца.
- У него, мама, по моим наблюдениям, какая-то заноза в душе, он ее поддевает, поддевает, тревожит, а вытащить не может. Вот я даже голос его забыла, а взгляд помню каждую секунду. Как ни крути, он нас любит. А так, конечно, он большой эгоист. В основном ты права, - рассудила Эмма.
Мирра написала Римме, что Иосиф теперь живет с Аркадием Моисеевичем. И будет с ним до тех пор, пока надо. Интересовалась, не против ли Римма.
Римма отозвалась на удивление быстро. Писала, что рада, что надеется на Иосифа, что он очень похож на Аркадия Моисеевича, она это сразу отметила при первом знакомстве, но только теперь поняла окончательно и потому всем сердцем приветствует сложившиеся обстоятельства. Сообщила также, что им наконец-то поставили телефон и можно звонить в любое время суток.
Про Исаака написала, что он много работает по службе и что дом на ее плечах, чему она также рада. Сашенька здоров и по Киеву не скучает.
“Ну вот, - решила Мирра, - наконец-таки все расставилось по своим местам. Все при деле, все довольны”.
Наступила весна. Девятого мая Аркадий Моисеевич говорит Иосифу:
- Сегодня праздник. Мы с вами фронтовики, давайте как-нибудь отметим. Пойдем погуляем подальше от дома, на простор. Мне очень хочется. Вы не против?
Вышли в центр поселка. Дачников еще нет. Те, кто постоянно живут, конечно, в такой день вышли, приветствуют ветеранов, поздравляют.
Хорошо погуляли, постояли над Днепром.
