между повозок хорошо заполнить колесницами с камнеметами, и можно без помех крушить противника с дальнего расстояния, как тогда Хлын из-за прикрытия реки. Помешать может только излишняя теснота. Сейчас у них на повозку по два человека и две-три лошади, и места хватает, а для десяти бойников на повозку да еще с верховыми и упряжными лошадьми внутри такого круга будет не повернуться. Вот и под Ивицей круг из повозок у них был разомкнутым, что позволило ивцам совершенно беспрепятственно ворваться в стан.
Его размышления были прерваны тревогой, поднятой дозорными и сторожевыми псами. Впереди на дороге показалось облако пыли. И охранники, и возничие, похватав оружие, сбились в тесную кучу. Рыбья Кровь, как будто всю жизнь только этим и занимался, приказал Меченому развернуть в сторону облака пыли колесницу с камнеметом, остальным взять щиты, надеть шлемы и выстроиться в два ряда перед повозками. Один из купеческих стражников не спешил повиноваться, вопросительно глядя на обеспокоенного и не знающего, как поступить Лопату.
– Ну?! – рявкнул Дарник, пинком ноги едва не сбив стражника с ног.
Все сразу зашевелились в два раза быстрей.
– Может, лучше за повозками? – усомнился Лопата.
– За повозки всегда успеем, – отрезал Дарник и так посмотрел на него, что Лопата счел за благо не возражать.
Вскоре из облака пыли показались два всадника. Кожаные доспехи, меховые шапки, луки, кистени.
Позади за всадниками стал виден большой табун лошадей.
– Похоже, на продажу лошадей гонят, – определил Лопата.
Два передних всадника остановились, внимательно оглядели купеческий стан, переговорили между собой, после чего один направился к короякцам, а второй – к другим табунщикам.
Дарник с Лопатой вышли навстречу к всаднику. Это был молодой купец-бродник со строгим, почти суровым усатым лицом. После обмена приветствиями Рыбья Кровь пригласил его отведать хмельного меда.
Табунщики между тем подогнали свой табун в пятьдесят – шестьдесят голов и пустили его пастись рядом с дарниковским станом. В табуне небольших косматых степных лошадок ярко выделялись три аргамака. Дарник относился к лошадям без особого восторга, но и у него глаза загорелись при виде высоких поджарых остромордых скакунов.
Купец-бродник, выпив меда и порасспросив, почем нынче кони в Корояке, неожиданно поинтересовался, играют ли у них в городе в фигуры. Лопата ответил, что не играют. Дарник из слов купца понял, что речь идет о ромейском затрикии, и сказал, что умеет играть в эту игру. Купец сразу оживился и приказал своему человеку принести фигуры. Долго обсуждали, что поставить в заклад. Дарник сразу указал на одного из аргамаков, и спорили лишь о его достойной цене. Сошлись в конце концов на доспехах, верховой лошади с седлом и парных мечах Дарника.
Посмотреть игру собрались и короякцы, и табунщики. Смысл игры мало кто понимал, но снятые с игрового поля фигуры были доступны для всеобщего обозрения. Купец под одобрительные возгласы своих людей снимал фигур больше, и был момент, когда Рыбья Кровь с ужасом осознал, что может проиграть. Без лошади, без оружия – это был бы конец всему его верховодству. Тогда только втихаря покинуть стан и бежать от позора куда подальше. Но тут противник прозевал нападение на свою главную фигуру. Все застыли в недоумении, не понимая, почему молодой бродник так вдруг изменился в лице.
Вскочив на ноги, купец отдал распоряжение на хазарском языке. К Дарнику подвели выбранного им аргамака. После чего бродники быстро собрались и тронулись по дороге в сторону Корояка.
Наверное, победи в поединке Маланкин сын одновременно десятерых противников, и то это не произвело бы на окружающих такого впечатления, как его выигрыш в фигуры. Особенно потрясены были купеческие люди, они-то хорошо знали цену редкого коня. Лопата, тот вообще прямо окаменел от досады и зависти, ведь помимо самого аргамака Дарник очень наглядно показал и свое умственное превосходство.
