уже не надо никому доказывать свою доблесть, а хочется выращивать хлеб, умножать коровьи стада, учить грамоте детей. Вместо дирхемов у них будет пшеничное зерно, и богатеть они станут не вдруг, а по самой капельке, но каждый год. Потому что если богатеть сразу и вдруг, то это искажает человеческую жизнь, вносит в нее беспокойство и страх, что ты делаешь что-то не то и не так, как следует.
7
Возле Малой Глины встретились высланные Быстряном дозорные, которые сообщили, что в Липове собралось полторы тысячи воинов, которые от безделья уже начали безобразничать, угрожая разграбить город, если князь в ближайшее время не явится. Ну вот, опять начинается, с тихой яростью подумал Дарник.
Встречать княжеские ладьи на пристань вышли все липовчане и все пришлое воинство. Действительно, чужаков было вдвое больше. Рыбья Кровь опасался, как бы чужаки не крикнули чего-нибудь слишком оскорбительного, на что пришлось бы немедленно резко отвечать. Но все обошлось – если в приветственных выкриках и проскальзывало что-то обидное, то это легко можно было принять за грубую и низкую похвалу, свойственную черному люду. Липовцы же сразу узнали провинившихся гридей из Перегудской крепости, что только усилило общий восторг.
– Неужели до Перегуда добрались?
– Вот это да!
– Ну и князь! Все у него получается!
Любому приятно услышать такое. Не заходя на войсковое дворище и в городец, Дарник направился в левобережный стан пришельцев. Разумеется, даже видимости привычного порядка там не было ни малейшей. Вразнобой стояли шалаши, палатки, шатры, повозки, коновязи, отхожие места. Никаких прямых коротких проходов между ними. Сопровождавшие князя сотские настороженно поглядывали на Дарника, ожидая от него сердитых замечаний. Но Дарник молчал. Он уже заметил ту особенную разницу с прошлогодним войском, о которой недосказал гонец. Если прежде в Липов приходили те, кого не брали в другие ополчения, то теперь добрую половину составляли бывалые опытные воины, которые явились уже сложившимися ватагами и, судя по всему, вряд ли откажутся от своей обособленности. Мало смущаясь холодностью молодого князя, они задавали ему разные вопросы, вызывая на разговор. Когда дальнейшее молчание грозило перерасти в ссору, Дарник коротко произнес:
– По сигналу трубы всем построиться на лугу.
И, не оглядываясь, пошел назад.
– Хоть ты сражайся с ними, никого не хотят слушать, – посетовал обратной дорогой Меченый. – Они в поединках уже троих наших покалечили.
– А наши у них только двоих, – счел нужным уточнить Борть.
– Весь овес и хлеб уже перевели, – пожаловался поспевавший сзади Лисич.
– Я, кажется, видел на берегу Голована, позови его, – приказал князь Селезню, а Быстряну велел собрать и вооружить все отдыхающие крепостные смены и послать гонцов за воинами на дальние вежи.
На войсковом дворище Дарника встречали радостная Черна и Фемел с ромейским зодчим, желая показать князю начатые каменные работы, но Дарнику было не до них. Едва явился Голован, князь заперся с ним в советной горнице, чтобы побеседовать с глазу на глаз.
– Мне от вас нужно сто пятьдесят бойников, – заявил он сотнику арсов. – Пятьдесят будут десятскими и вожаками, сотня станет катафрактами.
– Но мы собирались в другой поход, – попробовал возразить Голован.
– Как хочешь уговаривай, но полторы сотни пусть идут со мной. И завтра сто из них должны быть здесь.
Дарник не добавил: «Иначе вся моя силища навсегда истребит ваше городище», однако Голован его понял.
Когда три отдыхающие крепостные смены в полном вооружении собрались, Рыбья Кровь велел всем переправляться на левый берег. Сильное это получилось зрелище – быстро входящие и выходящие из воды всадники в сверкающих шлемах и одинаковых плащах и громыхающие по доскам наплавного моста пешцы со щитами, пиками и сулицами. Левобережный стан мигом пришел в испуганное движение, многие даже хватались за оружие и надевали доспехи, не зная, что2 у столь рьяно переправившихся дарникцев на уме.