Однако, едва тронулись в путь, выяснилось, что обретение нового скакуна принесло больше забот, чем удовольствия. Если на прежнем спокойном мерине Дарник просто забывал, что находится в седле, то теперь ему каждое мгновение приходилось помнить, что сидит на спине сильного своенравного животного, которое нужно постоянно обуздывать. В малых дозах это было даже приятно, но к исходу дня изрядно вымотало молодого вожака. Несколько раз он пускал аргамака во весь опор вокруг обоза, надеясь как следует его утомить. Но тот, хоть и был весь в мыле, вел себя как слегка размявшийся гонец, способный пробежать в десять раз большее расстояние. Зато и Дарник про себя понял, что никогда ему не стать отменным наездником – ходить по земле всегда приятней и сподручней.
На ночевку караван расположился возле небольшого городища на берегу маленькой речки. У Меченого готовы были уже тринадцать одинаковых палок, но, посмотрев на утомленных сорокаверстным переходом охранников, Дарник отменил вечерние боевые занятия, о чем потом сильно пожалел. Подкрепившись обильным ужином, свободные от дозора охранники преспокойно удалились в городище попить там хмельных напитков и полюбезничать с тамошними вдовушками. С ними ушел и Лопата, якобы поговорить с местным старостой. Своих бойников Дарник никуда, разумеется, не отпустил, заставив дотемна заниматься метанием сулиц и топоров.
– А как же те? – спросил о лопатниках один из младших ватажников.
– Они знают как. – Рыбья Кровь кивнул на Меченого и Бортя.
Тростенцы лишь заговорщицки ухмылялись, давая понять, что ушедшим в городище охранникам завидовать не стоит.
Ночь прошла без происшествий. Наутро вчерашние гулены поднимались с большим трудом. Дарник для виду провел несколько упражнений со своими подручными, а затем всем десятерым лопатникам вручил по палке. Те ни в какую не хотели заниматься подобными глупостями. Рыбья Кровь, ничего не слушая, вместе с Меченым и Бортем набросился на них со своими палками. Охранникам ничего не оставалось, как защищаться. Стоявшие вокруг возницы хохотали как сумасшедшие, наблюдая, как трое задают жару десятерым. К счастью, все обошлось только синяками и шишками.
Лопата криво усмехался, глядя на избиение своих великовозрастных младенцев.
– Если по твоей вине мы задержимся хоть на один день, Заграй отыграется на тебе при конечном расчете, – предупредил он молодого вожака.
– Если кто-нибудь покинет лагерь без моего разрешения, я отыграюсь на нем немедленно, – в тон ему ответил Дарник так, чтобы всем было слышно.
Ни у кого не оставалось сомнений, что именно так оно и будет, поэтому разворачивались в походную колонну без прежнего смеха и шуток. Дарник чувствовал, что малость перегнул, но отступать не собирался. С этого утра бразды правления караваном прочно перешли в его руки. Даже аргамак, и тот, казалось, примирился со своим не очень ловким наездником. При его приближении затихали и развеселые рабы, каким-то своим чутьем понимая, что с ними он и слов тратить не будет, а сразу перетянет плетью.
Из городища к ним присоединился пеший попутчик, длиннобородый молодой парень в черном балахоне, похожем на женское платье. Это был один из многочисленных в то время проповедников единобожия. Дарник видел таких в Корояке и относился к ним с полным равнодушием. Посвящать себя целиком богам и духам – в этом для него было что-то крайне несерьезное и не мужское.
И вот теперь один из таких проповедников вышагивал рядом с тройкой Кривоноса и все говорил и говорил о своем. Ватажники слушали его насмешливо и пытались задавать язвительные вопросы. На все из них у длиннобородого находился заранее заготовленный ответ.
Несколько раз он пробовал зацепить своими словами и оказавшегося поблизости Дарника, но тот словно мимо пустого места проезжал дальше. Однако на дневке за полуденной едой уклониться не получилось. Проповедник намеренно присел со своей миской возле обедающего Дарника и принялся излагать свои доводы якобы Селезню, примостившемуся, как всегда, у ног вожака. Когда речь в очередной раз зашла о том, что Единобог сильней и могущественней любых громовержцев и солнцеповелителей, Рыбья Кровь не выдержал:
– Правильно ли я понял, что твой Единобог полностью управляет всем на свете? – спросил он.
– И управляет, и ведает всем на свете, – обрадованно ответил проповедник.
Но Дарник прошел хорошую разговорную школу с Вочилой и Тимолаем, поэтому уже сам умел