Маланкин сын вместе со своими дружинниками и развернутым княжеским знаменем перешел по мосту через Липу последним. По сигналу трубы крепостные полусотни и конница построились четырьмя равными прямоугольниками. Напротив них тесной толпой собралась вся левобережная вольница.
– Кто хочет в походе быть моим союзником, пусть останется на месте, кто собирается войти в мое войско, пусть отойдет в сторону, – дождавшись тишины, произнес князь.
– А твои союзники для тебя кто?.. А какая нам будет добыча?.. А кормить нас ты тоже будешь?.. – сразу же раздались дерзкие голоса.
– Своих вожаков давайте, с ними буду договариваться, – отвечал им Дарник.
Толпа ополченцев разделилась на две части. Меньшая осталась на месте, бо2льшая отошла в сторону, указанную князем. Рыбья Кровь сделал знак, и липовцы вместе с ополченцами, обогнув Островец, двинулись вверх по течению Липы, чтобы разбить там отдельный стан.
К Дарнику подошел один из вожаков «союзников», бродник по имени Сечень.
– У меня сотня гридей, – сказал он. – Мы готовы во всем слушаться тебя, князь, и служить там, где скажешь, только позволь нам быть, пока не освоимся, вместе.
Открытое умное лицо бродника внушало доверие, и то, что он догадался побыстрей отделиться от «союзников», говорило о его прозорливости.
– Покажи мне своих, – потребовал Дарник.
Сечень махнул рукой, и из толпы «союзников» дружно выступила сотня, опоясанная мечами и клевцами бродников.
– У нас с собой тридцать коней, – поторопился добавить Сечень, дабы князь не принял их за лошадиных нахлебников.
– Хорошо, – разрешил Дарник, и бродники кинулись собирать свое имущество, чтобы следовать за липовцами.
Оставив вожаков и десятских заниматься пополнением, Рыбья Кровь вернулся в войсковое дворище рядиться с вожаками «союзников». Те явились на правый берег с некоторой опаской, в доспехах, многие с телохранителями под видом выбранных ватагами ходоков. Дарник и бровью не повел, радушно пригласив всех в советную горницу, где за княжеским столом могло усесться от силы человек пятнадцать, и словно не замечал, как за ним пытаются разместиться больше тридцати приглашенных. Часть «ходоков» сами вожаки выставили за дверь.
Переговоры прошли достаточно напряженно. Согласившись при условии, что бывалые гриди должны получать добычи втрое против новичков-ополченцев, князь наотрез отказался признавать пленников и пленниц за теми, кто их захватил. Сказал:
– Так все войско во время сражения разбежится хватать себе, что получше, вместо того чтобы добить врага до конца. Пленницами я привык награждать всех сам по их храбрости и на следующий день. Этот порядок никто нарушать не будет.
Далее заговорили о тех местах, где должны располагаться те или иные ватаги в стане и во время движения походной колонны. Чтобы унять препирательства, пришлось даже прибегнуть к жребию. Долгие споры, казалось, подходили к концу, когда князь снова веско произнес:
– А теперь о главном. Как быть, если одни отряды будут сражаться больше других и понесут бо2льшие потери? Как мне наказывать тех, кто без приказа начнет битву и первым отступит? Как поступить, если понадобится строить сторожевые вежи и оставлять в них до зимы крепкие ватаги?
Вожаки молчали, не имея уже сил на дальнейшие споры.
– Подумайте об этом и завтра к полудню скажете мне свое слово, – рассудил Дарник и отпустил вожаков восвояси.
Их место заняли тиуны-сотские, желая знать, что будет с пришлыми гридями дальше. Но князя больше интересовало, все ли готово к походу и сколько ладей пришло в Малый Булгар.
